Под нашей новой рубрикой мы начинаем рассказывать о политиках, которые в общественном сознании реально претендуют на то, чтобы занять президентское кресло. Поскольку у всех свои достоинства и недостатки, сравнить этих политиков порой нам бывает очень непросто. Мы попытаемся рассматривать претендентов в контексте истории, чтобы понять, насколько случайно или закономерно их появление
Почему Ельцин снес Ипатьевский дом в Свердловске
Это что за большевик
Лезет там на броневик?
Он большую кепку носит,
Людям счастье всем приносит...
Две тени, как сказал бы Бабель, загромождают пути моего воображения. То есть не тени даже, а две пары, мучающие меня тайным сходством. Первая — Николай Второй и Владимир Ленин. Вторая — Борис Ельцин и Юрий Лужков.
Борис Николаевич Ельцин — народный герой со стажем. Его семья далеко не всегда описывалась журналистами как Семья в сицилийском значении этого слова. Он и с танка говорил, и суверенитет раздавал. Берите, говорил, сколько влезет. Взяли. Сегодня рейтинг Ельцина равен аналогичному показателю Николая Александровича Романова в июле пятнадцатого года. К зиме у нас как раз наступит февраль семнадцатого с известным отречением, когда русская жизнь в буквальном смысле достигла Дна. Станция такая. К лету будущего года у нас вполне может настать полновесный октябрь семнадцатого.
Юрий Михайлович Лужков сегодня уже утвердился в статусе народного героя. Он — везде. Его имя в дружественной ему прессе (а таковой в Москве большинство) упоминается вдвое чаще, чем имя Сталина — в прессе 1952 года. Сам считал. Тогда все-таки не так часто упоминали святое, да и информационных поводов Вождь создавал меньше. Ленточек не разрезал.
Юрий Михайлович — осуществитель заветных чаяний. Которые сейчас, например, сводятся к усмирению всех чернобородых в Москве, хотя лучше бы и вообще. Юрий Михайлович даже говорит уже по-ленински — с характерным повышением интонации к концу фразы. Это заставляет спокойно и трезво проанализировать наше будущее.
НИЧЕГО НОВОГО
Сейчас мы совсем иначе воспринимаем политические фигуры, однозначно заклейменные в начале века. Перечитывая недавно драму А.Н.Толстого и П.Е.Щеголева «Заговор императрицы», я обратил внимание на ее пролог: «Этот центр — кучка изуверов и авантюристов, — я говорю о Вырубовой, Распутине, министре внутренних дел Протопопове, министре юстиции Добровольском, аферисте князе Андроникове, журналисте-охраннике Манасевиче-Мануйлове, банкире Дмитрии Рубинштейне, ювелире Симановиче и так далее, — эта пестрая компания возглавлялась императрицей Александрой Федоровной. Система царской власти позволила им взять вожжи управления империей. Они сажали на посты нужных им министров. Они перетасовали Государственный совет. Они подготовляли уничтожение Государственной думы путем периодического ее разгона. Они деятельно вмешивались в дела Ставки верховного главнокомандующего. Они сносились с агентами германской контрразведки. Они выписывали колдунов и хиромантов. Страна истекала кровью».
Что пишут сегодня коллективные любители аналогий? Да то же. Просто переименовали царскую власть в президентскую, поменяли Рубинштейна на Березовского, Протопопова — на Путина. Неким подобием Распутина считают Коржакова, которого, правда, в отличие от предшественника вовремя отставили. Отставка Григория Ефимовича прошла по иному сценарию, но откажи кто Распутину от дворца в пятнадцатом году, он наверняка сочинил бы свой вариант «От рассвета до заката».
Есть у нас и свой Пуришкевич. Жириновский. Параллель придумана не мной: выгодно играл на черносотенных настроениях толпы, агрессивно вел себя на людях, неоднократно изгонялся из Думы за провокации, при этом сохранял абсолютную лояльность трону... Кто? Оба. Пуришкевич писал стишки. Жириновский поет песенки. Сделаем, однако, поправку на масштаб личности: Пуришкевич был первоклассный оратор и храбрый человек. Ну так и Жириновского иногда заслушаешься, и баб он молотит с храбростью Ильи Муромца...
Есть даже представители спецов, которые, повздыхав, переметнутся на сторону победителя. Хочу ошибиться, но Григорий Алексеевич Явлинский все чаще кажется мне оптимальным претендентом на эту роль — большевики таких держали в качестве витрины: вот, есть и у нас культурные люди... Потом они все равно плохо кончили, но поначалу сильно способствовали росту авторитета молодой республики Советов.
Есть и писатель-террорист Савинков — теперь его зовут Лимонов. И даже «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская, сидевшая при всех режимах, — Валерия Новодворская. И двойной-тройной-четверной агент Азеф под именем Дмитрия Якубовского. А уж Манасевичей-Мануйловых под псевдонимами Хинштейн или Караулов — просто пруд пруди.
А вокруг резвится стильная молодежь. Выродившиеся «Весы» и «Скорпион» под названием «Ом» и «Птюч», выродившийся футуризм в лице Олега Кулика, выродившиеся традиционалисты, брюзжащие на всю эту плесень, в лице автора этих строк. Социальный реализм Пелевина в его позднем романе заставляет вспомнить о Горьком.
Роль германской войны играет чеченская. И точно так же, как прежде, на нынешнюю власть спускают всех собак, обливая ее грязью ровно в тех же выражениях, в каких советские учебники истории охаивали царский режим «с чудовищным Распутиным во главе». Дальнейшая эволюция пойдет, вероятно, по той же схеме: сначала Николая называли Кровавым, припоминали расстрел демонстрации 9 января с тою же частотностью и обличительным пафосом, с какими сегодняшнему царю припоминают расстрел Белого дома (правда, в пятом году расстреливали людей безоружных, а в девяносто третьем брали в плен, чтобы потом отпустить, хорошо вооруженных, ну да ладно). Потом Кровавого Николая ругали уже исключительно за мягкость, сложили даже анекдот о том, что орден Октябрьской революции за номером один полагалось бы посмертно вручить ему, — и нет никакого сомнения в том, что уже лет через десять (история все-таки убыстряется) Ельцина и его окружение будут больше всего ругать прежде всего за безволие, за то, что не сумели остановить новый тоталитаризм. А лет через тридцать (бывают, конечно, чудеса долгожительства, но у нас такая плохая экология!) ситуация опять поменяется, и всех нынешних властителей, глядишь, канонизируют. Не думаю, что первый русский президент достоин канонизации в меньшей степени, чем последний русский царь.
ВЫБОР РОССИИ
Система безошибочно сделала выбор в начале ХХ века, приведя к власти Ленина, у которого не было ни убеждений, ни сколько-нибудь внятной программы. Верил он только в прагматизм, в пользу, в упразднение совести — для этого хороша была любая непоследовательность. Сегодня Троцкий — Иудушка, завтра — правая рука. Сегодня — продразверстка, завтра — продналог. Сегодня наша цель — мировая революция, а уже в 1918 году, в момент подписания Брестского мира, заявляется, что это сказка для недоумков. Наконец, сам нэп — триумф непоследовательности. Ленину неважно, какой будет Россия. Ему важно было, чтобы она принадлежала ему и его... слово «единомышленники» тут не подходит, поскольку общих убеждений и вообще убеждений нет. Скажем так: соратникам, подельникам, соучастникам, которые полагают, что воля к власти — пусть даже бессознательная, пусть принимаемая за жажду справедливости — вполне заменяет любую программу и любую мораль.
Сегодня система сделала еще одну абсолютно верную ставку. Конечно, не Зюганов, начисто лишенный пассионарности, а именно Лужков, воплощенный триумф воли, способен продолжить дело российской эволюции в сторону дикой природы. У Юрия Михайловича еще меньше убеждений, чем у Ленина, а программа его тем более размыта: она, можно сказать, отсутствует. Отсюда и нужда в таком количестве придворных демагогов, умеющих сутками трепаться о народе и законе, и придворных скоморохов, маскирующих отсутствие концепции всякого рода гулянками, концертами и благотворительными акциями. Я не сомневаюсь, что в душе Юрий Михайлович точно так же уверен в своем стремлении навести в стране порядок, как Ленин верил, что борется за интересы пролетариата и крестьянства. Воля к власти очень редко является людям — даже своим носителям — в подлинном обличье. Человек предпочитает жить самообольщениями. Он искренне верит, что к власти стремится не потому, что хочет славы, лести и денег без ограничения, — а потому, что хочет сделать всем хорошо.
Есть и еще одна параллель в этих ситуациях. Русская революция (которая, как выясняется, была не стихийным порывом масс, а обычным переворотом, совершенным кучкой волевых авантюристов) осуществлялась во время русско-немецкой войны и на немецкие деньги. Новая русская криминальная революция, которая обещает стать точно таким же переворотом, не особенно даже кровопролитным, — осуществляется во время русско-чеченской войны и не без участия чеченских денег.
ВЕЛИКИЕ ПОЧИНЫ
Сходство Лужкова и Ленина, разумеется, не исчерпывается наличием лысины и отсутствием морального императива. Тут и страсть к субботникам, и чрезвычайная тактическая мудрость, и осторожность, и непоследовательность (сегодня мы в Кириенко верим, а завтра его терпеть не можем, сегодня мы лояльны к Кремлю, а завтра действуем по принципу «падающего толкни»).
Прелесть повторяющейся в конце века ситуации заключается именно в том, что режим, который при всей своей тоталитарности все-таки дает дышать и в силу этого распускает страну, — критикуется как раз за недостаточный либерализм. И критикуется теми, кто, придя к власти, всякое представление о либерализме упразднит вообще. Почитайте, в каких выражениях третируют Ельцина лужковские издания (больше всего преуспевает «Версия», да и другие издания концерна «Совершенно секретно», а уж после взрывов навал пошел такой, что даже обыватели, привыкшие костерить Ельцина и в хвост, и в Красную Армию, слегка прибалдели). Убедились? А теперь сравните действия этого «кровожадного врага свобод», который даже на «Коррьере делла серру» в суд не подал, с действиями его главного оппонента, который гордо заявляет, что выиграл все суды против прессы со счетом «сорок — ноль». Оно и понятно — суды-то зависят от городских властей!
Так что нет никакого сомнения, что в самом скором времени увидим в «Ленкоме», глава которого любит Юрия Михайловича даже больше, чем Немирович ценил Сталина, — пьесу какого-нибудь нового придворного графа из бывших под названием «Заговор дочери». И прочтем очередной роман типа «У последней черты». Более того: теперь вполне понятно, почему Ельцин — все-таки изрядный прозорливец — разрушил Ипатьевский дом. Но домов в России хватает.
Николай Кровавый передал власть вполне легитимным путем — отрекся от престола в обмен на гарантии личной безопасности, которые до прихода большевиков исправно соблюдались. И никакая заграница ему не помогла, хотя разговоров о его возможном бегстве было достаточно. Ельцин тоже передаст власть легитимно, законно, в соответствии с демократической процедурой. В виде некоторой прокладки, роль которой в 1917 году исполнил Керенский, сгодится на первое время Евгений Максимович Примаков. В результате «диктаторский и кровавый режим» Ельцина сменится режимом настолько жестким и не терпящим пререканий, что вспоминать о расстреле парламента в 1993 году станет как-то неловко. Конечно, уничтожать Бориса Николаевича никто не станет. Ленин тоже наверняка не хотел расстреливать императора с семьей. Но тут уже в действие вводятся силы, которые не всегда под силу сдержать и самому диктатору... Если, конечно, Европа не вспомнит об опыте 1918 года и не будет действовать более энергично.
ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ
Никто не назовет Николая Второго чудом интеллекта, но он обладал совестью и прочими предрассудками в большей степени, чем Ленин, и честь была для него не пустым звуком — именно поэтому он и не смог ничего противопоставить большевизму. Юрий Михайлович Лужков отягощен куда меньшим числом нравственных ограничений, чем его легковерный предшественник.
Так что после кратковременного угара нэпа, который мы, в сущности, уже пережили в 1994 — 1998 годах, нас ожидает гражданка Никанорова — помните такой фильм? Гражданка Никанорова — это до боли знакомая советская власть, только сопряженная на сей раз с несколько большим числом ограничений: Ленин, например, понимал свою некомпетентность в вопросах культуры и потому избегал навязывать массам свое мнение по этому вопросу. Зато Лужков в культуре разбирается очень хорошо. Еще не опубликовал труда о вопросах языкознания, хотя и поговаривает о борьбе за чистоту языка. Но это мелочи.
Зато российский криминал, предчувствуя смену власти, ликует. Обратите внимание: все русские бизнесмены с сомнительной репутацией — Таранцев, Кобзон, Аксентьев-Кикалейшвили — ярые сторонники Юрия Михайловича. Да и в музыке он предпочитает ресторанно-криминальный уклон, не зря же вручил букет Игорю Крутому. Симптоматично, что в сторону Юрия Михайловича дрейфует и Дмитрий Якубовский. Да и о Владимире Евтушенкове и о его коллеге господине Новицком поговаривают и пописывают разное — в частности, г-н Новицкий побывал в свое время на дне рождения г-на Сильвестра. Но мало ли кто где бывал.
Короче, новый режим заявляет о себе все громче: капитализм, несомненно, никуда не денется и ближе к народу не станет, но исчезнет единственное его преимущество --- свобода слова, печати, собраний и вероисповедания. Мы получим практически непобедимый синтез самого дикого капитализма и самой непререкаемой идеологической диктатуры — уникальный гибрид «совка» и первоначального накопления.
Конечно, приветствовать террор никто не будет, а главное — не наберется в России достаточно рук, чтобы этот террор осуществлять.
Тем не менее последние московские взрывы заставили народ встряхнуться, проснуться и самоорганизоваться, как в августе 1991 года. По дворам ходят столь милые сердцу Лужкова старшие по подъездам. Они следят за любыми восточными людьми, будь то азербайджанцы или армяне, евреи или цыгане. Подняли головы домовые активисты, завалившие жэки кляузами. Если народ не удается сплотить на почве государственной идеи, его легче легкого сплотить на почве ксенофобии. И Лужков — о, гениальная интуиция! — почувствовал это: отсюда и беспрецедентная московская ненависть к приезжим. Теперь эта ненависть уж точно стала официальной — приезжий в Москве автоматически чувствует себя врагом народа, чуть только нога его коснется перрона.
В этом смысле и чеченская война, и новая, террористическая ее стадия сыграли на руку грядущей диктатуре и фактически дали будущим властям мандат на любое закручивание гаек.
Это не значит, что кто-то из претендентов на российский престол заинтересован в этих событиях или, не дай Бог, причастен к ним. Это значит, что есть логика истории. И эта логика неумолимо толкает Россию все дальше, в тупик террора, упрощения и расчеловечивания, в железные объятия новой диктатуры, у которой нет уже никаких принципов и целей, кроме самой себя.
Что же, нам так и выбирать всю жизнь между петлей и удавкой? Неужели сегодня стоит поддерживать Ельцина, и неужели в семнадцатом году какой-то шанс был у монархистов?
Да нет, конечно. Ошибкой было бы думать, что в России 1917 года были только Николай, Керенский и Ленин. Были Милюков и Спиридонова, Плеханов и Бердяев, Горький и Короленко, и даже во Временном правительстве сидел целый ряд людей, которые при любом другом премьере вполне могли бы затормозить над бездной. России хватит метаться меж двух зол. Ей пора думать о ком-то третьем.
Но вырастить этого третьего она не успела ни с 1894-го по 1917-й, ни с 1991-го по 1999 год. Хотя, может быть, я неправ, и мы просто пока не знаем, кто он?
Дмитрий БЫКОВФото Славы КЕДРОВА