…УГАДАТЬ ДУНОВЕНИЕ ИСТИНЫ

Вокруг новой книги А. Солженицына

— Каковы перспективы развития современной русской литературы? Иногда кажется, что литература стала делом элитарным и не несет уже благовествовательного значения для народа.
— Вопрос правильный, только я не стал бы употреблять здесь слово «элитарный». Элита предполагает отбор по каким-то качествам — духовным, умственным, образовательным, нравственным. Вот — элита. А у нас собирается какая-нибудь шайка, всюду вертится, пользуется всеми правами и благами и называет себя «элитой». Какая она, к черту, элита?

Литература наша сегодня в глубоком кризисе. Чего еще можно было ожидать после семидесятилетнего ее подавления, когда писать можно было только так, как говорит партия, и люди силились хоть какую-нибудь крупицу правды подать, хоть что-то написать правдоподобное. И миллионы, миллионы книг макулатуры были изданы, которые никто не читал, и их пустили под нож на переработку. И росло то, что называло себя «андеграундом». Они считали себя великими гениями, потому что открыли все то, что нельзя было сказать при большевиках, а вот как только большевиков не станет, они выйдут, громыхнут и... И что оказалось? Оказались пустышки. Оказалось, что самое высшее, что они могут предложить, это — самовыражение.

Всякая ли личность имеет право самовыражаться на весь белый свет? Да ты соседу начни «самовыражаться», он тебе скажет: «Заткнись, не хочу тебя слушать!» А тут самовыражаются люди, у которых не накопилось ни нравственного, ни интеллектуального багажа. Причем это все усиленно пропагандируется. Даже в школьные учебники внесли разделы: «Литература для забавы», «Литература для игры». Там пишут, что литература ни в коем случае не должна служить общественным целям, не может ставить задач нравственного воспитания, что литература — это кувыркание и самовыражение, а на самом деле пустота.

Сейчас мы видим, что это направление умерло на наших глазах. Постмодернизм думал поразить нас своими открытиями, а его уже сейчас читать невозможно. За десять лет все отжило и кончилось. А настоящая литература живет, продолжается и не умирала при самых жестоких большевистских гонениях. При самых чудовищных гонениях у нас были такие выдающиеся мастера, как Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Борис Пастернак. А когда гонения чуть ослабли, начала подниматься литература нравственная, которую презрительно окрестили «деревенской». Их клеймили, что они пишут о деревне, а они не о деревне писали. Они писали о тех местах, где сохраняются устои наших традиций, нашего добра. <...>

Мне пришлось в моей Нобелевской лекции говорить о роли искусства и литературы, и я говорил, что художник — это подмастерье Бога. Художник пытается угадать высшее дуновение, откровение Истины, и через душу свою, через талант и перо каким-то образом передать людям. Вот это и есть истинная литература.

— Александр Исаевич, язык — живое существо, понятно, что он развивается, но разве то, что мы слышим и читаем сегодня, не ужасно?
— Жму руку человеку, задавшему этот вопрос. То, что мы читаем, ужасно. Как сокращалась шагреневая кожа, так от десятилетия к десятилетию сокращается наш язык. Мы теряем замечательные, яркие русские слова. Американщина, которой напаивается сегодня наш язык, в конце концов схлынет. Останутся слова для терминологии — «лазер», «компьютер», а все эти «прессинги», «брифинги» и прочая дрянь — все это сойдет. Так уже было в XVIII веке, почитайте книги времен Елизаветы. Это невозможно читать, столько там голландского, немецкого, казалось, что русский язык погиб. Но все схлынуло, ушло. Однако сегодня мы сами теряем свой русский язык.

Я получаю упреки от литературных критиков даже деревенского происхождения: «Откуда вы берете эти слова? Зачем придумываете?» Если я за все время что-то и придумал, так это слова «зек», «образованщина» и «архипелаг ГУЛАГ» — так получилось. Один раз употребил слово «обустроить» — давнишнее слово, так за него схватились как за новое. А оно было у нас столетиями и было отброшено как чуждое. <...>

— Почему вы так уверены, что обладаете истиной, вам что, откровение было свыше? С чем вы сверяете понимание происходящих в России процессов?
— Происходящие в России процессы я сверяю с фактами. Задачей моей жизни было правдиво описать, какова была февральская революция. Задумано это мною было в 1936 году, а кончил я эту работу в 1990-м. Я работал над этой книгой 54 года, из них 20 лет не разгибаясь только писал. Я не пропустил ни одного документа, ни одного факта из напечатанного и отмеченного в истории. Я не только прочитывал по каждому дню революции 15 разных газет, не только все напечатанные воспоминания, но и, находясь за границей, собрал 750 воспоминаний простых, ничем не знаменитых людей об этих днях. О том, что они лично видели и знали. И я написал книгу, которую трудно прочитать по ее объему. Но если кто прочтет, то не найдет в ней ни одной щели, куда можно просунуть иголку, что там чего-то недостает. И оттого я знаю, что это истина, что никто другой иной истины не представит. Те факты, которые я изложил, по-иному связать и изложить невозможно. Вот откуда я знаю.

Я занимаюсь не всей истиной. Я не говорю, что знаю все мировые истины или философию, в которой не работаю. И откровений Божьих у меня прямых не было. Но я всегда работал в сознании Господа надо мной, как и над каждым из нас. И когда боролся один на один с коммунистическим режимом, то понимал, что я только орудие в чьих-то руках, что сам я — муравей, чтобы в одиночку все это выдержать.

И Я ЗНАЮ СЛУЧАИ...

Ну что сказать о новом негодующем произведении страдающего за Россию нашего духовного учителя? Наконец-то в литые формулы облеклись идеи, которые несколько лет по всякому трактовали газеты и телевидение. Наконец-то мы знаем, что у нас происходит: армия разложилась, наука прозябает, «директора НИИ кончают с собой». Идеалы потеряны. Язык нищает. Стремительно уменьшается словарный запас.

Великий писатель не просто констатирует беду, он тут же предлагает слова, способные хоть как-то помочь языку выстоять. Мне нравятся предлагаемые им слова, я представляю, насколько ожила бы от них речь наших телеведущих, как было бы прекрасно, если бы с экрана мы слышали: «выстойка», «увязили», «хапужные наживщики», «риторны» (это от слова «риторика»), «измот», «тяжче», «сплотка», «отравно расслабляющая доза». Нет сомнения, слова эти и выражения сразу стали бы популярными в народе. Иногда, конечно, телеведущим и даже некоторым политикам удается говорить именно так, как предлагает классик, например: «Наперекор всему, как нам не дают дышать, — тяга к общественной справедливости и тяга к нравственной жизни — нет, не загасили». Но не так часто, как хотелось бы.

С болью отмечает писатель, что «ветераны великой войны... волокут жалкое существование и щурятся, как недавние сопляки, раскатывают в иностранных автомобилях и швыряют деньги». Да, нарастает конфликт дедов и внуков. Это ведь внуки ветеранов раскатывают на иномарках. Порой и родные. Нарастает конфликт. Раньше, помнится, чуть что — сетовали: «не мы, так хоть дети наши увидят хорошую жизь?» К сожалению, увидели ее не дети, а лишь внуки. Обидно, конечно. Как ни понять ветеранов!

С болью отмечает великий писатель, что студенты голодают. Боль при виде студентов испытывают многие великие писатели. Например, Достоевский, у которого в одном из романов студент Раскольников с голоду даже зарубил процентщицу. В то же время другие же великие писатели описывают студенческую жизнь как праздник молодости. Несмотря на традиционную бедность. Студенты у них пьют пиво, веселятся, играют в карты и занимаются любовью как заводные. Да и не только у них в книгах, у нас в вузах тоже, причем сил и на демонстрацию остается. Чтоб посадить девушек на плечи, выйти на улицы, потрясти стебными плакатами, покидать в милиционеров пустые бутылки... Ну а кто не хочет бедствовать, те обычно подрабатывают. Как во всем мире. В Америке студенты по ночам посуду моют, да и у нас работы навалом. Тут уж кому что больше нравится.

«Знаю случаи, — подмечает Солженицын, — молодые кандидаты наук — в бомжах». Я тоже знаю. Мой однокурсник, умный парень, первым среди нас всех защитил диссертацию, стал кандидатом наук. Поскольку он, как Ломоносов, приехал из глубинки, после института бомжевал, то есть жил на съемных квартирах. То есть он осознавал, что Родине столько кандидатов не нужно, и был ей весьма благодарен за бесплатное повышение кругозора, диплом и пять лет веселых приколов, спасших его от солдатчины. Понимая, что ему никто ничего не должен, он занялся делом: искал для себя экономическую и социальную ниши. И нашел. Во-первых, женился на москвичке, во-вторых, стал одним из главных производителей кроссвордов в столице, снабжает ими добрую половину московских газет и журналов. И ни на кого не обижен. Хотя, конечно, мог бы и посидеть на рельсах, требуя себе работу по специальности. И весьма озадачить родное государство, у которого подходящей работы нет.

Великой болью продиктованы солженицынские строки о том, что вымирают в России «славянские народы». «Этнические русские вымирают». «К середине XXI века доля русских в Федерации составит уже меньше половины». Что тут делать, как заставить славянские народы размножаться?

Некоторые предлагают, конечно, самый простой вариант: повыгонять остальные народы, чтобы на просторе, оставшись одни на огромной пустой территории, русские наконец одумались и перестали вымирать. Хотя, например, у американцев тьма народов живет вместе и размножается исправно. Даже индейцы снова начали размножаться. Да и жалко как-то других людей, даже если они этнически не очень чистые! За что их выгонять? Страна и так полупустая. Тут, видимо, знаток человеческих душ что-то недодумал.

Гневные строки написал Солженицын и о телевидении. «Пошлость и пошлость в избытке. Духовные эрзацы. Дичь, в которой тонут клочки культуры. Культ наживы, наживы и проституции». О вкусах вообще-то не спорят, но смущает другое. «Народ, — пишет великий учитель, — ненавидит эти ящики, а деться некуда». Верю учителю на слово. Не могу понять одного, как народ ухитряется одновременно ненавидеть и при этом от экранов не отрываться! Вне моей логики. Не нравится — сходи погуляй, почитай книжку, посиди на завалинке, попей водку. Да просто переключись с пошлости на канал «Культура». Нет, он смотрит и смотрит. Ненавидя. Загадочная русская душа. А может, это этнически не чистые зрители? Только сами об этом не догадываются?

Фото Ю. Феклистова