ПРОЩАНИЕ С МАЛИНОВЫМ ПИДЖАКОМ

Новые песни о «новых русских», об их подвигах и славе

ПРОЩАНИЕ С МАЛИНОВЫМ ПИДЖАКОМ

Слушайте сюда. «Новые русские» загибаются. По типу как тип — вслед за Чапаевым и Петькой, Лениным и Дзержинским, евреем и чукчей. Опять пошли анекдоты про мужа и жену, про детей и политиков. Про общечеловеческие ценности.

Еще вчера логикой жанра был софизм: «Сумасшедшие деньги могут быть только у сумасшедшего». Теперь потребитель анекдотов, похоже, приближается к мысли о том, что он беден не потому, что богатые сволочи, а потому, что сам дурак. И на смену сатире пришел сочувственный юмор.

Поймали трое «новых русских» золотую рыбку и загадывают желания. Один говорит: «Я тут остров себе купил, а на нем тараканы с палец». Рыбка говорит: «Вот тебе маленький тараканчик, он их всех съест, а потом сам умрет». Второй: «А у меня тоже остров, но с муравьями». Она ему дала маленького муравья. Третий: «Рыбка, нет у тебя случайно маленького налогового инспектора?»

Если вы засмеялись, будете жить.

Вот и анекдоты про «новых» не просто так вымерли.

Возникли другие жанры.

БЫЛИНА О ПОДЪЕЗДЕ

Как на улице на Полярной, а в районе-то Медведкове проживал сурьезный, деловой пацан. Умолчим, как он звался по паспорту, а по прозвищу — Красный Мерсушко. Вышел он-то в Медведки не из зонушки, ни в Чечне он не был, ни в Сербии, он по дворикам все погуливал, начищал сусала да мял кочаны. А за год и месяц до двухтысячного подыскал он девку брюнетистую, роду знатного, интеллигентского. И не то, чтобы шибко умная, но условие сразу поставила: или станешь Дэвидом Боуи, или я, мой свет, разведу тебя аки Джерри Холл Мика Джаггера.

Он снимал свои цепи тяжелые, расставался со стрижкой-ежиком, скидовал крутой малинов кафтан, он купил для жены кибиточку — минивэн «Понтиак» цвета белого. Лишь жилья не хотел элитного, говорил, что привык по-простому жить. С работягами да старушками.

Он построил квартиросъемщиков ранним утречком у двери в подъезд. И сказал он им слово веское, слово веское да с оттяжкою: «Вы послушайте, что я вам скажу, люди добрые, люди советские. А придете вы седни вечером — и подъезд он тот не узнаете. На нем дверь будет непробиваемая да доской вагонной принаряженная. В том подъезде сядут двое из вас, а кто именно — определяйтеся. Я тем двум буду жаловать двести долларов. А теперь, мои други добрые, разбирайте магнитные ключики...»

И народ, одурев от радости, пел: «Хвала тебе, Красный Мерсушко!»

Все так и было: былина ж, блин.

Только между последним и предпоследним абзацами былины вмешалась супруга нашего героя и уговорила его сделать все «по-человечески». Долго ходила по квартирам, упрашивая соседей собраться внизу в следующий понедельник. К понедельнику половина подъезда успела о приглашении позабыть. А та половина, что явилась, выразилась примерно в следующем духе: «А зачем нам это? Может, нас такой подъезд устраивает. А на халяву неприятно. Так что, если вы захотите нас этой дверью оскорбить, мы ее покалечим».

Особую ноту протеста внесли старушки. Они сказали, что ничего в этих магнитных ключах не понимают, делить между собой рабочее место не хотят, чтобы не ссориться, а кроме того — ну где ж тогда придется ночевать бедным бомжам!

Тогда супруга нашего героя побежала домой, выпила стакан воды и призналась мужу, что ей поимели мозги.

Что было дальше, вы знаете из последнего абзаца.

Когда начали в Москве дома взрывать, жильцов того подъезда даже освободили от дежурства. Такая у них была бронированная дверь!

БАЛЛАДА О КЕПОЧКЕ

Прошлой весной, когда великий и ужасный Примаков ввел очередную монополию на оборот алкоголя, я встречался с подпольным водкоделом Игорем А. Я уговорил его поведать миру, что он думает о войне, которая была ему объявлена великим Примаковым.

Поведал Игорь А. вот что: «Они живут на летающей тарелке. Кто будет с нами воевать, какая власть? У нас все свое — и инвесторы, и банкиры, и служба безопасности, и суды, и налоговая инспекция. Только перед ними я чувствую себя обязанным, потому что они проследили, чтобы я деньги хорошо потратил, они мне делают, чтобы без проблем, и за это я плачу им двадцать процентов. А не восемьдесят, как этим, с летающей тарелки.

Вообще-то эта баллада о возвращении к станку. На героя меня вывел его родной брат. О таком родстве впору снимать сериал. Один брат позитивный, как Чебурашка. Как сказал в семь лет: «Пойду в военные», так и пошел, не оборачиваясь, и дошел до полковника. Другой брат, Игорь, в три года умудрился потеряться во ржи. Отыскали через сутки с помощью колхозного «кукурузника». Но на дорожку, по которой все ходят, Игорь уже не возвращался. Поступил в МИСиС и бросил. Проигравшись в пух, пошел отрабатывать. Когда отработал, стал зарабатывать. Зарекомендовал себя в бандитской среде неплохо. Но из-за «смен руководства» несколько раз пришлось отсиживаться у одной безотказной в Рязани. Наконец, когда все более-менее устаканилось, завел на общаковские деньги подпольный цех в Подмосковье с одиннадцатью хохлами. Но Игорь стал человеком эпохи не только в смысле бабок. Четырежды создавал семью — и каждый раз «уходил с одной кепочкой», оставляя все движимое и недвижимое дражайшей половине. Потерпев очередное фиаско, признавался брату, что, если бы сейчас его позвали встать к станку за штуку баксов в месяц, встал бы не задумываясь.

Вскоре после очередной беседы с братом он исчез. Брат-полковник мне сказал: потому что влез в долги. Сначала долгов было тысяч двадцать. Игорь пошел в казино, и двадцать тысяч превратились в двести тридцать. У родственников, которые собрались покупать квартиру, одолжил денег, сказав, что отдаст через две недели. После чего исчез.

Но через месяц все, кому он задолжал, получили по двести долларов. И еще через месяц по двести... Деньги молча приносит какая-то женщина. Брат-полковник шутит, что, наверное, встал к станку. И не без злорадства замечает, что раз люди такого склада, как Игорь, оказываются не у дел, значит, время работает на таких, как он, полковников.

НОВЕЛЛА О СУДЕБНОМ БЕСПРЕДЕЛЕ

Точнее, о том, как «новый русский» боролся за свои права с судьей, а победив, перестал быть «новым русским». Тут не обойтись без фамилий — все-таки новелла. Жанр такой.

Володя Егошин, сын предпринимателя, в День защиты детей гулял по двору дома № 181 по улице Декабристов города Казани и от скуки стал рисовать пальчиком на автомобиле «Понтиак». Машина принадлежала судье Верховного суда Татарстана г-ну Матвееву, который приезжал к одной даме, живущей в квартире с окнами на загс.

Поймав ребенка, судья решил не идти в суд и даже в милицию. Он потащил мальчика к помойке. Перед контейнером с мусором судья преподал мальчику краткий урок: «Эта машина стоит десятерых таких, как ты». Сначала он предложил «осужденному» добровольно залезть в контейнер. Когда Володя отказался, Матвеев взял его одной рукой за штанину, другой за горло и бросил в бак на копчик, огласив свой окончательный приговор:

— Ты весь в дерьме, от тебя парашей пахнет!..

Судья Матвеев имеет репутацию сурового, но справедливого. Среди засуженных им есть даже гаишник, тормознувший его в пьяном виде. Нелюбовь к ментам Матвеев, похоже, имеет в силу своей биографии. «Поработали бы с мое в Магадане», — отвечает он на вопрос, откуда у него такой богатый автопарк и несколько квартир с евроремонтом.

В общем, верховный судья — человек сложной судьбы. Но и у Володи Егошина папашка не промах. Его еще с советских времен пол-Казани знает. Он имеет в городе авторитет достаточный, чтобы разобраться с судьей или хотя бы с его тачкой по понятиям. Но Егошин решил победить судью на его поле — правовом.

Он добился рассмотрения дела Матвеева на квалификационной коллегии судей Татарстана. Разбирательство превратилось в разборку вот именно по понятиям: «Я думал, в этом доме простые люди живут, — признавался коллегам судья. — Если бы я был в курсе...»

Судьи в обиду коллегу не дали. Папа, пробормотав что-то про беспредел, пообещал себе потерпеть еще немного — до коллегии Верховного суда России. Два раза Матвеев косил от участия в коллегии. Наконец пришел. Меня на заседание не пустили, но когда Егошин вышел, на его лице было написано следующее: «Какие мужики! У нас этот «Понтиак» готовы были в выхлопную трубу лизать, а эти так и сказали: «Ты, сука, обидел ребенка, значит, должен ответить». Представляешь, он даже пенсию получать не будет, с нуля начнет...»

И вот что еще было написано на лице победителя:

«Теперь он такой же человек, как и я. Он у меня еще в Магадан съездит».

А если бы триумфатор заговорил, это, наверное, вылилось бы в одну фразу:

— Ну все, браток, попал на бабки!

ПРИТЧА О ВЛАСТИ

Все здоровые силы общества заявляют: «Не пустим криминал во власть!» Рядовому криминалу эти заявления представляются такими же абсурдными, как если бы во времена браткоубийственных междоусобиц на Руси нашелся бы какой-нибудь юродивый Гриша или там Сергей Адамыч, который бы ходил от княжества к княжеству: «Вставайте, люди русские! Не пускайте во власть отморозков-купцов! А пускайте Христа ради юродивых!»

Самые громкие примеры криминализации власти — мэр Ленинск-Кузнецкого Коняхин и недоизбранный глава Нижнего Новгорода Клементьев. В обоих случаях народоизбранные криминалы поплатились за прошлые грехи.

Но вот в жемчужине Крыма Феодосии произошла история, поведанная мне представителями тамошней интеллигенции, с которыми я знаком давно и не могу им не верить. Они, кстати, утверждают, что фамилия их нового мэра Владимира Шайдерова (Шайдар) родственна фамилии Гайдара. По их мнению, он воплотил в себе все лучшее и от Аркадия Петровича, и от Тимура, и от Егора.

К моменту когда Шайдеров пришел к власти, сотрудники Литературного музея Александра Грина не видели зарплаты двадцать шесть месяцев. Жили курортной торговлей, а директор музея по фамилии Ненада потихоньку впадала в алкогольную зависимость. Долг Феодосии достиг семи миллионов долларов.

До предвыборной кампании в составе творческого коллектива под руководством г-на Макарова по кличке Белый (ныне в бегах) Шайдеров занимался тем, что на языке закона называется «вымогательство, совершенное организованной преступной группой, соединенное с насилием». Убегая ли от правосудия или по соображениям «Кто, если не я?», пошел Шайдеров на выборы — история умалчивает. Но как только в городе произошел «криминальный переворот», все встало с головы на ноги. Те, кто лучше всех умеет собирать дань, стали ее собирать в бюджет. Сокрытие доходов стало в принципе невозможным. Чем не чикагские мальчики?

И что самое странное, все у феодосийских младореформаторов получилось. За год рост промышленного производства составил 21 процент, встали на ноги чулочная фабрика и птицеколхоз, а директор музея Грина перестала пить горькую. Зачуханный киноконцертный зал прошлым летом принимал Филиппа Киркорова.

Но тут попыталась восторжествовать справедливость.

После визита в Крым министра внутренних дел Украины Юрия Кравченко УВД автономии провело грандиозную операцию по «ликвидации криминалитета». Кроме 52 преступных группировок и девяти бандформирований попали за решетку представители официальной власти, в том числе и Шайдеров — «по его прошлым делам».

На следующий день перед зданием Верховного совета Крыма встали пикетчики из Феодосии с плакатами: «Владимир Саныч, город твой! Иди работай, мы с тобой!»

И что бы вы думали — Шайдерова отпустили под подписку о невыезде. Но дело не закрыли.

При видимом торжестве справедливости восторжествовал принцип: имидж — все, а экономические соображения типа голода — ничто. Торжествует он в России сплошь и рядом. Сложился некий эталон власти: с глазами Прусака, с улыбкой Росселя, с патриотическими усами Руцкого идти во власть можно. А с потрепанным зоной мурлом Коняхина, Быкова, Шайдерова — не смей!

Хотя если сесть (не на нары) и разобраться (не в физическом смысле), разница будет в пользу последних.

Известно (в том числе по Марксу), что управление — это функция собственника. Криминал идет во власть именно как собственник. Начинающие либералы, отставные генералы, безработные партаппаратчики власти ищут, чтобы стать собственниками — за ее счет.

Что предпочтительнее? Вот в чем вопрос...

АВТОРА!

Напоследок несколько слов того, кто, собственно, внедрил в массы понятие «новый русский». Это журналист Шура Тимофеевский — мне удалось найти его высказывание в журнале «Вещь»:

«Я вовсе не хочу вас расстраивать, но, собственно, «новые русские» — это миф. Он выдуман был для обозначения некой социальной страты. Сейчас же «новые русские» — это, так сказать, предмет чисто академический. Для того чтобы обозначить новое «наше все», нужно что-то новое. Поймите, «новые русские» — идиома для времени более романтического, чем нынешнее. Тогда была ставка на исключительность, сейчас — на рутинное созидание. И символ должен быть тоже мелкий... Новый бюргер, что ли...»

Представляете, какими будут анекдоты про бюргера.

Дмитрий СОКОЛОВ-МИТРИЧ