ОРУЖИЕМ И ДЕНЬГАМИ ДУДАЕВА СНАБЖАЛА МОСКВА
Первое и, скорее всего, последнее интервью Бислана Гантемирова, бывшего начальника национальной гвардии генерала Дудаева, бывшего главкома Вооруженных сил антидудаевской оппозиции, бывшего мэра Грозного, а ныне арестанта «Матросской тишины»
Вещи порой говорят о человеке больше, чем он сам. Пробегаю глазами по списку вещей, изъятых у Бислана Гантемирова при обыске в аэропорту Шереметьево: «Черные джинсы «Levi strauss», брючный ремень «Wrangler» коричневого цвета с белой металлической пряжкой, зеленые носки б/у, зажигалка «Zippo», бритвенный станок «Gillette»...». Обычный набор обычного командированного. И только в самом конце списка натыкаюсь: разрешение на оружие и пестрый перечень изъятых денег — здесь и доллары США, и турецкие лиры, и российские рубли, и золотая кредитная карточка одного из престижных зарубежных банков...
Еще в 1988 году старшина милиции, скромный помощник дежурного РОВД. А уже через три года, в 1991-м, Гантемиров стал ближайшим соратником генерала Дудаева. Доверие Дудаева было настолько велико, что тот сначала назначил его командовать своей национальной гвардией, а затем доверил 29-летнему Гантемирову пост мэра Грозного. Эта должность и открыла доступ к деньгам и оружию, а с ними и к власти. Гантемиров под видом муниципальной милиции создал уже свою собственную гвардию.
В 1992 году он внезапно стал оппозиционером. Урус-Мартановский район, родина Гантемирова, полностью выходит из подчинения Дудаева.
В ноябре 1994 года Гантемиров со своей боевой группировкой штурмовал Грозный, но потерпел обидное поражение. Второй раз он пришел в город в 1995-м на штыках «федералов» и сразу занял кресло мэра города и вице-премьера в правительстве Доку Завгаева.
А в мае 1996 года его неожиданно арестовала Генеральная прокуратура РФ. Обвинение — хищение средств, направленных на восстановление Чечни.
И вот хранитель секрета «чеченских денег» сидит передо мной. Крупный, широкоплечий. В темно-синем спортивном костюме. Небритый. И сильно постаревший, хотя ему всего 35...
«Мы платили за штурм Грозного от двух до десяти миллионов рублей».
— Бислан, вы один из немногих, кто знает все о чеченской войне и ее финансовых тайнах. Когда стали поступать первые деньги на поддержку антидудаевской оппозиции? В каких количествах?
— Любой, наверное, понимает, что война — это прежде всего деньги. Бой в течение суток, даже в масштабах небольшой Чечни, стоит не менее 200 — 300 тысяч долларов. Бои в Чечне начались значительно раньше ввода федеральных войск — в Чечне к тому времени шла ожесточенная гражданская война. Причем деньги из России уже шли обеим сражающимся сторонам, как режиму Дудаева, так и оппозиции. При этом оппозиция стала получать финансовую поддержку гораздо позже, чем режим Дудаева. Оппозицию Россия долго не замечала, не хотела с ней иметь дело.
Командующим вооруженными силами оппозиции я был назначен в июне 1994-го на съезде чеченского народа Надтеречного района. На самом деле я командовал боевой группировкой оппозиции уже с начала 1993-го. Конечно, я не мог на свою зарплату в полтора миллиона рублей содержать многотысячную военную группировку. Я получал бронетехнику, самолеты. Кстати говоря, помощь вооружением поступала не только из России, но и из Турции, Иордании, США. Речь идет, конечно, о чеченской диаспоре в этих странах.
— Какое оружие поступало из-за рубежа?
— Практически все, кроме тяжелого вооружения.
— Как оно к вам попадало?
— По налаженным каналам, через Азербайджан, Дагестан. Эти же каналы, кстати говоря, использовал и Дудаев. И ФСБ хорошо знала о том.
— Известно, что для участия в ноябрьском штурме Грозного ФСБ нанимало военнослужащих за 2 — 5 миллионов рублей. А сколько вы платили российским наемникам? Или они обходились лишь гонорарами ФСБ?
— Нет, мы тоже платили за тот штурм — от 2 до 10 миллионов в зависимости от квалификации, звания и специальности наемника. Но их было не так много, как о том сложилось мнение. Наш вертолетный отряд из 11 вертолетов, например, состоял полностью из наемников. А из 42 экипажей танков только 9 были укомплектованы российскими военными. Все свои обязательства перед контрактниками мы выполнили. Семьи убитых получили от нас довольно значительные суммы. Родственники одного из погибших, к примеру, получили 250 миллионов рублей. Но никакими деньгами утрату родного человека, конечно, не восполнишь. Это я так, про деньги, к слову. Вы спросили — я ответил.
— Почему провалился штурм Грозного в ноябре 1994 года?
— Хочу вам напомнить, что до ноябрьского штурма был еще один штурм — 15 апреля. В апреле мы заняли город даже без серьезных боев. В Грозный вошли семь с половиной тысяч моих бойцов. Из них я потерял всего двух. Но вынужден был отвести войска, так как узнали, что дудаевцы заложили около 80 тонн тротила, чтобы взорвать город, если придется его оставить.
Что касается ноябрьского штурма, то много об этом я рассказать не могу. Потому что перед самым началом штурма я был отстранен от руководства операцией. Об этом мало кто до сих пор знает. Надтеречная группировка уже успела захватить Старопромысловский район Грозного, как вдруг российские военные собрали собрание, на котором мне предложили отказаться от управления войсками.
Я передал Урус-Мартановской военной группировке, что больше не руковожу операцией, чтобы они приняли все меры для сохранения живой силы и техники. А к вечеру ее разбомбили. Причем, российская авиация. Вот что произошло на самом деле.
Но несмотря на это преданные мне войска покинули город не 26, а 28 ноября. Между тем российские СМИ уже вечером 26 ноября передали, что дудаевцы полностью контролируют город.
— Почему вас отстранили от командования?
— Я не хотел бы называть причины, как и фамилию российского генерала, который взял на себя руководство операцией.
— Вслед за ноябрьским штурмом последовал новогодний штурм с еще более страшными потерями. Почему российские военные и вы не извлекли никаких уроков из ноябрьской неудачи?
— Я не участвовал в новогодней операции, находился в Урус-Мартане. Причины ее неудачи в том, что каждый генерал мнил себя великим полководцем, каждый тянул лямку на себя.
«Российское оружие в Чечне было оставлено Бурбулисом и Грачевым».
— Вернемся в предвоенное время. В России не стихают разговоры о вооружении, оставленном российской армией в Чечне в 1992 году. Бывший вице-президент Чечни Яндарбиев оценивает его в 40 тысяч единиц. «Только в одном грозненском военном гарнизоне, — пишет он в своих мемуарах, — осталось 37 тысяч автоматов». Может, кто-то из российских чиновников получил гонорар за это?
— Я был тогда председателем Военного совета, практически министром обороны Чечни и никому не был подотчетен, ни съезду, ни президиуму, — только Дудаеву. Вопросы по оружию решались при личном моем участии. Оружие в Чечне было оставлено не без помощи Бурбулиса и Павла Грачева. Какие мотивы двигали ими, не знаю. Но для того, чтобы оружие осталось в Чечне в столь значительных количествах, мною прилагалось немало усилий, в том числе и материальных.
— А куда потом делось это оружие? Говорят, им шла бойкая торговля на черных рынках Чечни.
— Часть оружия перебросили в Абхазию на гражданских самолетах. Куда оно ушло дальше, я не знаю. И боеприпасы тоже. На вооружение наших воинских частей поступила совсем мизерная часть из оставленного. И на черных рынках крутилось не так много оружия, как вы полагаете. В основном оно уходило на сторону.
— Для продажи?
— Не хочу врать... Я получал лишь задания Дудаева, кому отпускать оружие, а продавал он оружие или дарил, не знаю.
— Вы были близким к Дудаеву человеком. Я слышал, вы поссорились из-за денег.
— Мы разошлись совсем по другим причинам — чисто идеологическим. В начале 90-х я и мои единомышленники, откровенно говоря, были наивными фанатиками, не обладающими даже минимальным политическим опытом. Нами двигали чисто националистические идеи — я этого не скрываю. Но потом, когда пришла, наконец, долгожданная свобода, мы стали постепенно разочаровываться. Наши мечты все резче расходились с реальностью. Мы увидели, что лидеры чеченской революции проводят курс, противоположный обещанному. Мы возмущались тем, что он послал воевать в Абхазию чеченские боевые отряды, многим другим.
— Когда вы провели свой первый бой в рядах оппозиции?
— 4 июня 1993 года, когда дудаевская гвардия окружила муниципальную милицию Грозного и муниципальное городское собрание, которое я тогда возглавлял. Нас расстреляли в упор из артиллерии. Это очень напоминало то, что произошло в Москве чуть позже, в октябре 1993 года, у Белого дома.
В кровавой бойне, устроенной Дудаевым, погибло несколько сот человек. Меня, раненого, успели вывезти из Грозного.
— Если мне не изменяет память, вы еще были и официальным представителем в России движения «Братья мусульмане». Что же вас заставило вступить в это экстремистское движение, запрещенное даже в ряде мусульманских стран? На счету «Братьев мусульман» убийство Анвара Садата и другие террористические акты...
— Движение, которое я возглавлял — чисто чеченское, оно в отличие от одноименного международного, не делает ставку на терроризм. Создавая свою организацию, мы сразу заявили, что возьмемся за оружие лишь в том случае, если против нас будут приниматься антиконституционные, силовые действия.
Наше движение действует и сегодня, но в подполье. Оно располагает базами, явочными квартирами.
— В пределах Чечни?
— Не только. Мы всегда были готовы к тому, что нам придется покинуть Чечню. Сейчас наше движение укрывает семьи тех, кому приходится скрываться от режима Дудаева.
«Без военной «крыши» ни одна коммерческая структура не могла попасть в Чечню».
— Еще один вопрос из довоенного прошлого. Расскажите, пожалуйста, о судьбе старых российских денег, доставленных в Чечню самолетами из Эстонии. Их было 18 тонн. Куда они делись?
— Ими занимался министр юстиции Чечни Имаев — впоследствии председатель нашего Центробанка, генеральный прокурор Чечни. В одном из боев он попал к нам в плен. Через три дня по требованию ФСБ я был вынужден его освободить. Я доставил его на вертолете в Моздок и передал российским специалистам. Через 11 дней он оказался опять у Дудаева, в Чечне. Вот такая личность и занималась старыми российскими деньгами. Куда они делись, сказать точно не могу. Ясно — ушли на дело. В кострах их никто не жег.
— Судя по истории, рассказанной вами об Имаеве, ФСБ играло заметную роль в чеченских событиях.
— Когда Чечней занимались Степашин и Севостьянов, влияние ФСБ на ход событий в республике было значительным. Но когда ФСБ возглавил Барсуков, его ведомство растеряло и влияние, и авторитет.
— Следственная бригада генеральной прокуратуры обвиняет вас в присвоении бюджетных средств, выделенных на восстановление Чечни. Следователи провели значительную работу. Вы, однако, не согласны с предъявленными обвинениями. Не хочу занимать ничью сторону — только суд вправе назвать вас преступником. Но одну деталь я все же хочу подвергнуть сомнению. Вы утверждали на допросах, что Аркадия Голода, гражданина Израиля, через которого вы перекачивали деньги за границу под предлогом закупки лекарств, вам порекомендовал не кто иной, как бывший министр МВД Анатолий Куликов. Извините, но верится с трудом. Что может связывать очень крупного российского военачальника и коммерсанта из Израиля?
— Когда я был знаком с Куликовым, он не был еще министром МВД, а всего лишь командующим группировкой федеральных войск. Я тоже был командующим, пусть меньшей группировки, но все же командующим, и мне не кажется столь нелепым, как вам, что я мог обсуждать с ним хозяйственные вопросы. Это как раз «лепо». Командующим приходилось заниматься всем, в том числе и вопросами материально-технического обеспечения.
— Российские военачальники в Чечне были связаны с предпринимателями?
— Чтобы не создавать оснований для новых уголовных дел, я хотел бы ответить на ваш вопрос так: не имея военной «крыши», ни одна коммерческая структура не могла попасть в Чечню. Да, даже попасть, не говоря о том, чтобы там существовать, вести деятельность.
— Почему дудаевские войска были оснащены лучше, чем федеральные? Откуда Дудаев черпал ресурсы?
— Отсюда, из Москвы. Мы на это не раз обращали внимание и Министерства внутренних дел и спецслужб, указывали конкретные источники и каналы поступления, но все беезрезультатно.
— Если можно, конкретные факты.
— Вспомним хотя бы события в Буденновске. Мы заранее оповестили спецслужбы о готовящейся акции. Нам были известны даже люди, которые были должны сопровождать дудаевцев в рейде. Сообщили об этом и Министру внутренних дел Чечни. И все напрасно. О том, что готовится рейд, знали очень многие, в том числе даже жители Буденновска, молва докатилась. Некоторые горожане даже покинули город за несколько дней до нападения. Если уж Москва на такое не реагировала, что тогда можно говорить о реакции на сигналы, что Дудаеву поступило, скажем, десять автоматов?
«События в Буденновске — это борьба за кресло министра МВД. Надо было «подставить» Ерина, а привести Куликова».
— Может быть, вы зря проводите параллели? События в Буденновске — элементарная халатность, не более того.
— Ошибаетесь. Халатность и предательство тут второстепенны. События в Буденновске — это свидетельство борьбы за власть. Если конкретно, то борьбы за кресло министра внутренних дел. Надо было «подставить» министра Ерина, а привести другого человека на его место — Куликова.
— Вернусь к вопросу об оружии Дудаева. Вы все валите на Москву, а я вот прочитал в вашем дневнике ваши же возмущенные слова по поводу вашего соратника Автурханоа, который продал дудаевцам четыре БТРа. Выходит, и ваши люди помогали вооружаться Дудаеву?
— Как это ни печально, да. Когда я сталкивался с подобными фактами, меня это приводило в такую ярость, что я начинал творить непоправимое.
На мне столько грехов, что, может, до конца жизни не отмыться. Но я никак не могу понять, как можно продать противоборствующей стороне оружие, из которого завтра тебя самого могут убить. Если бы его «толкнули» какому-нибудь кабардино-балкарскому мафиози, я бы это еще понял и простил. Но когда оружие продается врагу, я этого не понимаю.
В отличие от федералов моя армия была сформирована исключительно из добровольцев, людей свободных, они могли и на хрен послать. Так что случалось всякое, но я заметил: продавали оружие дудаевцам лишь те, кто не был связан с ними кровной местью.
— А насколько была развита торговля оружием среди «федералов»?
— Она была обиходным, обыденным явлением.
— За сколько продавалось оружие? Сколько стоил, например, автомат?
— Все зависело от обстановки, места действия, необходимости. Можно было купить автомат и за сто тысяч рублей, и за миллион.
— А сколько стоил танк?
— Танк стоил дорого. Десять, пятнадцать, двадцать тысяч долларов, хотя его реальная цена намного выше. Но в боевых условиях он стоил столько.
Та торговля, о которой я говорю, шла на уровне блокпостов, то есть, на мелком уровне. Там стояла задача выжить, не замерзнуть, не сдохнуть с голода. Те, кто торговал на генеральском уровне, хотели обогатиться. Здесь уже другие, более серьезные игры и товар. Могли, к примеру, продать и пусковой противовоздушный комплекс.
Дело, подчас, доходило до абсурда. После ввода федеральных войск нам официально вооружение не давали, нас ведь расформировали. Меня вынуждали через подставных лиц, дудаевских боевиков, с которыми мы сражались, покупать у «федералов» оружие!
«Награбленное вывозили самолетами».
— Мне рассказывали очевидцы, что награбленное имущество вывозилось машинами. Может, преувеличение?
— Не только машинами, но и самолетами. Я сам был свидетелем, когда летел грузовым транспортным военным самолетом в Краснодар, как этим же бортом везли в Россию два экспроприированных у чеченцев «жигуленка». Мародерство достигло таких масштабов, что я был вынужден 1 марта 1996 года собрать верных мне сотрудников муниципальной милиции и отдать им команду расстреливать мародеров на месте, независимо от того, кто они, местные жители или военные. И эта команда исполнялась.
Грабили все — и «федералы», и дудаевцы. Как в гражданскую времен 1918 года. Красные приходят — все отнимают, белые появляются — им тоже все отдай. Беспредел, словом. Помимо всего мародерством занимался еще и криминальный мир. Кого ни прихватишь, сует под нос документы, какие пожелаешь. Он и «федерал», и завгаевец, и еще черт знает кто. Только посадишь в кутузку, начинают звонить. Звонит один, другой, третий. Потом начинается обмен. Мы мол вам вашего, а вы нам нашего. Надоело все это в конце концов. Отдал команду: расстреливать на месте без суда и следствия.
Я против мародерства официально выступил, записал свое распоряжение на видеопленку — ее крутили по телевидению. Распорядился завести список военных преступников и вносить в него всех, кто нарушает законы военного времени. И тем самым оказался между двух огней, встречая вооруженный отпор как со стороны мародеров-дудаевцев, так и мародеров-федералов.
— Каким образом генералы наживались на награбленном? Как это делалось?
— Не кажется ли вам, что мы излишне заострили внимание на генеральском воровстве? Между прочим, меня самого обвиняют в хищениях. Вы не забыли об этом? (Гантемиров громко смеется). Но, тем не менее, приведу примеры, раз вы настаиваете. Федеральная группа войск должна была быть обеспечена бензином, маслами, соляркой, керосином. Могу вам сказать, как бывший мэр Грозного, что «федералы» заправляли из моих резервуаров танки, бронетранспортеры, самолеты, машины. Разумеется, без отчета. Речь идет о сотнях тысячах тонн горючего! А официально для воинских подразделений возилось горючее из Моздока. Но это же крохи! А ведь кто-то потом отчитывался, списывал неиспользованное горючее.
А вы знаете, как я свой полк муниципальной милиции формировал? По официальным отчетам, Куликов этот полк одел, обул, насытил — на деле я его за свои деньги сформировал. Спросите командира полка, если не верите. Допросите бойцов, они подтвердят.
— Сколько, на ваш взгляд, разбазарено, расхищено средств, выделенных на восстановление Чечни? Треть? Половина?
— Сколько похищено, не возьму на себя смелость определить, а про разбазаривание скажу — 90 процентов.
«Финансовый механизм запускался по указке Коржакова».
— Хищений было больше при правительстве Хаджиева или Завгаева?
— При Хаджиеве хищения происходили скорее всего на уровне низовых подразделений. При Доку Завгаеве до этого уровня деньги вообще не успевали доходить, они расхищались, как правило, вообще не попадая в Чечню, становясь добычей влиятельных воротил.
— Кто стоял у истоков этой денежной реки?
— Барсуков, Коржаков, Куликов, Грачев. Они были главными, но только это нигде не афишировалось. Весь финансовый механизм запускался в действие только по их указке. В первую очередь, конечно, все зависело от Коржакова. Он даже как-то ко мне присылал своего человека, чтобы я не совал нос, куда не следует, то есть в финансовую сферу. На подхвате у него потом оказался все тот же Куликов.
— А зачем к вам Коржаков присылал, как вы говорите, «своего человека»?
— Конфликт возник по поводу одного объекта в Пригородном районе Грозного. На его восстановление было списано почти триллион рублей — семьсот восемьдесят миллиардов, хотя реально не было вложено и сотни. Я категорически запретил принимать этот объект. Вот меня и приехали приструнить. А потом это здание Куликов разбомбил.
— Что-нибудь изменилось с приходом к власти Доку Завгаева?
— Расскажу. Стоило прийти к власти Завгаеву, как поступила информация: меняют прокурора Чечни. Прокурором до этого был мой боевой товарищ. Я его приглашаю и говорю: знаешь, твоя должность продана за 200 тысяч долларов. Через две недели в Чечне будет новый прокурор. Он отвечает: знаю. Из каких источников? Он называет. Спрашиваю: если я этот вопрос подниму на заседании правительства, ты подтвердишь рассказанное? Да, говорит, подтвержу. Я на правительстве все в открытую выложил. Но все равно через две недели у нас появился новый прокурор, тот самый, за назначение которого заплатили 200 тысяч долларов.
— Как реагировал Завгаев на ваше выступление?
— За мной стояла огромная вооруженная сила, он не мог мне заткнуть рот. Но сделал все по-своему.
Не только прокурор, новый министр внутренних дел Чечни тоже за деньги был назначен. Все знали об этом, указывая фамилию высокопоставленного москвича, которому были отданы 200 тысяч долларов за утверждение нужной кандидатуры.
«Бислан, ты виноват, но мы тебя прощаем».
— Почему при таких массовых злоупотреблениях вы единственный, кто оказался в тюрьме?
— Я уже начал отвечать на этот вопрос, говоря, что оказался между нескольких огней. Пошел против Доку Завгаева. Выступил по телевидению, призвал на предстоящих президентских выборах чеченцев голосовать против Ельцина. Мой лозунг был «Чечня без Дудаева и Ельцина». Это и сыграло против меня.
— Что в неволе вас тяготит более всего?
— Мне жаль мой народ, жаль людей, которые поверили России. Жаль тех, кто лишился своей родины, своих семей. Нас лишили права честно посмотреть своим сыновьям в глаза. Неизвестно, что еще скажет мой сын, когда вырастет. Не назовет ли меня предателем. Не скажет ли: если бы ты, Бислан, не сделал то-то и то-то, все могло быть по-другому.
— Как вы относитесь к идее обмена вас на российских заложников или военнопленных, находящихся в Чечне?
— Я от этой идеи отказывался полтора года. Тогда это предложение поступило впервые. Но сейчас ситуация складывается такая, что я вынужден согласиться на обмен. И все же мне не по себе от того, что я стану предметом торга. Лучше бы российские власти сказали: «Бислан, ты виноват, но мы тебя прощаем. Иди с миром за то, что ты вызволил из плена во время войны сотни российских солдат». Так, на мой взгляд, было бы честнее и благородней. Я ведь столько пленных, захваченных дудаевцами, спас! Скольких на своем вертолете в Моздок доставлял! Со счета можно сбиться. А меня собираются за двух-трех человек обменять. Неприятно мне все это.
— Не боитесь в Чечню возвращаться? Одного из ваших заместителей, когда он попался в руки, привязали к двум БТРам и разорвали.
— Это был мой самый близкий сотрудник Таштамиров, я его всегда называл братом. Убит не он один, многие заметные люди из оппозиции. Но в Чечню я все же вернусь. Вопрос только в том, когда и с кем.
— Что вы сделаете в первую очередь, если выйдете на свободу?
— Поеду к своим родителям, мать и отец у меня в Москве. Все, что произошло, здорово их подорвало.
* * *
Не ангел Гантемиров. В 1996-м по столичным СМИ гуляла видеопленка — компромат на Бислана, распространяемый кланом Доку Завгаева. Видеокамера запечатлела допрос упоминавшегося в интервью Имаева. Допрос вел лично Гантемиров, применял пытки, в частности, допрашиваемому между пальцев вставляли карандаши. Камера запечатлела слова Гантемирова: «Ты же понимаешь, что нам интересно тебя помучить».
Стоит ли верить такому, как Гантемиров? Наверняка он в чем-то лукавит, передергивает факты. Но в главном я Гантемирову верю: если бы не пошел он против всех, могли никогда его не арестовать. Стоило Гантемирову продемонстрировать свою независимость, как он тут же стал неугодным и чужим для тех, которые еще недавно считали его своим.
Не случайно дело Гантемирова — первое и последнее уголовное дело, возбужденное против высокопоставленного лица по хищению бюджетных средств, выделенных на чеченскую кампанию. Воровали тысячи. Суду решили предать одного.
Но и суда, похоже, не будет. Скорее всего ходатайство об обмене Бислана на российских заложников в Чечне будет удовлетворено. А если не будет, то вскоре Генпрокуратура все равно выпустит Гантемирова на свободу. 5 мая исполнится два года, как он в неволе — максимально возможный по закону срок содержания обвиняемого в тюрьме. Чтобы дотянуть до срока, Гантемиров поменял адвокатов — и теперь новым адвокатам необходимо время для ознакомления с делом. Пока они будут изучать документы, Гантемиров выйдет на волю, конечно, под подписку о невыезде. Но вряд ли устоит перед соблазном податься в бега. И тогда интервью, данное «Огоньку» в «Матросской тишине», может статься, окажется последним.
Фото А. Басалаева, А. Натрускина, Н. Медведевой, П. Никитина, М. Штейнбока, ИТАР-ТАСС