ПОД «КОЛПАКОМ»

Службы безопасности находился предвыборный штаб президента России

Тема номера

Это подтвердилось в ходе следствия по делу о достопамятной коробке из-под ксерокса, в которой летом прошлого года курьеры предвыборного штаба пытались вынести из здания правительства России полмиллиона долларов.
Скандал, разразившийся вслед за инцидентом, привел к отставке группы влиятельных лиц из окружения президента.
Однако уголовное дело по поводу отечественного «Уотергейта» признано следственными органами бесперспективным

«ОНИ ХОТЕЛИ «ЗАСВЕТИТЬ» ЧУБАЙСА...»

На вопросы «Огонька» отвечает заместитель начальника Следственного управления Генеральной прокуратуры РФ Г. ЧУГЛАЗОВ

Из сообщения радио «Эхо Москвы»:
«Вечером 19 июня, примерно в 17 часов сотрудники отдела по охране Белого дома и оперативники ФСБ задержали на проходной Дома правительства России двух активистов президентского предвыборного штаба — Аркадия Евстафьева (экс-пресс-секретаря Чубайса, замдиректора ОРТ) и организатора концертно-эстрадной акции «Голосуй — или проиграешь» Сергея Лисовского. По утверждению «силовиков», активисты пытались вынести из Белого дома значительную сумму долларов. Сами задержанные расценивают случившееся как провокацию».

— Я принял дело к расследованию 26 ноября 1996 года, — рассказывает Чуглазов. — Это случилось после скандала с публикацией в «Московском комсомольце» расшифровки записи разговора в столичном «Президент-отеле» руководителя предвыборного штаба Чубайса со своими помощниками по поводу изъятия коробки с деньгами.

— Каким образом из уголовного дела на страницы «МК» попала расшифровка записи этого разговора?
— По Москве гуляло более десятка копий разговора, произошедшего 22 июня в номере «Президент-отеля», занятом помощником президента Илюшиным. Одна из них и попала в «МК».

— Откуда взялось такое количество копий?
— Полагаю, что копирование — дело работников Службы безопасности президента, уволенных из нее вслед за Коржаковым и решивших «засветить» Чубайса, подлить масла в огонь. Не напечатал бы стенограмму «МК» — она появилась бы в другом издании.

— Когда к материалам уголовного дела была приобщена аудиокассета разговора в «Президент-отеле»? До публикации в «МК» или после?
— Кассету с записью разговора следствию выдал работник Службы безопасности президента Стрелецкий. Это случилось 24 октября 1996 года — за три недели до публикации. Но кассета Стрелецкого оказалась не только копией второго десятка, но и к тому же смонтированной и неполной.

Подлинная запись состоит из нескольких частей. Часть первая — разговор Чубайса, Илюшина и третьего лица. Вторая часть — входит советник президента Красавченко и разговаривает только с Илюшиным. Третья часть — Красавченко уходит, прерванный разговор о коробке возобновляется.

Оперативный магнитофон работал в номере Илюшина с 8 до 12 часов дня и записывал речь всех входивших в номер и выходивших из него. Редакция «МК» имела всю запись с 8 до 12. Но, не желая упоминать некоторые фамилии, она опубликовала только часть стенограммы. Каждый, словом, старался выгородить своих.

— А удалось ли следствию раздобыть ту запись разговора, с которой множились копии?
— Да, мы изъяли ее у одного из сотрудников Службы безопасности президента. Это было уже после публикации в «МК».

— Стенограмма вызвала весьма серьезные сомнения в ее подлинности. Помнится, даже в заключении Госдумы указывалось, в частности, что Сергей Красавченко вряд ли мог участвовать в разговоре. К тому же сам Красавченко утверждал: когда в «Президент-отеле» обсуждалось ЧП, он находился в другом месте.
— Подлинность записи не вызывает сомнений. Мы провели фонографическую экспертизу. Более того, Красавченко на допросе в прокуратуре показал, что утром 22 июня входил в кабинет Илюшина и разговаривал с ним.

— Не кажется ли вам странным, что Лисовский и Евстафьев, будучи активистами штаба и людьми, хорошо известными охране, вдруг ни с того ни с сего были задержаны ею?
— Разговоры в штабе, который располагался в 217-м кабинете Белого дома, прослушивались сотрудниками спецслужб. Они знали, что именно находится в коробке, и номер подъезда, из которого намечался ее вынос. И когда Евстафьев и Лисовский направились к выходу, поступила команда: «Задержать!»

— Вспоминается невольно «Уотергейт» в США. Прослушивание разговоров в предвыборном штабе было расценено как грубейшее нарушение принципов демократии. Там говорили об этом как о сенсации. Кто же в России посмел дать разрешение на прослушивание телефонных разговоров ельцинского штаба? Какой суд отважился на это?
— Вы неверно меня поняли. Не о телефонах речь, а прослушивались и записывались лишь разговоры в помещении. В стол был вмонтирован «жучок», с него то, о чем секретничали активисты выборной кампании, поступало в кабинет, расположенный этажом выше, где сидели «слухачи» из отдела по борьбе с коррупцией в высших должностных кругах (этот отдел является подразделением Службы безопасности президента, во главе которой тогда стоял А. Коржаков). Если на прослушивание телефонов необходимо разрешение суда, то установить «жучок» в служебном помещении в соответствии с российским законодательством спецслужбы могут самостоятельно.

— Складывается впечатление, что идет тотальное прослушивание всех и вся. Еще можно поверить в то, что Лисовский и Евстафьев попали в поле зрения служб как люди, на которых имелась «соответствующая» информация. Но как понять, что гостиничный номер в «Президент-отеле» одного из самых доверенных лиц Ельцина, его первого помощника Илюшина, тоже прослушивается спецслужбами?
— Прослушивался не Илюшин, а лицо, которое попало в поле зрения спецслужб. Сотрудники СБП знали, что Чубайс утром будет у Илюшина, и установили в его кабинете прослушивающее устройство.

— И все же прослушивался кабинет Илюшина, а не Чубайса. Что это, как не нарушение прав человека? Илюшин вполне может расценить разговор о коробке, затеянный его посетителями «под запись», как провокацию. А взять того же Красавченко. Вы знаете, чем для него все это обернулось: вызовом на допрос в прокуратуру, шельмованием в прессе. Не кажется ли вам, что такой порядок вещей, при котором спецслужбы самостоятельно могут устанавливать подслушивающие устройства, открывает простор для злоупотреблений?
— Действительно, новый закон об оперативной и розыскной деятельности (ОРД) без должной правовой регламентации расширил полномочия спецслужб, что создало предпосылки для злоупотреблений. Слухачи из спецслужб устанавливают «жучки», подчас руководствуясь вообще непонятно чем. Иногда дело доходит до скандалов. В прошлом году, например, подслушивающие устройства были обнаружены даже в кабинете заместителя Генерального прокурора России Катышева. По этому факту Генпрокуратура возбудила уголовное дело. Но выяснить, кто установил «жучок» в кабинете Катышева, пока не удалось. И милиция и ФСБ заявили, что они тут ни при чем.

Оперативно-розыскная деятельность должна находиться в поле прокурорского надзора. Прокурор должен подтверждать обоснованность намечаемых предприятий по слуховому контролю. Без этого оперативно-розыскная деятельность может утонуть в болоте субъективизма.

Дело о коробке — лишнее тому свидетельство. Буква закона об ОРД спецслужбами соблюдалась. А дух? Вопреки целям закона спецслужбы проводили слуховой контроль не для последующего привлечения к уголовной ответственности лиц, которых держали под «колпаком», а для того, чтобы собрать компромат на неугодных членов Совета предвыборной кампании и предоставить его руководству страны. Отсюда и качество проведенных оперативно-розыскных мероприятий: что пригодно для предвыборных «разборок» и борьбы за власть, с трудом может быть использовано следствием в качестве доказательств.

— Не оказывалось ли на вас в ходе следствия давление?
— Может быть, на мое начальство оно и оказывалось, но на себе я его не ощущал. Да на меня и бесполезно давить — об этом хорошо знает и нынешнее и прежнее руководство Генпрокуратуры по делам, которые я вел раньше.

— И все же дело о долларах из коробки не дошло до суда, хотя, казалось бы, все ясно — люди попались с валютой, происхождение которой объяснить не смогли. Разве за одно это нельзя человека отправить в тюрьму?
— До недавнего времени можно было и за стодолларовую валютную сделку очень серьезно пострадать. В Уголовном кодексе даже была статья под названием «Незаконные сделки с валютными ценностями», которая предусматривала наказание до 5 лет лишения свободы за незаконное хранение, перевозку, пересылку валюты. Но 24 мая 1996 года был принят новый УК (он вступил в силу 1 января этого года), из которого статья о незаконных сделках с валютой исключена. Теперь все, кто был осужден по статье старого Уголовного кодекса, должны быть освобождены из мест заключения, а дела, возбужденные по ней, прекращены. Так что все претензии надо адресовать не нам, прокурорам, а депутатам Госдумы и Совета Федерации, которые приняли такой либеральный УК.

— Информационные агентства передали, что в только что вышедшей своей книге Коржаков утверждает, что доллары в коробке были фальшивыми.
— Пусть это он своей бабушке рассказывает, доллары были настоящими.

— Удалось ли вам выяснить происхождение денег из коробки?
— К сожалению, не все в силах следователей. Все открещиваются и отмахиваются от этих денег. У руководителей предвыборного штаба была возможность «замять» инцидент, представить, пусть с опозданием, документ на право выноса средств. Могли сказать, что забыли своевременно оформить бумаги. Извините, мол, закрутились. Но они не сделали этого. Те же, кто выносил коробку, воспользовавшись правом, предоставленным им Конституцией, отказались свидетельствовать против себя.

Погрешности же в работе сотрудников Службы безопасности вообще превратили дело о коробке в бесперспективное. Они, как я уже говорил, действовали наспех, во имя сиюминутных интересов. Для них, повторяю, было главным: задержать курьеров, доложить выше. А дальнейшая судьба уголовного дела их мало интересовала. По сути, они нас оставили один на один со случившимся.

— Но, по-моему, происхождение денег является секретом Полишинеля. Молва утверждает, они являлись частью «черного нала», который использовался для покрытия расходов, превышающих сумму, официально выделенную на предвыборную кампанию. Оппозиция очень рассчитывала, что вы докажете это, чтобы затем, используя ваши доказательства, подвергнуть сомнению итоги выборов.
— Молву к делу не подошьешь. Я не фальсификатор. Что есть, то есть, а чего нет, того нет. Меня не интересует, кто на что рассчитывал. Я занимался расследованием конкретного уголовного дела, а не реализацией чьих-либо политических заказов.

Расчеты же тех, кто надеялся подвергнуть сомнению итоги президентских выборов по материалам этого уголовного дела, построены на песке правовой невежественности. Если бы я даже смог доказать, что в предвыборном штабе президента существовала «черная касса», то все равно бы это не привело ни к каким результатам. Согласно российскому законодательству превышение средств на предвыборную кампанию не является основанием для отмены итогов голосования и тем более для возбуждения уголовного преследования.

— Какие взаимоотношения сложились у следствия с теми, кого задержали с деньгами?
— Скажу откровенно, что не совсем нормальные. Евстафьев и Лисовский, к примеру, отказались предоставить для экспертизы свои голоса. Тем не менее следствие неопровержимо доказало, что это они вели разговор в 217-м кабинете Дома правительства.

— Много переполоха наделала ваша операция по изъятию финансовых документов фонда «Гражданское общество», у руля которого сейчас вместо Чубайса стоит Евстафьев. Это было расценено как давление на подследственных и как демонстрация ваших стремлений засадить их, если не за вынос коробки, то за что-нибудь другое.
— Я действовал в соответствии с законодательством, которое предписывает мне исследовать все, что вызывает подозрение.

Следствию стало известно, что на счет Евстафьева в одном из столичных банков поступают значительные средства. Они могли иметь прямое отношение к инциденту 19 июня. Однако это оказалось не так. Фонд «Гражданское общество» в марте 1996 года получил в «Столичном банке сбережений» беспроцентный 14-миллиардный кредит на цели, связанные с «развитием институтов гражданского общества России». Используя эти средства, руководители фонда через учрежденные Евстафьевым фирмы стали участвовать в операциях на рынке ГКО, получая от этих сделок баснословную прибыль на свои личные счета.

Я потратил на изучение этих операций около двух месяцев. Материалы, собранные мной, составили четыре тома, и все напрасно: уголовное наказание за подобного рода действия не предусмотрено. Рыночная экономика! Кто смел, тот и съел. Осталось лишь только развести руками.

Да, я потратил время впустую, но никто меня не может упрекнуть, что я вел следствие с целью «спустить дело на тормозах». Все, что хоть как-то могло пролить свет на случившееся, тщательно и детально изучено.

Генри РЕЗНИК, адвокат:

«ПРОКУРАТУРУ ВТЯНУЛИ В ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗБОРКИ»

Отдаю должное честности и откровенности следователя, который признал «дело о коробке» бесперспективным. Этого следовало ожидать. Бесперспективность того, чем занималось следствие, была ясна юристам с самого начала

Прокуратура вела лишенное уголовного смысла следствие не только потому, что законодатели совершили явный «ляп», приняв новый УК в мае 1996 года, а время вступления его в силу установив лишь через полгода — с 1 января 97-го. Могущественная оппозиция держала под своим жестким контролем инцидент с выносом коробки. Она дышала прокуратуре в затылок. И следствие мучилось с бесперспективным делом, чтобы сказать силам, противостоящим президенту: старались, мол, бились, но ничего не вышло.

Исключительно в целях перестраховки, опасаясь кампании шельмования, следствие после 1 января 1997 года «дело о коробке» стало расследовать не как нарушение валютных сделок, а как мифическое мошенничество.

Если инцидент не представляет интереса с точки зрения криминала, там нечего делать уголовному расследованию. Это давно надо понять всем, в том числе и той категории населения, которую мы причисляем к обывателям. Ведь сам следователь признает, что если бы он даже доказал, что в предвыборном штабе президента существовала «черная касса», то это бы не привело ни к каким результатам: согласно законодательству превышение средств на предвыборную кампанию не является основанием для возбуждения уголовного преследования.

«Делом о коробке», во многом инспирированным спецслужбами, скорее всего могла заниматься какая-нибудь парламентская комиссия, а не прокуратура. Остается лишь посочувствовать прокурорам, втянутым в политические «разборки», и отметить, что они выдержали тест на профессионализм, признав, пусть с опозданием, что «попусту потратили время» на «бесперспективное» дело.