НАШ КАРАБАС БАРАБАС

Виктор Шендерович: «До того как начать писать, я еще и читал...»

Шендерович 1

— Вам бывает стыдно за собственные творения?
— По счастью, не опубликовано то, что я носил в юности по разным редакциям, поэтому совсем стыдного не видел никто. С течением времени, когда кончилась юность, пришло нормальное ощущение себя. И если раньше в том, что тебя не признают гением, виделся всемирный заговор редакторов, то теперь приходит новое понимание: тебя не считают гением, потому что ты не гений. С одной стороны, я удовлетворил свои комплексы: пришло признание. С другой... некоторое время, до того как начать писать, я еще читал и знаю, что, как Бабель, Ильф, Чехов, Пушкин, Гоголь, не напишу. Так что свое место в этой иерархии представляю и, надеюсь, крыша у меня теперь не поедет.

— А что, случалось?
— Все мы любим себя немножко больше, чем всех остальных вместе взятых... Важно это чувство купировать в юности, на первоначальных этапах. В 17 — 19 лет оно нормально, это то, что Толстой называл «энергией заблуждения». Но когда с такими заблуждениями вступаешь в 40 лет... Как-то один одаренный поэт на полном серьезе начал мне рассказывать, что Мандельштам — плохой поэт и что сам он давно уже его перешагнул. Понятно, что человек «в отъезде».

— Но, может, таланту такое позволительно? Вы же сами говорите, он — поэт одаренный.
— Талант не является нашим достоинством. Он от нас не зависит, и его появление — вина даже не родителей. А вот за слова и поступки отвечает сам человек. Было бы, конечно, замечательно думать, что все бездари — негодяи. Но, увы, это не так, как и не все таланты — порядочные люди.

— Для меня критерием популярности служат отзывы друзей из российской провинции. Так вот, фамилию Шендерович там знают — но как неразрывное целое с телевидением. А вы сидите и цитируете Толстого, говорите о Мандельштаме, давая понять, что ваша стихия — литература.
— Не могу же я цитировать Новоженова и Парфенова.

— И все-таки вы не только писатель, но и драматург, и телеведущий, и режиссер. В какой из этих оболочек вам уютнее?
— Большинство оболочек в прошлом. Все, что связано с театром, осталось лишь в воспоминаниях. Есть чем похвастаться — не в смысле успехов, а в смысле воспоминаний. Табаковская студия, где произошло знакомство еще в школьном возрасте с Олегом Павловичем, Константином Аркадьевичем Райкиным, Валерием Фокиным, Авангардом Леонтьевым. Я сейчас старше их тогдашних, когда они были моими педагогами, на 15 лет. Это было все авантюрно, забавно и замечательно. Потом был солдатом — оболочка, в которой мне совершенно неуютно.

Куклы

— В армии многим помогают выжить творческие наклонности. Вам они помогали?
— Мешали. Я пришел в армию с полным набором всего необходимого для отрицательных эмоций сослуживцев — москвич, с высшим образованием, еврей. Что могло быть лучше для службы в Забайкальском военном округе, в Брежневской дивизии? Опыт смирения себя мне очень помог.

После армии я начал писать, по инерции продолжал заниматься театром, преподавал в городском Дворце пионеров. Через мой театральный кружок прошло несколько сегодняшних актеров МХАТа и кино. Будучи пионеркой, ко мне в кружок ходила, например, Ольга Кабо, получала первые уроки актерского мастерства.

С 90-го года я уже не педагог и восемь лет занимаюсь только тем, что пишу. Что же касается телевидения, то до сих пор живу с ощущением, что я там в затянувшейся командировке и это просто своеобразная проверка моих способностей. Хотя и говорят, что телевизионная продукция умирает в момент эфира, хорошо сделанная вещь может существовать и вне злобы дня, и через месяц, год она будет актуальной. Телевидение — безусловно, искусство, но я до сих пор считаю себя по инерции литератором. Даже то, что пишу для экрана, стараюсь сделать так, чтобы было не стыдно прочесть глазами.

— Как определить зрителю, к какой из программ Шендерович приложил руку, а к какой — нет?
— Квалифицированному зрителю — по качеству диалога, обычному — по титрам. Иногда мои друзья заключают между собой пари, звонят мне во время передачи и говорят: эта — твоя. Диалог — та часть дела, к которой я строже всего отношусь. Но для большинства зрителей вряд ли эти «цеховые» тонкости важны.

— В «Итого» вы много присутствуете в кадре. Об имидже думаете?
— Имиджмейкером у себя я не работаю: для этого есть жена, но если я появлюсь на экране в пуловере, который не подходит к рубашке, буду казнен.

— Профессия и семья дружат между собой?
— Постоянно конкурируют. И я не уверен, что правильно, когда профессия побеждает. Даже уверен, что не правильно. Но чтобы уберечь себя от влияния профессии, нужна определенная сила воли, а ее у меня недостаточно.

— Вас не тяготит необходимость выдавать каждую неделю определенный объем продукции? Обычно азарта хватает на две-три вещи, а потом начинается высасывание из пальца.
— Я начинал «Куклы» в панике, поставив перед продюсером условие — один раз в месяц. Я не представлял себе, что можно делать раз в неделю. Но продюсер сказал: четыре в месяц. И каждый раз это был страх и дрожь в коленках. Иногда приходилось выезжать на чистом ремесле. Бывает, начинаешь писать, а дух в этот момент не поцеловал макушку, и часа два идет простое маранье бумаги.

— Марк Твен в таких случаях принимал стакан портвейна.
— Мне это противопоказано, поскольку я человек мало пьющий, и после стакана вина у меня начинается эйфория, а в этом состоянии я вряд ли сяду работать. У меня другие наркотики.

Шендерович 2

— Можете поделиться?
— Меня вдохновляют женщины. Прошу понимать меня не вульгарно. Как говорил Пушкин, сладостное внимание женщин — почти единственная цель наших усилий.

Что касается процесса работы, то тут принцип тот же, что с машиной, у которой подсел аккумулятор. Некоторое время ты ее катишь сам, при помощи собственных мышц, потом она заводится и катит уже тебя. Сажусь и начинаю фантазировать на тему недели. В какой-то момент, иногда через несколько минут, иногда через несколько часов, происходит щелчок — и герои начинают говорить сами. У них уже есть голоса, я их слышу, и остается этой «машиной» просто управлять, — тормозить, поворачивать. Но едет само.

— Вам не хотелось бы самому побыть на какой-нибудь должности тех людей, что являются прототипами «Кукол»?
— Мне кажется, я довольно четко представляю себе пределы своей компетенции. Никакой пользы ни на какой государственной должности я не принесу. Я слишком эмоционален, мало дисциплинирован. Но то, что я не подхожу к этим должностям, мне не мешает видеть, что и другие не подходят.

Чисто по-человечески я очень понимаю их недовольство по поводу попадания в «Куклы». Представляю, вдруг появилась бы моя кукла и кто-то вкладывал бы в мои уста всяческие глупости, которые я никогда не скажу, поскольку на самом деле гораздо умнее, гораздо симпатичнее, гораздо тоньше... Мне было бы очень неприятно. Но это неизбежная расплата за публичность профессий. Точно так же я на своем месте могу прочесть о себе что-нибудь в газете или журнале. И не обязательно хорошее.

— Вы человек, которому не чужды размышления о вечном. Почему же сферой ваших творческих интересов стала политика? Почему бы не вести программу, скажем, «Воскресные беседы о счастье»?
— Совесть должна присутствовать в человеке любой профессии, но сама по себе она профессией быть не может. Инженеру неплохо быть совестливым — не будет Чернобылей. И чиновнику неплохо бы ограничивать свои решения совестью — не будет Багдадов...

Сергей ПИЧУРИЧКИН

На фото:

  • «Как только представлю, что вдруг появилась и моя кукла и кто-то вкладывает в мои уста всякие глупости...»
  • «... Но, если я появлюсь и на экране в пуловере, который не подходит к рубашке, буду казнен.

Фото В. Плотникова, Ю. Феклистова, М. Штейнбока

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...