«Я ПОШЕЛ СТРЕЛЯТЬСЯ»

Промахнулась я, конечно, выбрав домино для игры с группой «ЧайФ». Но кто же знал, что они на домино не одну собаку съели? Кто знал, что они постоянно тренируются в пути, разъезжая по нашей немаленькой стране?! Кто же знал, наконец, что это их любимая игра? Никто-никто не предупредил меня об этом заранее...

Владимир ШАХРИН:

«Я ПОШЕЛ СТРЕЛЯТЬСЯ»

Шахрин: — Играть мы будем в «Укупника».

Н.Д.: — В какого такого Укупника? В смысле попсового?

Шахрин: — Ага. Проигравший поет его песню. Вообще-то эта игра называется «манда». Старинное русское слово. Правила простые: вот нас здесь пятеро, берем по пять фишек, а три остаются на «базаре». Заходит один-один.

Бегунов: — Играем четыре конца, дупель на руках — играем.

Шахрин: — Подожди, надо чтобы дама поняла правильно, что такое «конец».

Бегунов: — Конец она знает, немаленькая, чать!

Н.Д. (заглянув в кости, я порадовалась): — Ага! Вы все уже проиграли!

Бегунов: — Главное — никому не показывать.

Шахрин: — Один-один у кого? Нету ни у кого? Два-два!

Н.Д.: — Один-один у меня, у меня! Извините! Да... Вашей группе уже пятнадцать лет. Вы практически ветераны отечественного рока. Ну, расскажите, как там было в восемьдесят пятом? Не запрещали вас в Свердловске?

Шахрин: — Меня пытались вызвать в местный райком и пугали всевозможными последствиями, предлагая отказаться от музыки. Напугать меня было сложно, тогда я работал на стройке, ниже нулевого цикла опустить меня было невозможно — я работал над фундаментом.

Н.Д.: — А это считалось не престижно?

Шахрин: — Да тогда и слова-то такого не было...

Н.Д.: — За фундамент меньше платили?

Шахрин: — Я нормально получал. И пошел на стройку, чтобы получить квартиру. Я понимал, что раз женился, то мне нужно жилье. И в свои двадцать шесть лет я имел двухкомнатную квартиру — это было очень неплохо! И никому не был за это должен... Дальше мы ходим по кругу, и можно ставить сюда, сюда и сюда. Если есть дупель...

Бегунов: — ...Конец закрывается.

Шахрин: — Ну вот, сейчас увидим. Валера, ходи!

Шмяк.

Шахрин: — Во как Валера сходил! Задача — скинуть как можно больше очков, у кого больше осталось, тому пишем «у, к, у» и т.д. до полного «Укупника».

Н.Д.: — А вы тогда и в рок-клубе состояли?

Бегунов: — А как же. По большому счету это была контора стучащая. Ездили представители на концерты, следили, чтобы строчки не менялись, чтобы список песен, который был залитован, свято исполнялся... Мы именно тогда заключили «пацанское соглашение» — никогда не выходить пьяными на сцену. Мы прекрасно понимали, что любой повод может стать последним. Поэтому мы много пили в личной жизни и никогда не пили перед выступлениями.

Шахрин: — У нас литовка в рок-клубе смешная: мы нашли профессионального композитора Пантыкина, который в принципе хорошо относился к нашим песням, и он писал для чиновников понятные им вещи — «эта музыка основана на традициях негритянского народа, дружественного нам». А литературовед Калужский обнаруживал нужный смысл наших текстов — «вот эта аллегория подразумевает то-то и то-то». То есть рецензеры были наши. А чиновники песен-то самих не слушали, но, читая эту бредятину, восклицали: «Ах, это про это! Ну тогда ладно».

Бегунов: — Это хорошие времена были, тогда в рок-клубе числилось свыше пятидесяти групп. Мало кто остался, но тем не менее... Это было хорошее место общения. Жаль, что это не перешло ни в какое кафе или клуб.

Бегунов: — Три конца осталось.

Шахрин: — Вот у меня единицы нет, я иду на «базар» и должен тащить на «базаре». Вот! Я поймал один-пять.

Н.Д.: — А я когда хожу?

Бегунов (заглядывая в мои фишки): — Сиди кури!

И поставил мне непроходимую ситуацию.

Бегунов: — Рокерский анекдот знаешь? Сын рок-музыканта спрашивает у отца: «Папа, а ты, когда вырастешь, кем будешь?»

Шахрин: — Знаешь, когда у нас в 1989 году вышла на виниле пластинка первая на фирме «Мелодия» и мы получили ее в руки, Вовка сказал: «Ну наконец-то теща перестанет меня спрашивать, когда я устроюсь на работу!»

Бегунов: — Теща у меня вообще оптимист-перестраховщик. Она хороший человек, проблема в том, что мы тринадцать лет под одной крышей прожили.

Шахрин: — А я с тещей вместе не жил, и у нас идеальные отношения, не знакома мне эта извечная проблема.

Н.Д.: — Да-а-а! Вовремя вы построились. Квартиру получили в том же доме, который строили?

Шахрин: — Да. Частично даже сам ее отделывал, будучи уверенным, что жить в этой квартире не буду. И так прикручивал ручки... вгоняя шурупы молотком. Потом все переделывал, и главное, обижаться-то не на кого. Я вот до сих пор не могу переложить полы, хотя знаю, как там положены лаги и почему это все скрипит. Но не могу себя заставить переделать. Некогда.

Бегунов: — Не показывай свои фишки соседям.

Н.Д.: — А чего он подглядывает?! Уберите от меня этого соседа!

Шахрин: — Ну, песню про Петруху знаешь? Если проиграешь — споешь, и все. Бери еще, бери, ищи здесь, пока нужную фишку не вытянешь.

Н.Д.: — Еще одну брать? Вот вам всем!.. Кстати, а как вы с женой познакомились?

Шахрин: — Мы учились в строительном техникуме, а там группа архитекторов была, в основном девочки, и я увидел это создание, в очень короткой юбке, в ярких, вызывающих и безумных колготках... Наш роман был довольно бурным, и мы почти каждый день ссорились. А я уже был «кумиром молодежи», потому что играл на танцах, но ей ничего не стоило сказать соседкам по общежитию: «Если придет Шахрин, пусть сидит и ждет» — это примерно, как если бы вы сейчас Михаилу Боярскому сказали: «Сиди и жди, я вышла». Мы ссорились, и я, хлопнув дверью, уходил навсегда. Возвращался.

Н.Д.: — Чего тогда ссориться-то было?

Шахрин: — А она у меня самостоятельная, прямо как я. Не из тех, что смотрят в рот: «Да, господин». Поэтому... постоянно что-то происходило. Один раз я даже устраивал шоу под названием «Я пошел стреляться». Пистолет у меня был стартовый. Но издалека это не видно, поэтому я смело встал под окнами общаги и стал кричать: «Пятьсот семнадцатый!» Высовывается подружка, я ей ору: «Передай. Этой. Что все. Пошел я стреляться». И для убедительности выстрелил. На звук в окна высунулась вся общага.

Н.Д.: — И вас, видимо, спасли...

Шахрин: — Да. Вот неплохо получилось — два, ни у кого нет. И Слава заканчивает... Считаем очки. Двадцать четыре. У тебя, Наташенька, больше — пишем тебе «у»! Да, еще если у тебя осталась одна фишка пусто-пусто, то это сразу пятьдесят очков.

Н.Д.: — Слава богу, нет.

Шахрин: — А если одна шесть-шесть, тогда сто очков. Но если ты закончишь на пусто-пусто — это очень почетно и тебе списывается одна буква.

Бегунов: — Очень почетно! В «козле», когда «лысака» ставишь, это очень почетно.

Шахрин: — Да, в игре «козел», если заканчиваешь на «лысого», партнер становится «лысым козлом».

Бегунов: — А если, не дай бог, ты закончила «лыс» шесть-шесть — это вообще... Это называется «генерал», и эти чмыри, которые сидели напротив тебя, они с позором выходят из-за стола и не садятся за него до тех пор, пока не купят новое домино.

Н.Д.: — Да-а-а! (Мечтательно промычала я.) А с тещей как вы познакомились?

Шахрин: — Лена уехала на каникулы в свой родной Курган, а мне ударила вожжа под хвост, что все, не могу больше без нее, что обязательно должен ее увидеть. Адрес-то на бумажке я записал, но оставил его дома и вспомнил об этом только в общем вагоне, когда подъезжал к Кургану. Часа два ночи. Вспоминаю, что она мне рассказывала, что у нее окна выходят на железную дорогу. И я шел вдоль железной дороги два часа. Была зима и лютый холод. Я понял, что все, замерзаю, надо переночевать в каком-нибудь подъезде. Подхожу к первому же и вижу на двери табличку со списком жильцов... И последней написана столь дорогая мне фамилия! В пятом часу утра я робко стучу, потом звоню в дверь, женский голос спрашивает: «Кто это?» — «Это Володя... Друг Лены». Потом даже жил там два дня. А теща спросила: «Тебе же в армию идти?!» Я ответил, что до армии жениться не будем, так мы с Леной договорились. Как-то с тещей вспоминали тот вечер: она сказала, что помнит, что я ей тогда пообещал сделать ее дочь счастливой. И подтвердила, что мне это удалось. Ну, погнали! По пять фишек. Тут главное мастерство — вытянуть хорошую комбинацию. Слава зашел. Пять!

Бегунов: — Опытные строители говорят «небздымо»!

Шахрин: — Да, тебе главное не показывать Володе, потому что он под тебя ходит.

Н.Д.: — Я уж вижу!

Шахрин: — Валере можешь показывать, а Володе — нет.

Бегунов: — Пару ходов сделаешь, и даже бобрам будет понятно, что у тебя там.

Северин: — О-о-о! Жирный пошел...

Н.Д.: — Как жены относятся к вашим постоянным разъездам?

Шахрин: — Конечно, лучше бы у них спросить, потому что мы себе можем нафантазировать, что они привыкли. Мы долго с ними живем... по двадцать лет знакомы. Тут есть свои плюсы и минусы: безусловно, есть ощущение, что нет дома, что мы надолго уезжаем, но мы с женой скучаем друг без друга, и есть классное ощущение встречи, то, что многим людям редко удается пережить. Их затягивает бытовуха — каждый день одно и то же... А у нас все время как медовый месяц, мы стараемся обрадовать, удивить друг другу. Мы можем просто сидеть и часами разговаривать. В каких-то более интимных отношениях тоже привыкания нет, ты скучаешь, ты хочешь, ты понимаешь, что и она желанна и ты. Ого! Закрыла шестерочку.

Вот интересно, зачем я это сделала, у меня на руках осталось еще несколько шестерок?!

Бегунов: — Много очков скинула...

Шахрин: — Оп! У Славы нету.

Двинин: — Да...

Шахрин: — Сейчас главное, чтобы он этот «базар» побыстрее хапнул... О! И «базара» нет.

Двинин: — Я тебе помог.

Шахрин: — А мы вот так вот! Чтобы уж считать, так считать.

Северин: — О! Это моя игра пошла!

Н.Д.: — Все-таки не очень понятно, зачем муж, который все время на гастролях. Неужели ваши жены ни разу никаких претензий по этому поводу не высказывали?

Шахрин: — Нечасто и немножко. Но мы же стараемся, зарабатываем. Появилась возможность и вместе ездить, и семью отдельно отправить в какую-нибудь Испанию. А недавно мы с женой вместе ездили в Ригу. И очень романтично там погуляли. Ничего не делали, только по выставкам ходили и по кафе. А на гастроли мы их берем нечасто, потому что гастроли — это просто работа, где не можешь уделить должного внимания супруге. Практика других музыкантов, кто часто возит с собой жен, подсказывает, что это чаще всего заканчивается конфликтами внутри коллектива. Женам начинает казаться, что они имеют отношение «ко всему этому»...

Бегунов: — ...и что они — главное, ради чего «все это» происходит.

Шахрин: — Да. И они начинают давать умные советы. Но это не про наших женщин. Они у нас настолько мудры, что по гастролям с нами не ездят.

Н.Д.: — А хоть на вокзал провожают?

Шахрин: — Да. Моя нас до вокзала и везет.

Н.Д.: — Трогательное прощание...

Шахрин: — Ну, мы к прощаниям уже привыкли. Пока-пока, поцелуй в щечку, и все. А вот встречи, конечно, они приятны. Ты знаешь, что тебя уже ждут, она что-нибудь вкусненькое приготовит.

Бегунов: — Прощания на Руси иногда гротескную форму принимают. Уже стоишь и материшься, думаешь: да е-п-р-с-т, когда вы уже все наобнимаетесь?! В конечном итоге, когда начинаешь орать: «Козлы, давайте садиться, автобус ждет!» — тебе заявляют, что ты не романтичный и вообще тварь последняя, такое счастливое чувство прервал. А это уже по пять-восемь кругов прощания, с криками: «А-а-ай!.. бл...» Бред! Быстрые проводы — самое лучшее...

Ты, Наташка, еще фишку-то рули, он шохи пуляет, а ты ему их отсекай на фиг!

Шахрин: — Шохи — это шестерки.

Н.Д.: — Вам Бегунова часто переводить приходится?

Шахрин: — Да. Когда он говорит на своем сленге, ему кажется, что его все понимают, а его совершенно не понимают. Приходится переводить.

Бегунов: — Пойми, в этой игре фишка в том — не самому закончить, а как можно больше урона врагу нанести...

Шахрин: — И главное, еще грязно материться... для полноты ощущения.

Бегунов: — Ишь, Вовка что творит! Что творит!

Шахрин: — Да, по идее он должен был сказать: «Е-ть твою мать, да е-п-п-с-т. Х-й знает что!»

Н.Д.: — А что, я хожу?

Шахрин: — Конечно. Прокатил я твоего соседа!

Н.Д.: — А какое время было лучше — наше или советское?

Бегунов: — Даже если «там» и было что-то хорошее, нет ни малейшего желания лезть в это дерьмо обратно. Большой плюс только один — мы были молоды. Романтика: портвейн в скверике, туристическая поездка в Пермь, девчонки, совсем еще молодые, которые теперь стали женами, друзья, большая часть которых уже почему-то умерла.

Шахрин: — Нам повезло, что мы прожили в трех абсолютно разных государствах, третью жизнь уже живем — от «настоящего социализма», через эпоху настоящей анархии до сегодняшнего... становления капитализма... Ты закончила, ты и ходишь... Вау! Да где я набрал такие...

Н.Д.: — Что бы мне такое поставить. Вот!.. Когда слава началась, не было желания из Свердловска уехать?

Шахрин: — Куда, в Москву?

Н.Д.: — Ну не в Москву, так в Питер.

Бегунов: — Еще хуже. Человек должен жить дома. Одна проблема — часто встречаемся. Город у нас маленький, а иногда так хочется отдохнуть друг от друга.

Н.Д.: — А праздники вместе справляете?

Бегунов: — Особенно главный праздник — 28 мая, День пограничников.

Н.Д.: — И где вы «напограничили»?

Бегунов: — На Дальнем Востоке. Я так долго выращивал в себе «ощущение врага»...

Шахрин: — Нам его культивировали.

Бегунов: — Приезжали туда недавно на гастроли, так большинство туристов там — китайцы; оборонительную систему, которую строили, за которую ордена давали, — ломают. Оставили лучше бы как памятник.

Н.Д.: — А какие традиции есть на День пограничников?

Шахрин: — Во-первых, мальчишник. Потом атрибуты всякие, зеленые фуражки, значки... А когда за город выбираемся на пикник, проводим боевые учения: стрельба из рогатки...

Бегунов: — ... показательная рыбалка с последующим утоплением спиннинга. А раньше в парке собирались и возвращались оттуда по-пластунски. У меня в течение пяти лет была мечта — посмотреть праздничный концерт в День пограничников. Но я все время... лежал... и не мог этого сделать.

Шахрин: — Редко кто до концерта «доживал».

Бегунов: — Блин, я чего, фишки не менял, что ли?

Снова бессовестно заглядывает в мои фишки.

Шахрин: — Не показывай ему!

Н.Д.: — Он все равно подглядывает.

Бегунов: — Да нету у тебя, хоть засмотрись!

Шахрин: — Что, нет троек у тебя?

Н.Д.: — Как бы соседа моего удалить?

Бегунов: — Поздняк метаться, сама место выбирала.

Шахрин: — Нету? Хотелось бы нам, конечно, послушать, как ты запоешь...

Н.Д.: — Игра приобретает драматическую окраску...

Бегунов: — Нормально сидишь! Сейчас размешивать научишься.

Шахрин: — Это тебе как наказание, называется «не можешь думать головой — работай руками».

Северин: — Надо было портвешку взять, Вовка правильно говорил.

Шахрин: — Да, для полноты ощущений...

Н.Д.: — У вас когда-нибудь алкогольный вопрос в группе остро стоял?

Бегунов: — В любой группе эта проблема существует. Рок-н-ролл это такая штука... где без алкоголя не обходится ничего. Учитывая еще специфику нашей страны, где без алкоголя тоже ничего не проходит — ни свадьбы, ни похороны, ни зачатие...

Шахрин: — В принципе у нас выпивающий коллектив. Мы можем по объему прилично выпить, но последнее время, слава богу, научились не упиваться. В «дрова» не лежим. Вот Вовка понял, что это для него проблема, и это начинает ему мешать, катастрофически, и он для себя ее решил, притом сам, не зашивался, ничего, взял просто и бросил.

Н.Д.: — А как же такое расхожее мнение, что алкоголь творчеству помогает?

Бегунов: — Да бред сивой кобылы! Пьющие люди — тонкие люди. Конченные алкоголики всегда уверяют, что завтра могут бросить пить совершенно легко, а сейчас ему это не мешает, а только помогает. Но я не знаю ни одного человека, который бы спьяну был способен создать какой-нибудь шедевр. Нет таких людей. Так же и с наркотой, и со всей остальной дрянью и дурью. Существует некая романтизация этого процесса.

Шахрин: — Учи слова!

Это он по поводу того, что я проиграла.

Бегунов: — Зря ты в белом, конечно, зря! Пол грязный под столом...

Шахрин: — Да, петь-то под столом придется! Ну, мешай.

Мешаю, поплевывая на фишки.

Шахрин: — Правильно. Приколдовывать — это главное!

Н.Д.: — Что, в магию верите? Что-нибудь мистическое с вами происходило?

Бегунов: — Ехали мы как-то в купе, пили водку... и одну бутылку так и не смогли найти до конца путешествия. А ехали мы восемнадцать суток...

Н.Д.: — А ехали с женами? Если с женами, то это не магия!

Бегунов: — Нет, не с женами, с Валеркой мы ехали.

Шахрин: — Нет, самый мистический случай был в Питере. В девяносто втором году... Валера Северин, наш барабанщик, купил новые сапоги-козаки. И в гостинице «Октябрьская», где номер чуть больше этого стола, они сидели и выпивали... чай, назовем это так. И Вовка Бегунов говорит Валере: «Чего ты паришься? Сними сапоги и поставь их рядом!»

Бегунов: — До отъезда поезда оставалось, по-моему, часов пятнадцать.

Шахрин: — Он снял сапоги, поставил их у кровати, они посидели еще немного и заснули.

Бегунов: — Нет, мы немножко послушали музыку...

Северин: — Пришел волгоградский композитор со своей продукцией...

Шахрин: — Он говорит: «Послушайте мои гениальные песни...» И они под гениальные песни и заснули. Дальше ситуация такая: поезд уходит в девять утра, идти от «Октябрьской» до вокзала пять минут, поэтому минут за сорок до отъезда мы начинаем их будить. Через пять минут к нам в номер звонит Валера и возмущается: «Кто пошутил? Кто у меня один сапог спер?» Мы лихорадочно начинаем обзванивать всех: «Ребята! Не время для шуток, до поезда осталось 35 минут, отдайте Валере сапог!» Никто не сознается. Мы говорим: «Валер, никто не брал, ты поищи». Он опять перезванивает: «Я поискал, перерыл весь номер — нигде нет». Отрядили на поиски Вовку...

Бегунов: — Отрядили! Это же в моем номере было. Я даже в унитазном бачке посмотрел... Так... Один-три...

Шахрин: — Три, два, один... Ну так вот — они начинают перерывать номер вместе, шкафы, полки, кровати. Ну куда он мог деться?! И никто не «колется». Остается тридцать минут до поезда. Они опять перезванивают, и мы приходим с директором и начинаем вчетвером этот номер уже просто по кусочкам разбирать.

Бегунов: — Разобрали все батареи...

Шахрин: — Мы Валере говорим: «Наверное, ты к Бегунову пришел в одном сапоге...» Он говорит: «Ну я же к нему шел трезвый!» Он надевает один сапог и говорит: «Ну как я мог идти в одном, я бы падал, хромал все время — это же невозможно в одном идти!» Мы говорим: «Да, в одном невозможно. Кто-то спер, наверное. Но почему только один? Инвалид, что ли, спер?» Остается десять минут до поезда. Валера уверен, что это шутка, и кричит: «Кончайте, ну чего вы, как дураки, пошутили и верните!»

Северин: — Я бы так и выкинул этот сапог, зачем он мне один?! Но я взял его домой, я надеялся, что это шутка.

Бегунов: — В общем, поехал он в моих сценических желтых сандалиях в дырочку, по снежной, липкой каше.

Шахрин: — Приехали мы к себе, собрались на базе, он говорит: «Ну хорошо, шутка удалась. Отдайте сапог!» Мы опять говорим: «Мы его не брали». И до сих пор у нас на базе лежит один сапог. Это конкретный мистический случай. И главное — один, ладно бы оба новых сапога уперли...

Н.Д.: — Это, наверное, среди ваших поклонниц фетишизм процветает. Они вас не обижают, не достают?

Шахрин: — У нас поклонницы все «с головой». Таких истеричных, которые под окнами в трансформаторной будке ночуют, нет. Хотя... сидят и у подъезда, и на стенах пишут. Но они достаточно управляемые, можно прийти сказать, когда это начинает надоедать. Девочкам же нравится некий образ — «романтичный герой». А мы только для тех женщин, кто действительно понимает толк в мужчинах... Тебе, Натусик, остается только «горбатого» влепить...

Н.Д.: — А что это значит?

Шахрин: — Это значит засунуть в середку, так, чтобы никто не заметил. Вова, у тебя там не «лысый»?

Бегунов: — Да нет! А чего я сижу-то, не понял!

Н.Д.: — А не надо зевать!

Бегунов: — Я не зевал, ты лезешь раньше времени!

Н.Д.: — Злыдни! Вот дали бы мне сюда вставить...

Шахрин: — Ку-ку! Два. Считаем.

Н.Д.: — Мне иногда кажется, что вы какой-то... Вы на артиста не похожи.

Шахрин: — А я ненастоящий артист. «Настоящий артист» должен постоянно скандалить и иметь звездные «закидоны», должен быть как минимум четыре раза женат.

Н.Д.: — Ну ладно... Кто проиграл?

Шахрин: — Ты. У нас ничьи не бывают!

Бегунов: — Все? Я только завелся! Но у тебя шансов никаких не было, честно тебе скажу.

Н.Д.: — Можно я на стол залезу?

Шахрин: — Под стол!

В результате под стол я не полезла, пожалели они меня. Просто присела перед столом и... запела. А что мне еще оставалось?!

Н.Д.: — Я на тебе никогда-а не женюсь, лучше я съем перед загсом ботинок...

Бегунов: — Не убедительно! Не верю!

Двинин: — Побольше чувства! Не верю!

Шахрин: — Не верю!

Вот ведь станиславские нашлись на мою голову!

Наталья ДЮКОВА