«Без мужества нет победы» — надпись на часах, подаренных Явлинскому премьер-министром Нидерландов
Григорий ЯВЛИНСКИЙ
ПОЛИТИК, КОТОРОМУ ЕСТЬ НА КОГО ОПЕРЕТЬСЯ
В 70-е Явлинский на примере табуреток объяснял друзьям экономические процессы и был жестко настроен против авторитарной системы. Позже его твердый характер сказался на Явлинском-политике. Сегодня его считают одним из самых принципиальных государственных деятелей в России
В 1982 году Явлинский написал работу «О совершенствовании хозяйственного механизма в СССР», где предсказывал наступление экономического кризиса. Книга вышла под грифом «Для служебного пользования». Позже изъяли текст, черновики работы и вызвали в особый отдел. С этого момента у Григория Явлинского начались «хождения по мукам».
— С мая 1982 года я каждый день в 10 утра являлся к одному и тому же человеку в один и тот же кабинет, — говорит Явлинский. — И слышал один и тот же вопрос: «Кто вас научил? Вы должны нам сказать, кто вас попросил это написать?»
Однажды я пришел в хорошем настроении и ответил, что меня научил Карл Маркс. Мне сказали, что если я еще раз так отвечу, то больше отсюда не выйду. Пришлось извиниться. Так продолжалось до 11 ноября. В этот день я пришел как обычно, но все вдруг переменилось: 10 ноября умер Брежнев, начался период Андропова, и мне сказали, чтобы я больше сюда не приходил.
Новая серия гонений началась с приходом Черненко. Однажды на обычном диспансерном осмотре Явлинскому заявили, что у него открытая форма туберкулеза, и положили в больницу. Через несколько дней к нему наведались домой и сожгли все его книги и вещи. Семью поставили на учет. Явлинского начали лечить так, как обычно лечат туберкулез. Заболевание искусственно усугубляют, а потом начинают глушить лекарствами. Однако туберкулез не прогрессировал. Тогда врачи стали убеждать Явлинского в необходимости операции. Под угрозой якобы оказалось одно легкое. За несколько дней до операции какой-то врач сказал ему, что он на самом деле здоров. Явлинский совершил ночью то, что сделал в войну его отец: он просто удрал из больницы, где его продержали девять месяцев.
Позже оказалось, что этим Григорий Явлинский спас себе жизнь. Из больницы он взял с собой таблетки, которые пил каждый день, растолок их с хлебными катышками и скормил голубям. Птицы умерли, даже не успев взлететь. В туберкулезной клинике ежедневной нормой для Явлинского были четыре-пять таблеток... Плюс бронхоскопия, раз в неделю — рентген. Если бы не его воля и невероятное жизнелюбие, неизвестно, чем бы это кончилось.
— Я считаю, что самая главная черта характера, которая досталась мне от отца, — это мужество. По крайней мере я надеюсь, что это так. Отец был для меня эталоном силы, воли, надежности. Он был кумиром для всех окружающих, настоящим мужчиной. Про его жизнь можно фильм снимать.
Отец Явлинского, Алексей Григорьевич, начал свою сознательную жизнь в коммуне Макаренко. Он был беспризорником и не знал даже точной даты своего рождения. Его родители погибли в период гражданской. Сам великий педагог Макаренко считал, что из Алексея никогда ничего путного не выйдет, поскольку он «слишком свободолюбивый и испорченный». Детям сотрудников коммуны было запрещено с ним дружить. Хотя, когда сын одного из городских начальников попал в неприятные отношения с местной шпаной, выручать его ездил именно Алексей Явлинский.
— По выходным дням отец отправлялся в Харьков и делал там «гоп-стоп». Останавливал в темных переулках нэпманов, отбивал перед ними чечетку и произносил многозначительную фразу: «Вы знаете, когда я был заведующим, я любил оставлять свои часы на рояле». (Эти три слова были для отца элементами другой жизни, из мира интеллигенции.) Естественно, после такого обращения напуганные граждане оставляли свои пожитки... Отец потом об этом сам мне рассказывал, страшно ругая себя за ошибки юности.
С грехом пополам окончил он коммуну и после этого поступил в летную школу. Однако там не проучился даже одного семестра. Его выгнали из-за драки, зачинщиком которой он сам и оказался.
В 1939 году отца призвали в армию. Службу он начал рядовым в Средней Азии. Потом началась Великая Отечественная. Отец участвовал в самом жестоком за всю историю Второй мировой войны Керченском десанте. Прошел всю войну. Был награжден двумя орденами Отечественной войны, медалью «За боевые заслуги». Был много раз ранен, лежал в военных госпиталях. Ему даже хотели ампутировать ноги, но он просто сбежал из больницы на фронт. Ноги у него потом болели, но это не помешало ему уже после войны играть в футбол. Он был необыкновенно спортивный человек. Делал джигитовку на лошадях, крутил на турнике «солнышко», подолгу держал «угол» на брусьях...
После войны Алексей Григорьевич вернулся во Львов, там он познакомился со своей будущей женой, мамой Григория Алексеевича. Она окончила с отличием Львовский университет и поставила условие супругу: «Ребенок не родится до тех пор, пока ты не окончишь среднюю школу».
— Я у мамы как-то спросил: «Как ты могла найти общий язык с человеком, который за всю жизнь не прочитал ни одной книги?» А она мне ответила, что это не главное. Он был благородным человеком. Отец потом окончил вечернюю школу, получил дипломы двух факультетов Львовского университета — исторического и юридического, окончил Высшую школу МВД. Он знал историю Древнего мира так, как будто сам жил в Греции или Шумерах...
Алексей Григорьевич Явлинский стал единственным воспитанником коммуны Макаренко, который продолжил его дело. Он всю жизнь проработал в Детской трудовой воспитательной колонии. Как никто другой, Алексей Явлинский мог понять психологию трудного подростка. Ездил по стране, собирал талантливых учителей и психологов... В 1980 году детские учреждения передали в систему МВД и превратили в обычные тюрьмы. Для Явлинского-старшего это стало серьезным потрясением. 27 августа 1981 года, после очередного разговора с министром внутренних дел Украины, так и не сумев доказать, что детей нельзя воспитывать с оружием в руках, он умер...
Его сын Григорий Явлинский уже в течение нескольких лет каждый месяц перечисляет половину своей депутатской зарплаты в два детских дома. Мы узнали об этом случайно. Григорий Алексеевич никому о своей благотворительности не говорит.
— Как-то я пришел к отцу со своей идеей реформирования советской экономики. Он внимательно меня выслушал и рассказал притчу про человека, у которого была кожа желтого цвета. Из-за этого всю жизнь лучшие врачи мира лечили его от желтухи. Но кожа все равно оставалась желтой. В конце концов его залечили до смерти. И только тогда кто-то случайно рассказал врачам, что этот человек был китайцем.
Я начал думать: может быть, и социализму никакие лекарства не помогут? Может быть, нужно что-то совершенно иное?!
Мечта Явлинского все же исполнилась. Он добился своей главной цели — стал профессиональным экономистом. А позже стал еще и профессиональным политиком.
— К началу 90-х я прошел уже всю «лестницу» — от рабочего до вице-премьера, я знал наше хозяйство не по чужим докладам и четко понимал, что нужно делать, чтобы страна вышла из кризиса. Я писал программы, делал расчеты, руководил огромным отделом, встречался с министрами и директорами заводов и убеждал их действовать. Но действовать обдуманно. Для этого нужна была программа, расписанная буквально по дням. Я сделал такую программу.
Явлинский сумел тогда убедить многих в своей правоте. Его приглашали в США и воспринимали как вундеркинда экономической науки. Но вот в России экономические законы власти были неинтересны. Как только Явлинский понял, что правительство взяло путь на инфляционную экономику и перестало препятствовать развалу СССР, он подал в отставку.
— В России сейчас рождается новый мир. Это, по сути, тот же ребенок. Если какое-то время не воспитывать его как надо, не кормить как следует, не обращаться с ним по-человечески — вырастет урод. Всему нужно свое время. Должен быть определенный период в жизни, который нужно прожить как надо. Безнаказанно обижать народ я не дам. Я всегда искал и буду находить самые эффективные способы защиты народа. Пока я жив, никогда, ни при каких условиях в России не повторится ужас советского тоталитарного режима, построенного на безразличном отношении к людям, на презрении к жизни человека.
Десять лет я в большой политике... Как только меня ни крыли, как ни ругали, но я иду своей дорогой. На это нужна сила. Я ее в себе чувствую.
Вы знаете, я до сих пор не могу забыть один эпизод. 1989 год. На трибуне стоит Андрей Дмитриевич Сахаров. Весь зал орет, топает ногами, а он говорит, поворачиваясь к Горбачеву: «У меня не от вас мандат, у меня мандат от народа». Тогда я, может быть, не до конца понимал, что делает этот человек, но догадывался, ЧТО он чувствовал в тот момент. Это меня потрясло. Чем старше я становлюсь, тем серьезнее отношусь к тому эпизоду. Передо мной рисуется образ человека, который идет против большинства, это агрессивное большинство пытается его подавить, но не может, потому что оно заведомо слабее. Ему не на кого опереться. А у этого человека есть сильная опора. Это люди, которые ему доверяют, верят в него и ощущают его защиту... Я бы очень хотел, чтобы именно так — сильными и защищенными — себя чувствовали мои сторонники.
Юлия БЕЛОУСОВА
В материале использованы фотографии: Юрия ФЕКЛИСТОВА