КАКАЯ СТРАНА, ТАКАЯ И ЕЛКА

КАКАЯ СТРАНА, ТАКАЯ И ЁЛКА

Тема номера

Есть на земле власть повыше остальных. Это власть традиций. В истории СССР, содержащей множество поучительных уроков, есть и урок соперничества власти традиций и государства.

После Октябрьской революции в стране победившего пролетариата началось наступление на религиозные и буржуазные пережитки. Не пощадили и рождественскую елку ? прямо-таки средоточие «невежества». Народу с классовых позиций разъясняли наносимый ею общественный вред. Но... традиция не сдавалась. И тогда власть применила хитроумный маневр: превратила новогодние торжества в государственное мероприятие. На место рождественских мифов стали внедряться социалистические сказки. Новогодний агитпроп от Москвы до самых до окраин воспевал сказочные достижения Страны Советов. А тон задавали на представлениях у Главной елки страны, где из года в год Дед Мороз являл неразумной детворе фрагменты краткого курса истории КПСС.

Однако в 1964 году случилось нечто необычное...

СУЕТА ВОКРУГ ПИРАТОВ

Новогоднее воспоминание о приключениях новогоднего сценария

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И РАССКАЗЧИКИ:

Александр Курляндский (А.К.), Эдуард Успенский (Э.У.) — сценаристы;
Борис Левинсон (Б.Л.) — режиссер-постановщик;
Маргарита Файбушевич (М.Ф.) — художественный руководитель творческой мастерской по работе с детьми Москонцерта.

ТЕНИ ПРОШЛОГО:

дамы в буклях,
комендант Кремля,
Леонид Ильич и другие.

Осенний призыв

А.К. На мою детскую долю пришлись Елки послевоенные, бедные. Помню, как отец вырезал звезду для новогодней елки из консервной банки и порезался. Важным был сам факт праздника. Отец инсценировал приход Деда Мороза, который приносил мешок с подарками. «Только что был здесь и ушел, — говорил он, — жаль, что ты его не застал». Я верил и расстраивался. Потом я вырос и сам стал придумывать Дедов Морозов.

Но сначала, как и мои будущие соавторы, я учился на инженера. Пройдя школу КВН, мы стали писать для эстрады. Новый год для нас с Аркадием Хайтом обычно начинался осенью: мы сочиняли праздничные программы для эстрады. Вот и в 1964 году, выполняя один такой заказ, работали в Смоленске. Вдруг прикатывает к нам Эдик Успенский, возбужденный такой, и говорит: «Срочно надо писать Кремлевскую елку». Хрущевская форточка еще не успела захлопнуться, мы были молодые, рьяные и решили совершить елочный переворот: никакой революционно-елочной идеологии!

Э.У. В Москонцерте нас уже считали надежными авторами. Поэтому, когда ВЦСПС, сотрудничавший с Москонцертом, озаботился подготовкой очередной Кремлевской елки, нам предложили сделать сценарий. Однако, учитывая нашу молодость, никакого договора с нами не заключили — слишком много чести для мальчишек. Как ни странно, именно это обстоятельство предоставило нам свободу творческого маневра. Срок сдачи назначили в октябре. Начиная с сентября нам стали звонить «ответственные лица» из ЦК профсоюзов, ЦК ВЛКСМ, ЦК партии, из комендатуры Кремля: покажите сценарий. Его у нас не было. Снова звонили. Например, секретарша из ВЦСПС: «С вами хочет встретиться товарищ Парамонов». — «Зачем?» — «Он хочет прочитать сценарий». — «Срок сдачи 1 октября». — «Покажите, что уже есть». — «Не хотим». — «Вы что, не хотите встретиться с товарищем Парамоновым?!» — «Нет». — «Так ему и передать?» — «Так ему и передать».

А.К. До этого в представлениях обязательно должны были принимать участие крейсер «Аврора», революционные матросы, космонавты и другие культовые персонажи. У нас действовали Змеи Горынычи, пираты, роботы... А главным героем был мальчик, которому не нравилось наше время: нет в нем никаких приключений. И мы отправляли его в путешествие по временам и сказкам. С таким вот сценарием мы и пришли в ВЦСПС. Там был художественный совет — пожилые дамы в буклях...

Полоса препятствий

Э.У. На первое чтение в Колонном зале Дома Союзов — вотчине профсоюзов — набежало человек 15 начальников. Когда прослушали текст, все пришли в ужас. В нашем действии одному ребенку было скучно и Дед Мороз его развлекал. Нам заявили: «Советским детям не может быть скучно». — «Нет, им может быть скучно». — «Но почему?» — «Потому что у них все есть: и бесплатное образование, и школы, и дворцы пионеров, и Артек. А они этого не ценят». По-другому спорить с этой публикой было невозможно. Они говорили, что мы недопонимаем всей ответственности дела. На одной из читок мне, автору, как провинившемуся школьнику, даже предложили выйти из зала — за «несерьезное» поведение.

Нам накидали штук пятьдесят замечаний. Потом еще. И это длилось до бесконечности. Нам говорили: «Вы думаете, что вы пошутите и это все сойдет? Вы отдаете себе отчет, где вы собираетесь шутить? В Георгиевском зале! Рядом Верховный Совет. В зал может войти Брежнев или кто-нибудь из ЦК. А там — пираты...» При этом у профсоюзных начальников явственно волосы становились дыбом.

В очередной раз они стали нас учить: «Зачем вы пишете ерунду? Вот перед этим у нас была тематическая Елка, посвященная большой химии, а еще раньше — Елка о кукурузе». Аркадий Хайт возмутился: «Раз так, мы забираем сценарий». — «Да как вы смеете? У вас же договор!» — «У нас как раз нет никакого договора».

Б.Л. Нас без конца спрашивали: «Где полезные пионерские дела, тимуровцы, борьба за урожай?» Мы же старались доказать свое, апеллируя к аргументам, как нам казалось, доступным им: Георгиевский зал Кремля — великолепная декорация именно для сказки!

Все мыслимые сроки уже прошли — и сценарий каким-то чудом утвердили! Хотя это было еще не все...

Э.У. Потом была читка в Кремле для его коменданта Веденина. В самом начале зазвонил телефон и его куда-то позвали. Он извинился, что уходит, но сказал: «Я сценарий не знаю, но я сделаю свои замечания». Замечание оказалось следующим: надо, чтобы елка зажигалась залпом «Авроры».

Б.Л. Когда комендант Кремля заявил: «Мы дадим салют из пушек — и залп «Авроры» запалит огни на елке», ему возразили: «А вы не боитесь, что дети перепугаются?» Комендант ничего не боялся и во время репетиций ходил по залу как хозяин. Хотя... Как-то раз подскакивает, хватает меня за руку, да так больно: «На нас смотрят». Там, вдали, стоял Леонид Ильич. «Ну и что? Я репетирую». — «Репетируйте, репетируйте». Из грозного генерала он вмиг превратился в простого прапорщика.

Завтра Елка — и вдруг очередные приемщики из ЦК: «Все сойдет, но фонограмму надо сменить». Причина та же, по которой терзали сценарий — перебор шуток в ущерб идейному содержанию. Делали месяц — сменить в один день! Я говорю: «Завтра Елка не состоится». Мой помощник толкает меня: «Не спорь, не спорь». Всю ночь с двумя магнитофонами мы переделывали фонограмму: вырезали особенно раздражавшие начальство места, но, на свой страх и риск, никакой идеологии добавлять не стали.

Здравствуй, Елка!

Б.Л. Георгиевский зал вновь открыли для Елки. Это было замечательно! Но мы стали и свидетелями картин, которые омрачали дело. Представляете, в ампирный зал с инкрустированным дорогостоящим паркетом и бесценными хрустальными люстрами втаскивают многотонное дерево! Подвески звенят, пол страдает... Чтобы укрепить новогоднее дерево, стали вбивать в паркет огромные гвозди. Это было варварство.

М.Ф. Тем не менее паркет берегли другим образом: детей на представлениях предупреждали, чтобы в хороводах они ходили не в ногу. А получалось (может, именно из-за предупреждения!) как раз наоборот — они каждый раз ходили только в ногу.

Б.Л. У меня генеральная репетиция, 120 детей собрались. Прихожу в зал и вижу — наряжают елку. «А вы, — говорят, — успеете». Пришлось переносить репетицию на ночь.

М.Ф. Эта Елка запомнилась на всю жизнь, хотя условия оказались очень сложными. Затрудняло постановку то, что балет располагался посередине зала. Зато дорого стоило непосредственное общение героев представления с детьми.

Б.Л. Сценарий оказался как будто специально написанным для Миши Кислярова. Это был мальчик лет шести-семи. Он танцевал, чудно пел, дирижировал оркестром. Я сам по три раза в день ходил на представление, даже когда все уже было сделано, — не мог оторваться от Миши. Как жалко, что тогда еще не было видео. У Миши все спрашивали, кем он хочет быть, наверное, актером? «Нет, режиссером», — отвечал он. Так и случилось — он стал режиссером, балетмейстером. На этой Елке у нас впервые применялись радиомикрофоны. С ним обращаются так: сказал свой текст — выключи. Наш Дед Мороз, актер Хвыля, забыл как-то это сделать и где-то за кулисами стал очень откровенно жаловаться на что-то басом, да еще с матерком. Бросились его искать, а он затерялся во Дворце, еле его нашли. Он считался неким государственным Дедом Морозом, но был уже стар, попивал, иногда путал текст. Раз, помню, шла речь о революции, он и говорит про нее: «Эти страшные, ужасные годы». Да так выразительно, зловеще! К счастью, из власть имущих его никто не услышал.

А.К. Я сам раньше никогда не был в Георгиевском зале. Мне дали билеты, штук 10 — 15, я раздавал их, как Дед Мороз, детям своих лучших знакомых. Теперь они уже взрослые, а Елку эту помнят и говорят, что тот пригласительный билет стал для них самым дорогим подарком.

Вместо эпилога, или Два года спустя

«Представление «Дорогой отважных» идет в огромном зале ЦСКА.

В этой героической сказке перед ребятами проходят 49 лет жизни страны: от взятия Зимнего до наших дней. И нет предела восторгу маленьких зрителей, когда в финале священные огни истории приносят к ним на Елку Матрос с крейсера «Аврора», Рабочий Магнитки, Космонавт...»

«Огонек», № 2, 1967 г.

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ ДЕДОМ МОРОЗОМ

Многим нашим артистам приходилось на время новогодних праздников превращаться в Дедов Морозов. Во Дворце съездов в течение многих лет им был актер Малого театра Р. Филиппов, а в Доме Союзов — заслуженный артист РСФСР Н. Рубан. И того и другого организаторы представлений считали самым лучшим Дедом Морозом. Но для детворы любой Дед Мороз — волшебник.

Дмитрий НАЗАРОВ, артист Театра Российской Армии (Дед Мороз со стажем. Был преемником Романа Сергеевича Филиппова на Кремлевской елке, работал в Колонном зале Дома Союзов, на новогодних представлениях во Дворце ЦСКА и на Васильевском спуске):

— Трудно ли быть Дедом Морозом? Да нет. Вот только... у меня рост под два метра, и не всегда удавалось подобрать штаны по моему размеру. И шубу. И валенки. Зато, когда оденешься и выйдешь на люди, как приятно услышать: «Какой красивый Дед Мороз!» Ну, расчувствуешься и погладишь, пользуясь «служебным положением», какую-нибудь хорошенькую мамочку по головке...

Самым трудным было дойти до елки. Дети обступали нас со Снегурочкой плотным кольцом, старались потрогать, чтобы проверить, из чего мы сделаны, так что двигаться было просто невозможно. Приходилось расчищать дорогу посохом.

И еще страшно тяжело было «морозить» с родной дочерью. У меня две взрослые дочери-красавицы, и однажды я взял старшую «снегурить». Она вьется вокруг, подтрунивает, подначивает, щебечет, а ты должен фасон держать, авторитет отцовский поддерживать.

Юрий ФЕДОРОВ, известный исполнитель русских романсов:

— Дед Мороз и русский романс — все-таки очень далекие друг от друга вещи. Но однажды мне предложили стать Дедом Морозом на благотворительных Елках в Колонном зале Дома Союзов. И тут я лишний раз убедился, что многие «елочные» сценаристы ошибочно полагают, что дети все «скушают», им нужно что-то попроще и поглупее. На самом деле дети — народ отзывчивый, они прекрасно понимают импровизацию, юмор и настоящую актерскую игру.

ЛЕТОИСЧИСЛЕНИЕ ОТ ДЕДА МОРОЗА

Хроника новогодних торжеств от петровских времен

Праздновать Новый год на европейский манер Россия стала по воле Петра I. 19 декабря 1699 (тогда еще 7208-го) года царским указом отсчет лет велено было вести не от сотворения мира, как прежде, а от Рождества Христова, а новый год считать не с 1 сентября, а с 1 января. Днем позже был обнародован еще один государственный акт — «О праздновании Нового года».

1700 год

В полночь колокол Ивана Великого возвестил всей Москве о начале всенощного бдения в Успенском соборе. Стефан, митрополит Рязанский, поздравил царя и присутствующих в храме с наступлением Нового года. К началу литургии в Кремль с распущенными знаменами, под барабанный бой и маршевую музыку были введены полки. Конец службы сопровождался пушечными залпами и колокольным звоном. Затем Петр объехал главные улицы первопрестольной и, приветствуя ликующий народ, возвратился во дворец, куда съезжались на бал гости. Убранство города было пышным: дома и ворота украшены сосновыми и можжевеловыми ветвями, вспыхивали фейерверки, взлетали и разрывались в воздухе праздничные петарды, на площадях жгли смоляные бочки, пели песни и плясали у костров...

В первой половине XIX века из Германии к нам пришел обычай украшать елку. Встреча Нового года становится более сказочной и уютной. Это был светлый, веселый домашний праздник в кругу родных и близких. Казалось, так будет всегда. Однако...

После 1917-го

Россия перешла с юлианского на григорианский календарь, принятый в большинстве западных стран. Разница между старым и новым стилями «переместила» новогодний праздник на разгар православного рождественского поста. Это было на руку большевистским богоборцам.

Вскоре одним из лозунгов становления социалистической культуры стал клич партии: «Все на борьбу с религиозным дурманом!» Новогодний праздник попадает под молот антирождественской агитации. Вот одна из стихотворных агиток тех лет:

«Скоро будет рождество —
Гадкий праздник буржуазный,
Связан испокон веков
С ним обычай безобразный:
В лес придет капиталист,
Косный, верный предрассудку,
Елку срубит топором,
Отпустивши злую шутку».

1928 год

Война против праздничной елки продолжается. Поводом для очередной вспышки негодования послужило размещенное в «Правде» объявление Универпочты о рассылке наборов елочных украшений. В редакции рабоче-крестьянских газет посыпались письма возмущенных читателей: «Меня, как безбожника, ведущего антирелигиозную пропаганду среди учащихся и рабочих, удивляет, почему газета «Правда» в своих объявлениях на весь СССР публикует, что Универпочта предлагает ЕЛОЧНЫЕ УКРАШЕНИЯ... Предлагаю Универпочте поставить на вид за то, что она способствует старому быту, рассылая всякую мишуру и разную дребедень для украшения елок».

1935 год

В середине 30-х годов идеологи сменили тактику и стали трактовать елку как атрибут не рождественского, а новогоднего праздника. Звездным часом зеленой гостьи стал 1935 год, когда, впервые за время большевистского правления, по инициативе члена Президиума ЦИК СССР П. Постышева в Харькове был организован детский новогодний утренник. Спустя 11 месяцев секретариат ВЦСПС вынес решение: «Поскольку празднование Нового года стало и есть всенародный праздник и празднуется трудящимися, этот праздник нужно узаконить».

1937 год

Новый год отмечается широко и помпезно. В Москве в ЦПКиО имени Горького и на Манежной площади установлены две самые большие елки. Первого января в Доме Союзов состоялся бал-карнавал отличников учебы. С этого времени берет начало традиция специально оформлять детские новогодние праздники в помещении бывшего Дворянского собрания.

1938 год

Идея подразделения елок на главные и не главные вождю не понравилась. Когда в октябре 1937 года Каганович спросил у Сталина: «Где будем ставить главную елку?», тот ответил: «У нас все елки главные». Эти слова были поняты буквально и расценены как приказ. Из числа парашютистов агитэскадрилий в срочном порядке стали формироваться отряды Дедов Морозов, чтобы забросить новогодние подарки в самые недоступные уголки страны. Данная акция, по мнению ее организаторов, наглядно пропагандировала возможности советской авиации и парашютистов-десантников. В прочие населенные пункты в канун 1938 года выехали агитпоезда, агитавтомобили и аэросани, вылетели гражданские самолеты, отправились лыжники и даже спецкурьеры на оленьих упряжках.

Но Елка в Доме Союзов была вне конкуренции. Чудеса ожидали с первого шага. На верхней площадке лестницы, оформленной в виде сказочной горы, стоял краснозвездный самолет. Тогда весь народ следил за покорением Арктики, а имена летчиков-полярников были известны каждому советскому ребенку. Зал Арктики, специально оборудованный в Доме Союзов на время елочных представлений, был постоянно переполнен. Самым привлекательным экспонатом оказалась огромная модель строящегося ледокола. Впрочем, дети не скучали и в других залах: в одном они разглядывали диковинных зверей, привезенных из зоопарка, в другом встречались с героями народных сказок и популярных советских детских книг, в третьем их ожидали аттракционы на любой вкус. Но центром праздника была красавица-елка, на которой сверкали в лучах прожекторов десять тысяч елочных украшений с рабоче-крестьянской и коммунистической символикой.

1945 год

Радостным и ярким по тем временам выдался новогодний праздник в 1945 году. В центре Колонного зала высилась 26-метровая елка. Роль Деда Мороза исполнял популярный в то время артист Мосэстрады С. Преображенский. Он многие годы бессменно играл эту роль. На главной лестнице юных гостей встречали ряженые, игравшие на музыкальных инструментах. Особенно нравился ребятам заячий оркестр. «Зайцы» вместо труб играли на морковках. В фойе работали аттракционы: качели, «чертово колесо», карусель. Перед «волшебной комнатой» играл кукольный джаз под руководством дирижера Гуталина Гуталиновича...

1947 год

23 декабря 1947 года указом Президиума Верховного Совета СССР 1 января объявлен «праздником и нерабочим днем». По существу, с этого времени словосочетание «Главная елка страны» обрело официальный статус.

1953 год

Сценарии для детских новогодних представлений в Доме Союзов писали лауреаты Сталинских премий Лев Кассиль и Сергей Михалков. Разумеется, ни один спектакль не обходился без славословий в адрес «великого вождя». Так, в финале интермедии встречи 1953 года раздвигались кулисы и перед детьми открывался портрет отца народов во всю сцену, а Дед Мороз со Снегурочкой распевали:

«В дружный круг у елки встанем
И споем со всей страной:
«Славься, наш великий Сталин!
Славься, Сталин наш родной!»

1954 год

После смерти Сталина новогодние елки получили «право на вход» в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца. Впервые Кремль открылся перед счастливчиками, получившими новогодние приглашения. Одним из них был 14-летний отличник Марк Орловский, отец которого пал смертью храбрых на фронте. Вспоминая то время, Марк Михайлович говорит, что ходил по сказочному дворцу, ошалев от счастья. Он, коренной москвич, выросший в коммуналке, и представить себе не мог, что в его городе есть такие роскошные залы. Сама возможность войти в запретную сталинскую цитадель казалась невероятной. Ни новогоднее представление, ни шикарный подарок не могли столь ошеломить мальчика, как сама возможность свободно гулять по Кремлю...

После «оттепели»

Отступление от жестких регламентов, отразившееся, в частности, в кинокартине Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», быстро уступает место вновь реанимированным догматам. Встреча Нового года опять не обходится без идеологической риторики и социально-классовых атрибутов. С появлением Кремлевского Дворца съездов главный детский праздник постепенно перемещается туда. Хотя на право называться «Главной елкой страны» еще долгое время претендовало мероприятие в Доме Союзов.

1972 год

К началу 70-х годов многие москвичи уже вовсе не рвались на «Главные елки», предпочитая детские представления в Лужниках. В ту пору там было намного интересней. Хотя подарки на «Главных елках» по-прежнему оставались вне конкуренции. А сами представления год от года становятся все менее привлекательными. Зоркое партийное око замораживало все попытки авторов разнообразить праздничные представления.

Вот как запомнилась Кремлевская елка тех лет москвичке Екатерине Сафоновой:

«Это был очень странный праздник. На нем не разрешалось ни бегать, ни шуметь. Строгие женщины (их было очень много, и все в одинаковых мрачноватых костюмах цвета сырой глины) строили нас в пары: «Ребятки, ребятки, идем ровненько, друг друга не перегоняем, не отстаем!» Потом под их руководством мы чинно водили хоровод, кажется, по просьбе Деда Мороза спели вечную песню про елочку, и — «парами, парами!» — отправились получать подарки».

Организаторов представлений устраивала огромная пропускная способность Дворца съездов, но дети в этом гигантском помещении зачастую терялись. И тогда нашли выход.

1983 год

Рассказывает Екатерина Слюсарь: «Незабываемое впечатление — окончание Елки. Масса детей, одетых в отечественные шубки, пальтишки, все в капюшонах, подвязанных шарфиками из «Детского мира», высыпает на улицу и там под руководством массовиков-затейников стройной процессией начинает шествие по кругу до тех пор, пока родители, встречающие своих чад, не найдут их в общем потоке и не отвезут домой.

Медленно, стараясь не встречаться взглядом со стоящими в стороне чужими мамами, я шагала в строю (стоять было нельзя, уходить — тоже), чувствуя себя лошадкой в карусели и краснея неизвестно отчего, пока наконец моя мама не вычислила меня по ею связанной шапочке и не выхватила за плечо из круга, по которому продолжали брести еще «не найденные» дети».

Наши дни

Наконец-то Новый год полностью освободился от «идеологических нагрузок». Напоминанием о былых государственных традициях остались бедно украшенные елки, уныло торчащие на городских и сельских площадях, очередная новогодняя сказка в Кремле да ночное телевизионное напутствие народу.

И никто особенно не жалеет о былых представлениях. Разве плохо, если главной елкой каждого ребенка будет все же елка в его родном доме?

Тему номера подготовили

Родословную российского Деда Мороза восстановить трудно. В словарях пишут: «Мороз, Морозко — персонаж славянского сказочного и обрядового фольклора. У восточных славян представлен образом богатыря, кузнеца, который сковывает воду «железными» морозами. Представления, лежащие в основе этого образа, сохранились у восточных славян в обряде кормления Мороза накануне Рождества. В каждой семье старший должен был выйти на порог и предложить Морозу ложку киселя или кутьи со словами: «Мороз, Мороз, приходи кисель есть! Мороз, Мороз! Не бей наш овес!» Дальнейшая трансформация обрядов, связанных с Морозом, в городской среде вызвана влиянием западноевропейских рождественских обычаев». То есть, «познакомившись» с Санта-Клаусом, фольклорный славянский Мороз перенимает некоторые его черты и становится российским рождественским Дедом Морозом.

Фото А. Бочинина, репродукции Л. Шерстенникова