Что происходит? Кто виноват? Что делать?
А ЕСЛИ МЫ ПЛЮНЕМ НА ГОСУДАРСТВО? ВЕДЬ УТОНЕТ...
Об устройстве организма задумываешься, когда теряешь здоровье. Когда ломаешь ногу — задумываешься о технологии пешего хода. Когда сосед по дому, сын (но уже в летах) секретаря обкома, в перестройку не скопивший ничего особенного, но зато потративший папино, в телефон кричит: «Опять зараза красная в страну лезет! Я тебе так скажу: пока новый Гайдар правительство не возглавит, хрен что в экономике сдвинется!» — это значит, что в стране в дни кризиса потихонечку осознает себя middle class. Ибо то, что месячишко назад выглядело столичной причудой, забавой ума, ныне обретает единство по принципу равенства в боли, общности в потере. Средним классом в России можно считать всех, кому было в дни кризиса что терять, а если даже материально и нечего — то было хотя бы в плане жизненных перспектив. Еще бы! 15,5 миллиона автомобилей, по штуке на каждую третью российскую семью — ими кто, голытьба-нищета владела? 20 миллионов выездов за границу в год; 5,5 миллиона проданных зарубежных турпутевок — это как, сплошь мафия на отдых выбиралась? А видики в каждом доме, камера-«мыльница» в каждой руке — это что, не вторичные признаки среднего класса?
Впрочем, повинюсь за пафос. Зачин мой к тому, что очевидность доказательств еще не гарантирует истины. И что, может быть, мы все же не класс, а так, лимонные косточки (как Мандельштам писал) в расщелине имперского гранита. Сомнения относительно среднего класса в меня этой самой произрастающей косточкой заронил мой друг Игорь Скворцов.
Личность моего друга заслуживает пары слов. Не то пермский, не то омский растиньяк, он в середине 80-х поступил в МГУ. В ту пору глаза у него блестели даже в темноте, на курсе он слыл талантом, а потом уехал на разведку Европы и очутился в маленькой и скучной стране (шли времена Горбачева). Бедствовал, подрабатывал, но параллельно учился в бизнес-школе, был принят в приличный банк, начал стремительно делать карьеру, отстажировался на Уолл-стрите и, наконец, объявился в московском отделении мощной финансовой структуры, чье название в мировом сообществе произносят с исключительным уважением. Перед Москвой мы с ним встретились в Англии — этим летом. Он меня тогда пригласил на русский монархический бал. Вот представьте себе: снятый под празднество Military & Naval Club, ночь, факелы при входе с Пиккадилли пылают, музыка гремит, гусары саблями выбивают шампанские пробки, вы затягиваетесь, как и положено после ужина, хорошей «гаваной», и Скворцов говорит:
— Дела российской финансовой системы столь удручающи, что вопрос о девальвации рубля даже не обсуждается. Свободного рынка в России нет, нет роста национального продукта, Запад в Россию больше не верит, и скоро иностранец потащит свои деньги обратно, начнется паника.
— Ты думаешь, рубль обесценится процентов на двадцать?
— Рубль обесценится минимум вдвое, но это не важно. Вопрос в том, проведете вы девальвацию добровольно или экономика рухнет, заставив ее произвести.
— Ты хоть понимаешь, что несешь? Если рубль обесценится вдвое, то рухнет средний класс, а вместе с ним рухнет страна, поскольку на этом среднем классе и держится. Средний-то класс в чем виноват?
— Средний класс виноват в том, что вместо инвестиций в самого себя он занимается, как поглядишь, в основном потребительством, а кроме того, на нем не держится в экономике России ничего, в отличие от экономики Запада, поскольку...
И мне была прочитана краткая лекция про российский crony capitalism («капитализм приятелей», сиречь капитализм олигархов), про который теперь можно прочесть в любом сентябрьском номере любого экономического журнала. Но тогда, повторяю, только-только начинался июнь...
В общем, вы понимаете, почему в сентябре, когда с девальвацией была уже полная ясность, и Москву наполняли потихоньку безработные журналисты и банкиры, и люди тихо сходили с ума, повторяя театрально «Разорен! Разорен!» — я повторял куда более практичное «Скворцов! Скворцов!», держа курс на московский отель «Мэрриотт», где обитали тогда президент США Клинтон и мой друг Игорь. Причем Клинтон, как не дающий взаймы, интересовал меня меньше, в отличие от Игоря, у которого можно было разжиться идеей.
И вот уже встреча, и на коленях Скворцова лежит свеженький «Огонек», в котором моя статья аккурат про потребительство и средний класс.
А Игорь вдруг мне и говорит:
— Ты пойми, что человек, получающий тысячу долларов в месяц, никакой еще не средний класс.
Я в ответ обиженно мычу про принцип объединения профессионалов, а Игорь берет лист бумаги и рисует на нем круг.
— Вот это, говоря в макроэкономическом смысле, поле, земля. На него приходит человек и начинает с этой землей что-то делать, пахать и сажать. Он получает продукт, продает излишки, деньги вкладывает в технологию и в навык, получает еще больше продукта. Это профессионал, мастер.
— Ну?
— И вот приезжает другой человек на коне и с копьем и говорит, что он барон, но что за откуп может позволить остаться на этой земле. Как, ты думаешь, мастер поступит?
Я уже не мычу, я молчу и думаю себе, что эти картинки для детсадовцев к современности ни с какого бока не подходят, а друг мой банкир Игорь бьет меня — по чему там бьют внутри мозга? — по мозговым печени и почкам, без следов, но весомо и продолжает:
— Ну вот когда твой пахарь останется без средств и без работы, как он собирается в этой жизни выживать?
И тут я взрываюсь.
Меня радует, говорю я, то, что люди, потеряв сегодня часть заработанного или вообще все, пока не идут с дрекольем на Кремль или на Барвиху, а всего лишь рассчитывают на свои мозги и руки; радует, что они готовы начать с нуля, как когда-то в 92-м, когда пропали вклады и были пусты магазины, но через три месяца в чистом поле возникли магазинчики и кооперативчики, и в 93-м я лично носил уже костромского производства приличную куртку и питерского производства приличные башмаки, а советские джинсы-варенки носила вообще вся страна. И что, если нужно, мы этот путь снова пройдем. Пусть и не понимают некоторые, оторвавшиеся, понимаешь, от наших корней.
На что Игорь замечает только:
— А пройти-то вам дадут? И что же вы раньше по нему не шли?
И я умолкаю.
Некий туман застилает гостиницу, принимая качественные характеристики начала года и вполне человеческое лицо тогдашнего заместителя министра финансов Михаила Моторина. Тогда, как вы помните, был в очередной раз выкинут из правительства Чубайс; освободившееся кресло главы Минфина занял «яблочник» (и, по всеобщему мнению, умница) Задорнов; с ним парой пришел и Моторин, засевший за переработку Налогового кодекса. И вот я прибыл в Минфин с магнитофоном в кармане, чтобы записать для «Радио России» программу о том, что этот новый кодекс России сулит.
Так вот, тогда я Моторину под запись предложил опробовать действие кодекса на отечественную экономику прямо сейчас, для чего виртуально скинуться на двоих и создать журнал «Как платить и не платить налоги»: «С таким соучредителем, как вы, Михаил Альбертович, нас будут раскупать влет». Моторин, как вежливый человек, согласился, и я припомнил и про 60 копеек налогов с каждого рубля зарплаты, и про полсотни других налогов и сборов, и про взятки пожарникам, СЭС и прочему доброму люду. И мой vis-a-vis, надо отдать ему должное, признался в эфире, что журнал наш, платя налоги честно, разорится в два дня.
Я тогда, каюсь, не переспросил, что, мол, коли разорится один журнал — то почему с той же легкостью не разорится и в целом страна. А теперь и совсем непонятно, с кого спрашивать. Так что я туман изгоняю и обращаюсь к Скворцову:
— Игорь, а как поступает на Западе вольный землепашец, когда к нему приезжает всадник с копьем?
— Воевать с бароном никто не будет, поскольку против копья не попрешь. Можно пойти, конечно, к барону в вассалы и самому начать наезжать на других. Но вообще-то, когда еще в средние века ремесленники обкладывались непосильною данью, они снимались с места и всем народом переезжали в другой город. Потому что они уважали себя и понимали, что без князька проживут, а вот князек без них — нет.
И друг мой Игорь, отодвигая штору, бросает взгляд на полыхающую (пока еще) иллюминацией Москву и предлагает сигару...
Друзья и други мои, товарищи по кризисному несчастью, господа по бывшему стилю жизни! Если Игорь прав, то в стране рушится не капитализм под напором берущего реванш коммунизма, а рушатся и падают князья и бароны, которые, как им и полагается в минуту падения, перестают поддерживать вассалов и избавляются от слуг.
Средний класс в России теперь уж точно не определить по материальному достатку, но можно еще уповать на профессионализм и уважение к либеральной свободе. Чтобы эти два сухарика в заплечной котомке своей сохранить, к полю после битвы придется приспосабливаться. Либо действительно искать нового барона, проверив его предварительно на предмет устойчивости. Либо со старым бароном договариваться о размере оброка в обмен на покровительство и защиту. Либо, если бароны по-прежнему хотят взять все, сниматься всей стаей с места и от баронов уезжать. Я не про эмиграцию говорю (хотя всей страной уехать из страны в назидание оставшимся трем ветвям власти было бы дивной идеей). Я про исход на теневой, серый, плутовской рынок, где мы договоримся напрямую друг с другом как вольные мастера, и сами себя защитим, и никому ничего не будем должны.
Все три идеи носятся сегодня в воздухе, странно перемешиваясь друг с другом. Вот Лужков с Зюгановым говорят о союзе и блоке: это не значит, что один из устоявших (пока) баронов решил перекраситься в коммунисты. Просто он рассчитывает на поддержку со стороны крепостных крестьян. Вот тот же Лужков, ни пяди московской земли в собственность не отдававший (на том и держалась его власть), начинает продавать московскую землю под строительство Москва-Сити: это значит, он понял, что городу больше не жить без вольного хлебопашца.
Очень может быть, что скоро каждая идея обретет свою партию и мы получим нормальный двух- или трехпартийный парламент, в котором, в отличие от нынешнего лоскутного одеяла, название фракции будет соответствовать идеологической сути.
Но только, как бы оно ни сложилось, я бы теперь каждый партийный устав (да и каждый правительственный документ) начинал с фразы: «Помни о 1998-м».
Дмитрий ГУБИНФото А. Басалаева, А. Джуса, С. Петрухина