Дискуссия о том, нужна ли нашему человеку заветная Америка, завела нас довольно далеко. Читатели «Огонька» по обе стороны океана обвиняли друг друга в шовинизме и национализме, ехидно выясняли, что вообще может нравиться в российской (американской) жизни. А тем временем началась война в Югославии и ситуация обострилась до предела. Мы обратились за разъяснениями к Василию Аксенову, русскому писателю, долгое время живущему в США. Но он вместо ответа прислал замечательно-грустный и откровенно ехидный рассказ. Что же делать? И тогда мы вспомнили, кто может нам помочь
«...Пусть быт итальянский к Неаполю нас не приблизит —
Под небом глазурно-лазурным не мы рождены...<...>
...Родись мы в Неаполе — все бы сложилось иначе...»
Антон ЯРЖОМБЕК
Под конец лета у моих друзей, которым приспичило получать студенческие и рабочие визы в сытые страны, вдруг настали горячие деньки. Было ощущение, что Россию заперли на лопату. Снаружи. Ребятам, уже зачисленным в колледжи, универы и бизнес-школы, стали напропалую отказывать во въезде. Одну мою знакомую всемирно известная London Business School перед зачислением интервьюировала по телефону. Визу дали только после грозного факса из бизнес-школы в московское посольство туманного Альбиона.
И тогда кто-то из моих гвардейцев возмутился и спросил, чем они все провинились перед сытым Западом.
— Вы что, газет не читаете?! — чисто по-нашенски заорал ихний клерк. — У вас же Чубайс с Березовским миллиардами не то воруют, не то отмывают!
— Вот вы их и не пускайте, — робко посоветовал мой друг.
— Не учите меня жить! — взорвался клерк и ткнул пальцем в газету. — Прочтите-ка вот это!
...На полосе красовалась сентенция видного американского советолога:
«КАЖДУЮ РУССКУЮ ФИРМУ НАДО РАССМАТРИВАТЬ КАК КРИМИНАЛЬНУЮ, А КАЖДОГО РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА — КАК БАНДИТА, ПОКУДА ОНИ НЕ ДОКАЗАЛИ ОБРАТНОЕ».
По этой логике, Италию надо огородить колючей проволокой или разбомбить к едрене фене за ихнюю «Козью ностру». Но итальянцев везде пускают без визы, а колючей проволокой огораживают нас. Хотя даже Генпрокурор Италии говорит, что русская мафия по сравнению с итальянской — дети малые. Они, что там — газет не читают?
Мои гвардейцы поплакались мне. А я пошел к Петровичу. Жаловаться на всех сразу.
— Есть на то причины, — ответил Владимир Петрович Лукин, — только очень наивные люди рассчитывали на то, что Запад вдруг перестанет регулировать въезд наших людей к себе. У них очень структурированное общество, чтобы такие вещи не регулировать. Слава богу, наш красный паспорт все-таки годен для того, чтобы на Запад так или иначе пускали. Но мы не умеем там себя вести. Мы разводим там черт-те что. Стимулируем там преступность. Мы — это не только россияне. Это все бывшее союзное пространство. Целые кварталы в европейских столицах заселены нашими людьми, происхождение богатства которых у местных властей вызывает большие вопросы. В некий момент этим властям и надоело превращение их столиц в филиалы наших зон. Вот и все. А называются эти люди русской мафией, структурированы ли они, как сицилийцы, — не столь уж важно.
Ну есть у нас эти люди, о которых и вы, и я прекрасно знаем. Алгоритм их жизни прост. Сначала хапнуть здесь. Потом сбежать туда. Потом еще там завести свои порядки и устроить свои разборки. Пока эти люди есть и живут так, как живут, — нормальные россияне при въезде в развитые страны страдать будут. Правда, к моему великому удовольствию, наших беспутных сограждан в последнее время все чаще берут за шиворот и приволакивают обратно в Россию закованными в железо. Или сажают там. Вот если этот процесс интенсифицируется — все меньше россиян такого пошиба захочет бежать на Запад. Они же будут знать, что посадка там или перевозка в железе сюда гарантированы! Вот тогда и станет легче учиться и работать на Западе нашим приличным людям. Которые пока становятся невинными и невольными жертвами не ими созданной репутации русских.
СТАТИСТИЧЕСКАЯ ДЕВУШКА
Ко мне приходит ужасно много просьб и прошений. Едет абсолютно приличная наша девушка учиться «туда». А ей говорят: ты ведь выйдешь замуж и останешься! Ужас в том, что для западников это не просто индивидуальная девушка — это для них и статистическая девушка. А по статистике, на одну нашу приличную туда едут двадцать-тридцать не совсем приличных. Которым там и не учиться, и не замуж. А подработать первым древнейшим способом. А у западных служб нету ни времени, ни сил, ни средств, ни персонала разбираться с этой девушкой, из тех она или из этих. Вот несколько раз я и разбирался вместо них — учиться наша барышня поехала к ним или «работать». Как любит говорить наш дорогой генерал Лебедь, очень это трудно — отделять мух от котлет.
Да, сейчас очень многие имеют моральное право спросить: за что боролись? Сколько раз нам обещали эту самую свободу передвижения! Но, как всегда, есть ирония истории. А она сурова. Когда приходит то, за что ты боролся — вдруг выясняется, что это совсем не то. И оказывается, что ЭТО отягощено многими проблемами. Не меньшими, чем те, с которыми ты боролся. Собственно, ведь есть только две трагедии в человеческой жизни. Первая трагедия — твои мечты не сбылись. И вторая трагедия, не менее страшная — то, что твои мечты сбылись. Вдруг оказывается, что в реальном воплощении эти твои мечты совсем каким-то не тем светом светят. Грубые, ужасные советские регулировки на выезд «от нас» мы свалили. И тут же напоролись на западные на въезд «к ним». Если у нас эти регулировки были очень идейными — то у западников они приземленно практичные. Неохота бесконечно заполнять рынок дешевой рабочей силой сомнительных свойств. Теми же проститутками в конце концов. Ну очень статистическими девушками...
КОЛЛЕКТИВНО ОКОСЕТЬ, ЧТО ЛИ?
Никто, поверьте мне, в Англии не просыпается с болью о России и с мыслями о том, когда же в Екатеринбурге прекратят наезжать на честных бизнесменов. Собственно, и у нас вряд ли кто с утречка озабочен судьбой британской королевы-матери. Все думают о себе. Кстати, мы о себе думаем маловато — надо больше. Дойдем хотя бы до уровня Аргентины в развитии экономики — и нас будут везде пускать. Когда из страны бежать незачем — это всегда и всем видно. Все знают, что приехал нормальный человек побродить по Лувру или попить пивка в лондонском пабе. И вернуться на свою работу — ибо есть у него эта работа, и весьма кормящая. Когда у тебя самосознание нормального человека, гражданина своей страны и патриота, когда ты не кретин с пистолетом в кармане шароваров — это прекрасно видно. И вот когда все это про тебя знают — поверьте, они не садисты, они снимут все визовые ограничения. Я не первый год в международных делах. И не первый год об этом нам говорят открытым текстом. У вас есть желание не пустить сюда японских туристов с фотоаппаратами? Вы ничего не имеете против них. А вот некоторых чеченских гостей вы не очень хотите здесь видеть. Вот нам и надо поднапрячься, чтобы в глазах Запада мы скорее выглядели, как в наших выглядят японцы. Хотя я ни в коей мере не предлагаю всем коллективно окосеть, но тем не менее...
— Но вот загадка, — сказал я, — в имидже России и так положительного выше крыши. Мы — страна гениальных технических решений. Даже авария нашего истребителя в Ле-Бурже и та показала, что в области катапультных кресел мы впереди планеты всей. Американцы, увидев, как выпрыгивают наши летчики, схватились за головы и сказали, что отстали по креслам от нас навсегда. Мы — единственная страна Европы (кроме Франции), создавшая всенародный шансон — авторскую песню. И вот этот имидж великой культурной европейской нации перешибла какая-то горстка отморозков! За что нам такое везение в конце-то концов? Как так получилось, что эти идиоты, покупавшие галстуки от Версаче по принципу «я за углом увидел на штуку дороже», заслонили от Европы всю страну?
— Я не знаю, чего здесь больше. Того, что нам не повезло, или того, что мы сами виноваты, — тяжело вздохнул Владимир Петрович.
КАПИТАЛИЗМ РАСТЕТ ВЕЗДЕ!
У нас были почти те же проблемы, что и у всей Европы. Но на развилках истории они у нас все время почему-то решались не в пользу открытого цивилизованного общества. Один раскол церкви чего стоил! Заметили, сколько у нас талантливых, дельных и непьющих старообрядцев? Случайно? Вряд ли. То, куда Россия пошла после раскола — явно не в пользу нашей страны в цивилизационном плане. Развилка девятьсот пятого года — прекрасный манифест о правах и свободах — и опять все на тормозах. Великие реформы тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Какие талантливые и великие люди их проводили! И тоже сорвалось, сошло на нет в начале века двадцатого. Дурацкая Русско-японская война. Бредовые безответственные бунты вроде прославленного московского Декабрьского восстания.
Специфичность страны вторична! Общая тенденция развития — вот она первична. Разговоры о том, что капитализм развивается только на этике протестантизма — устарели. В любимой вами Аргентине капитализму не мешает не только католичество, но и индейские колдуны. Этика конфуцианства считалась самой застойной и традиционалистской. И не без оснований. И что же? Посмотрите, какой рыночный скачок в Китае. Не говоря уже о компьютерном острове Тайвань. Вот вам и застойное конфуцианство. Поэтому все разговоры о том, что Россия не выкарабкается в силу национальных особенностей, господствующей в ней религии, — это разговоры в пользу бедных. Никуда мы не денемся. Судьба согласных с ней ведет, несогласных — тащит. Нас пока в капитализм не ведет, а тащит. Но — судьба.
— А уютно ли вам самому в нарождающемся капитализме? — вдруг вырвалось у меня.
— Парадокс, но я как человек сейчас чувствую себя менее комфортно, чем в прошлой, советской жизни, — сказал Лукин, — эту жизнь я не принимал, но умел от нее виртуозно уходить в свой круг. В свою шоблу, как мы себя называли. К Юлию Киму, Илье Габаю, Марку Харитонову, Петру Якиру и его дочери Ирине. Тогда они меня защищали от той эпохи. А сейчас просто некогда защищаться и уходить. Надо крутиться.
— Но все-таки старые бардовские привязанности спасают? — поинтересовался я.
— Безусловно! — ответил Владимир Петрович.
— А может ли авторская песня помочь всей стране прийти в себя? — размахнулся я.
Лукин подумал и пришел к выводу, что может. Если, конечно, сама не опопсеет.
— В хорошем проекте «Песни нашего века» есть элемент эстрадности. Я не скрываю, что не очень этим доволен. Но прекрасно понимаю, что эстрадность была нужна для рекламы жанра и самого проекта. Итог — поразителен. Для огромных масс людей, живущих сейчас и никогда не бывших близко к жанру и его истории, открылась новая реальность. Когда мне сказали, что сборник несколько раз оказывался в хит-парадах впереди всех наших пучеглазых поющих танцоров — я обрадовался. Кто-то клюнет на эти места в хит-листах, кому-то западет в память пара песен и он начнет интересоваться — а что же это вообще за жанр? А ведь таких сборников можно еще записать пяток, если не больше. И качеством не хуже. И пусть эти сборники будят всеобщий интерес к тому, что люди годами копили у костров и на кухнях!
Почему это важно? Потому что одно из самых тяжких испытаний для человека — это испытание свободой. Вот тебе никто не мешает быть таким, какой ты есть. И тут человек теряется: а какой же я есть? Во мне бога или дьявола больше? Я сейчас начну свободно самореализовывать ЧТО? Основные инстинкты или что-нибудь посложнее? И вот тут-то и будет абсолютно кстати тот бесценный опыт искренности и выхода к простым человеческим ценностям, который дала России авторская песня. Это опыт поисков твоего собственного, уникального человеческого пути.
— А в принципе-то мы выплывем? — осторожно осведомился я.
— И выплывем, и ноги из болота вытащим. Никуда мы не денемся! — сказал Владимир Петрович и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
Борис ГОРДОНФото Владимира СМОЛЯКОВА