Из записных книжек
Андрей ПЛАТОНОВ
Тексты публикуются по машинописной копии записных книжек, подготовленной при участии вдовы писателя М.А. Платоновой в 1980-81 гг. (хранится в ЦГАЛИ).
«Время идет, зреют накапливаются юбилеи — 100 летия со дня рождения и пр.» — заметил некогда в записной книжке Андрей Платонов. Вот и ему накопилось на юбилей с двумя нулями, и пришло время отдать гению отечественной литературы бедную дань нашей памяти. По собственному определению, он полвека «жил главной жизнью» со своей страной. В 20-е устраивал первые колхозы в Воронежской области, писал первые книги. В 30-е, опубликовав «Впрок» и «Усомнившийся Макар», был карандашом вождя вычеркнут из литературной жизни и дальше писал «в стол». В 40-е был фронтовым корреспондентом. Пятнадцать лет ждал ареста — и дождался, но не своего — 15-летнего сына Платона с обвинением в шпионаже. Через десять лет его выпустили — больного туберкулезом, умирать на руках отца. Сочли, что напугали писателя достаточно. До смерти. Андрей Платонов с сыном не расставался. Он заразился от него туберкулезом. И умер. Мы печатаем страницы из его записных книжек, до сих пор не изданные.
Георгий ЕЛИН
1927 — 30 гг.
- Нет такого огня, который бы не погас в океане.
- Котлован. Закон, что?б беречь отсталые элементы.
- Если сравнить живых с умершими, то живые говно.
- Я думал, что весь мир погибает, а это я один.
- Церковь полна свечей и нет молящихся. Молящиеся зажигают свечки и сейчас-же исчезают, дабы остаться целыми на службе и в жизни.
- Скот в колхозе от беспризорности сам стал сознательным: пьет воду, таскает корм, организуется и т.д.
- В избах «унитаз» крестьянки пишут на полу мелом.
- При напоминании о надобности думать, все смеются!
- Не пьянствовать, не спать, а высоко нести знамя соцсоревнования.
1930 — 40 гг.
- Кот, топающий ногами.
- Упомянем еще не упомянутых. — Упомянем!
- Он... не знал, что говорить с людьми, и только, одержимый привычной человечностью сочувствия и тоски, тихо спрашивал: «Ну как поживаете?»...
* * *
- Череватов не помнил женщин, но воображал своих детей, и шел по пыли дороги, глядя, как чужие женщины утирают задницы неизвестным детям.
- Несколько раз сходил с ума.
- Мы — товарищи: вместе в уборной сидели и слышали внутренности и запах.
- Инженер, умерший в конце концов от осознания <своей> ненужности, неспособности (молодые лучше) и т.д., давший объявление о своей смерти.
- Мученье вещества.
- Беспородный человек.
- Всюду герои — читал Кузява, — а среди тысяч знакомых людей он таковых не нашел ни одного.
- Люди давно выдумали все мысли, все думы наши старые, только чувства всегда новые.
- Гвозди Жовов взял в рот (по плотн<ицкой> привычке), мороз 35?; гвозди примерзли ко рту; Жовов вырвал часть рта, но с работы не ушел (ударник).
- Сущность мира м<ожет> б<ыть> открыта лишь благодаря ошибке.
* * *
- «Нучтож, придется жить благородно!»
- ...каждый день лишь для того и повторяется, чтобы люди вспомнили забытое, необходимое, а люди думают, что это лишь время идет.
- О любовнике жены видного лица, — как неожиданно вернулся муж, тихо выпустил любовника, сам лег, а жена, проснувшись, сошла с ума... и дальше, дальше, дальше, — а муж ходил к ней в больницу.
- Дочь хозяина кабака (служанка) красивая такая, что без нее гости не пьют, не едят.
- «Когда-же мы с тобой трезвыми будем?»
* * *
- Человек, не говорящий ничего, ни с кем ни слова, потому что слово, по его мнению, абсолютно бесполезно, — истинный чистый фашист.
- Что-то гудит вдалеке постоянно, волнообразно: время ли, истина (забытая) или судьба.
- Любовь: она на 4 этаже, он снизу:
Он — плюнь, ну плюнь сюда!
Она плюет.
Он ловит плевок в ладонь и съедает его. - О животных, о животных <надо писать> — целый мир свободы и счастья втуне лежит.
- Начало «Джумали». Она воспитывалась на «кладбище» древнего народа (в мечети, в глиняной башне и т.п.), — в развалинах, среди фаланг и скорпионов, и каракурт глядел на нее ясными глазами из песчаной дырочки.
- Туркмен — это ни в носу не ковыряет, ни соплей не чувствует, ни грязи своей — это другое соотношение с природой, другое совсем самоощущение, чем у нас.
- Есть и другие страсти, кроме любви, которыми может жить человек, если будет необходимость,
- После опустошения Самарканда номадами (начало 18 века), в нем остался ровно 1 житель, — и этот житель затем размножился.
- В сущности — все «социально-сознательные» стремятся лишь к одному — сесть на поезд и уехать в Москву. Только кочевые туркмены не знают «Москвы» в этом духе.
- Зверь — вопиющее тело, сперма пополам с кровью...
- Конец: и тогда он увидел, что жизнь прожита зря и почел себя несуществовавшим вовсе. А другие его вовсе не знали. Человека не было.
* * *
- Правила наполнения и опорожнения желудка, дабы он не морщился от пустот.
- «Собака — первый друг человеку». А жена — второй друг!
- — Чтоб она пышная была!
— Кто — она?
— Похорона'?! - — Чем ты думаешь-то? — Чем баба на лавку садится? — А ты и сесть не можешь (мужчине). Сядешь да прищемишь.
* * *
- Счет живописца — церкви —
- — «Залатал дыру Марии Магдалины»,
- — «Пририсовал св. семейству недостающий член».
- Ехал он на извозчиках (на 3-х) — на одном сапоги лежат, на другом костюм, а на третьем — он сам в чулках и жилете.
* * *
- Рассказ о директоре, который прощал 10 л<ет> жену, что она жила с инж<енером>, потому что инженер — великий работник, и дело без него ухудшится.
- Дочка отцу:
- — Папа, мама умерла, ступай страховку получай, а то закопаешь, не дадут, скажут — ее совсем не было, где она мертвая была...
- И тело мое, кости мои жмут мою жизнь, как тесная высохшая, жесткая обувь.
Разрозненные записи 1940 — 50 гг.
- Сам себе зубы чинил: зуб выпал, а он вдел туда что-то (древесный корешок) и жевал чем-то хорошо.
- Я — теоретик чувств.
- Нельзя слишком много и долго любить умерших: много хлопот по жизни и многолюдство большое.