Культура
В небольшом столичном выставочном зале «Ковчег» прошла выставка, которая называлась «Нерассказанный мир». Имен художников в пригласительном билете нет — они никому ничего не говорят, более того, под многими картинами вместо подписи стоит «неизвестный художник». Такое искусство называют наивным или примитивным.
Пришел в Москву в адрес заочного Народного университета искусств однажды конверт из Орска от Степанова. Несколько картинок — все в размер примерно листа из школьной тетради для рисования. Кое-что сделано карандашом, кое-что пером, кое-что цветной тушью. В письме, сопровождавшем посылку, языком обыденным, среди перечисления прочих событий и без выражения каких-либо эмоций, сообщался один факт из жизни семьи Степановых. Зять Степанова, Геннадий Твердохлеб, тракторист, спал на траве под стожком соломы. А другой тракторист, того не видя, на него наехал и отрезал ему трактором голову.
А потом шли неизменные поклоны семье консультанта и обещания слать рисунки и в дальнейшем исправно.
Такое вот письмо.
Каковы же рисунки, присланные в том же конверте?
Начнем со степановской надписи на обороте: «12-я работа. Так лежит мой зять в гробу без головы». И подпись: «Степанов С.Г. «Фото не получилось, а у меня получилось». И снова — подпись.
Есть и второй рисунок. Подпись на обороте: «12-я работа. Так лежит мой зять в гробу. Степанов С.Г.».
Его смотреть полегче. Потому что, хотя разлинованный на доски пол и рыжие табуретки, и свинцово-серый гроб те же, но покойник целиком закрыт белой простыней, на ней намечены зеленые веточки-листочки (не так, как обычно Степанов рисует листья, а чуть-чуть); но страшно, откровенно торчат, даже и выходя за пределы гроба, покойницкие темные тапочки.
... Прошло несколько лет после того несчастья в семье Степановых. Семейная жизнь дочери устроилась хорошо, слава богу. И вот как-то приехали супруги Степановы в Москву, по выставочным делам Сергея Георгиевича. Мы предложили: хотите, пойдем вместе в Третьяковку? Пошли. Когда уже оказались в залах, немногословный Степанов заявил категорично: «Я хочу посмотреть тут одну только картину». — «Какую же?», — спрашиваем. «А Репина. Как Иван Грозный убивает своего сына». Пока шли по залам и этажам, Степанов почти и по сторонам не глядел. У многих серьезных наивных живописцев нас не раз удивляло отсутствие любопытства, любознательности — закрытость по отношению к новым живописным впечатлениям. Пришли к Репину. Молча сели, все вчетвером — Степановы и два москвича — перед картиной. Сергей Георгиевич долго смотрел, не говоря ни слова, ни о чем, конечно, не спрашивая. А потом повернулся к нам лицом и — усмехнулся молча. Такая странная была усмешка, тяжелая, трудная. Но — усмешка. «Почему же вы смеетесь?» — кто-то из нас спросил у него, не успев скрыть изумления. Он все также молча на нас смотрел, а потом, понурив голову, — задумался. И тогда быстро заговорила жена, очень скромная, очень молчаливая до сих пор женщина. Совсем простая, но однако знающая каждую картину мужа во всех мало-мальских деталях. «Что вы, что вы! Вы думаете как? Ведь та картина, где гибель зятя, у нас в комнате висит всегда! А приходят соседки, посмотрят и заплачут. Так плачут!»
(Из книги Татьяны Семеновой «О народной наивной картине».)
Рассказывает Сергей САФОНОВ,
один из кураторов выставки:
С 60-х годов существует в Москве так называемый ЗНУИ (заочный Народный университет искусств). Это была уникальная организация, с которой сотрудничали очень неплохие художники. Переписка этих мастеров с даровитыми людьми, присылавшими свои работы в бандеролях из разных затерянных уголков страны, была уникальным диалогом, длившимся долгие годы.
Возникали из этого диалога удивительные сочетания двух жизненных систем — какого-нибудь сельского самородка, который за всю жизнь мог даже художественного музея ни разу не увидеть, с одной стороны. И с другой — тонких, незаурядных мастеров, долгие годы преподававших в ЗНУИ. Все это вместе и произвело на свет ту совершенно особую школу «советского примитива», о которой так мало у нас знают.
Статус этих работ становится понятен только сейчас. Только сейчас искусствоведы начинают к ним присматриваться, оценивать. в те годы даже работы профессиональных художников не представляли в глазах обывателей и советских бюрократов никакой материальной ценности. Что уж говорить о работах «примитивистов»! Они долгое время просто валялись в подвалах или в квартирах, пылились, выбрасывались, сжигались... Работы приходили в этих помятых бандеролях, и после того, как их оценивали и рецензировали, горы этих работ бесхозно скапливались. Некоторые участвовали в выставках и конкурсах, остальные просто пропадали. Люди, которые понимали, что эти картонки, эти бумажки, эти холсты на самодельных подрамниках обладают не только духовной, но и материальной ценностью — они старались эти работы спасти. Буквально вытащить из помойки. Внимательно просматривали мусорные контейнеры, стоявшие во дворе этого самого ЗНУИ. Ряд уникальных работ таким образом попал в частные коллекции, а оттуда — уже на нашу выставку. Кстати, представители заочного университета посетили экспозицию в «Ковчеге» и были в достаточной степени потрясены тем, что столько замечательных работ осталось вне университетского фонда.
... Целый зал на выставке был отведен работам Сергея Степанова, плотника из Орска, инвалида войны, родившегося в 1923 году, который в 70-е годы почувствовал неодолимое стремление рисовать. О значении его творчества говорит тот факт, что изданная в Лондоне в 80-е годы энциклопедия наивного искусства, включающая около 800 работ и представляющая 48 стран, включает в себя и работы Степанова (среди еще нескольких десятков наших художников).
Искусство, представленное на выставке «Нерассказанный мир» — искусство диссонансов. Его даже нельзя назвать искусством в обычном смысле этого слова. Содержательный объем этих картин больше.
... И пока мы не решили вопрос о том, имеют ли эти картины некую материальную ценность, художественную значимость, или они только страница нашей истории — этот вопрос более бойко решается на уровне частных коллекционеров, в частности, европейских. Уже сейчас большое количество работ «наивных художников» этого времени ушло из нашей страны, осело в частных коллекциях и процесс набирает темпы. И пока не существует даже Музея современного искусства, не говоря уж о Музее наивного искусства — это будет продолжаться. Мне кажется, важно вернуться к показам этих «народных» работ: почему-то в нашем представлении «народное искусство» — это что-то глубоко советское и несовременное.
Картины, использованные в этом материале:
П.Леонов. «Свиноферма».
Неизвестный художник. «Новоселье».
Агупов. «Разговор бухгалтера с директором».
С.Степанов. «Женщины на Урале».
Неизвестный художник. «Зимняя фантазия».