МОНСТР «КУКЛА»

Сорок лет назад в Америке родилась кукла Барби. Барби была не просто куклой, но средоточием некоего предметного мира. В этом мире все было продумано до мелочей — от заколки до унитаза — и не могло не потрясти воображения целесообразной упорядоченностью. Этот мир стал предметом вожделений миллионов девочек.

МОНСТР «КУКЛА»

«Кукла» (воровск.) — фальшивая пачка денежных купюр, чаще всего нарезанная определенным образом обычная газетная бумага с несколькими настоящими банкнотами, для видимости положенными снаружи.

Фото 1

Мамы отнеслись к этой страсти со сдержанным пониманием. Папы проявили к новой ляльке подозрительную лояльность. Они выдвинулись на лидирующее место среди покупателей. Никому из пап в голову не приходило, что обратной стороной очарования кукольной девушки может явиться воинствующий феминизм.

Изначальное предназначение любой куклы — готовить девочку к материнству. Кукольного грудничка надо укачивать, петь ему колыбельные, кормить, пеленать.

Барби наполнила детскую игру принципиально иным содержанием.

Играющий ребенок всегда какой-то своей частью отождествляется со своей игрушкой. Мальчик — не только шофер, но и тот автомобильчик, который он катает по полу. Девочка, изображающая маму, всегда еще и сама кукла-дочка. Барби шагнула во взрослую жизнь гораздо дальше прочих игрушек. Даже солдатиков. Стать ее мамой затруднительно: Барби в этом и не нуждается. Задача Барби — вопрошать хозяйку : «Хочешь стать такой же, как я?»

Конечно хочет, очень хочет! Правда, непонятно, что для этого нужно делать. Но стандарт задан. Барби — светская барышня, в чьей жизни все должно соответствовать высокому стандарту: наряды — от лучших модельеров, косметика — ведущих фирм. И дом ей нужен, и мебель, и машина... И муж.

С мужем, честно признаться, получился идеологический прокол. Барбин муж Кен являл собой полную противоположность хрестоматийному библейскому сюжету о рождении женщины из ребра Адама.

— Вот наша Барби. А это — ЕЕ МУЖ.

За мужа надо платить отдельно. В кулуарах игрушечного магазина можно услышать, как стесненные обстоятельствами мамы говорят ноющим дочкам: «Вот получу премию, КУПИМ МУЖА».

Щедрые папы! Ау!

С началом перестройки Барби пересекла границы СССР. Время, прямо скажем, было не очень удачное: пустые прилавки, гуманитарная колбаса на завтрак в школах. А тут в витрине «Детского мира» сияет-сверкает невозможными нарядами символ сытой, обустроенной, красивой жизни!

Новые русские девочки не сразу разобрались, как в ЭТО надлежит играть, и пошли испытанными путями.

Первый заключался в предъявлении Барби в детском дамском коллективе.

Что сразу неимоверно повышало рейтинг владелицы. Стали образовываться «барбские» кружки, иерархическое место в которых определялось количеством Барби.

Путь второй осуществлялся по наитию: Барби раздевали, как это раньше делали с пупсами, и забывали (или не умели) снова одеть. Голые пластмассовые тела появились в детских комнатах одновременно с фотографиями грудастых тетек на обложках глянцевых журналов.

Со стороны прогрессивной педагогической общественности Барби былo предъявленo сразу несколько серьезных обвинений:

  • в пошлости,
  • в бездуховности,
  • в насаждении американского образа жизни,
  • в воспитании извращенных нравов.

Однажды я проходила мимо мусорного контейнера рядом с детским садом. В огромной луже лежали кукольные головы. Целая гора кукольных голов. Как на картине художника Верещагина. Не знаю, что чувствовали другие, проходя мимо этого могильника, но мне это зрелище показалось невыносимым: «Ведь это как... головы детей... Надо убрать... Похоронить...»

Кукла — образ человека. То, что совершается по отношению к кукле, легко проецируется на людей. Медики учатся делать уколы на куклах. Авторы программы «Куклы», куражась над своими персонажами, разделываются с прототипами. Солдаты учатся стрелять на куклах.

Кукольный младенец деревенской девочки прошлого века — из скатанного валиком полотна, завернутого в платок, — легко «развоплощался»: при необходимости снова становился кусками ткани.

Барби не развоплощается. Она расчленяется. Руки при этом не перестают быть руками, ноги — ногами. Барби трудно починить, а хоронить игрушки у нас не принято.

Что-то здесь сигналит о неправильном отношении к телу вообще. Тело оказывается как-то грустно разлученным с душой.


— Не допущу, чтобы мои дети в это играли! — твердо сказала мне одна мама. Она посещала лекции в педагогическом клубе. А там рассказывали, что все современные игрушки — от лукавого. Они уродуют психику. В клубе учили делать кукол с волосами из ниток и цветной шерсти.

— А она мечтает о Барби! — с горечью вздохнула мама. — Разве можно кормить ребенка дрянью, даже если он этого просит?

Мне бы согласиться, но я промолчала. Вспомнила про эксперимент, который однажды провела в детском саду (посадила рядом с Барби крестьянскую тряпичную куклу — и предложила детям сделать выбор. Все без исключения выбрали Барби).

Ребенок — по определению некультурен.

Вообще попытка любителей этнопедагогики противопоставить Барби народную игрушку вряд ли правомерна.

Почему-то считается, что народная культура всегда духовна, а массовая — всегда пошлость. Но никто не потрудился определить, чем одно отличается от другого.

Все предметы народного быта (в том числе игрушки) были массовыми, выражали ценности крестьянского быта. Кстати, среди деревенских игрушек были куклы-девушки и куклы-юноши, которым дети с удовольствием играли кукольную свадьбу, сопровождая ее такими перчеными прибаутками, которых современным школьникам не выговорить. И за невесту нужно было вносить выкуп. Почти как за мужа Барби. Ревнителями устоев это воспринимается с энтузиазмом.

Барби принадлежит другой культуре — которую принято клеймить. Упрекать Барби в бездуховности — все равно что обвинять в этом холодильник.

Но Барби — все-таки вещь, которую ребенок наполняет содержанием в соответствии с устройством своего внутреннего мира. Противопоставлять ей нужно не просто другую куклу, а другую жизнь.


Жил-был принц. Он объехал весь мир и совершил множество подвигов. А все потому, что мастер вставил ему внутрь крепкий, но гибкий металлический стержень.

При этом принц был галантен и мягок в обращении с дамами. Так, по крайней мере, считала его Хозяйка, к которой он забегал отдохнуть в перерывах между подвигами. Она укладывала принца на ночь на свою подушку, не боясь оцарапать щеку (шпагу принц предупредительно снимал).

И все бы хорошо, но, как часто случается с принцами, в решительный момент, после очередного подвига, он загрустил.

Кукольная Хозяйка, не на шутку встревоженная внезапностью новых настроений, посадила перед ним всех своих красавиц. Пусть выбирает невесту!

Однако принц даже не посмотрел в сторону пестрого ряда невест. Он лишь шепотом спросил свою Хозяйку:

— А что у них внутри?

— Внутри? — Хозяйка никогда не придавала этому значения. Для нее гораздо важнее было то, что снаружи.

Но принц хотел знать правду.

— У них внутри — воздух.

— Воздух? У них внутри — ПУСТО? — грустно догадался он. — Нет. Мне нужна девушка, похожая на меня. Чтобы внутри у нее был твердый стержень, а снаружи она была бы теплая и мягкая. Тогда нам будет хорошо вместе. Знаешь, где мне найти такую? Я готов искать ее хоть за тридевять земель!

— Ну что ж, — задумчиво ответила Хозяйка. — Тогда тебе действительно придется попутешествовать.

Фото 2

И пока принц был в пути, она взяла проволоку, и лоскутки, и цветную шерсть и принялась за дело. Она трудилась не покладая рук. Даже маме пришлось ей помогать. Но когда принц подплыл к необитаемому острову, он увидел, что в пещере сидит тихая и грустная девушка, а стережет ее дракон с огромными зубами из фольги. Принц взглянул на дракона и рассмеялся: «Я не боюсь тебя, ты сшит из вельвета. Я не буду тебя убивать, а лучше приручу. И ты будешь моей собакой». Он кинул дракону жвачку и, пока тот жадно чавкал, принц вывел из пещеры принцессу, которую полюбил с первого взгляда. Потому что он знал: внутри у нее все почти так же, как у него. «Почти» — потому что она была девушкой.

И они вернулись домой к Хозяйке и сыграли свадьбу. На свадьбу пригласили всех кукол. Принц не был заносчивым. Он просто не хотел жениться на ком-нибудь не на том. Гости надели самые нарядные платья и очень радовались празднику.

И они построили дом и решили родить ребенка. Но тут появились монстры...


— Я не ханжа, совсем даже не ханжа...

Ключ с трудом поворачивается в замке. Наконец дверь поддается — в проеме стоит муж,

козел отпущения.

— ...Ты ведь знаешь, я не ханжа, но у любой порядочной женщины испортится настроение, если она, придя на работу, обнаружит в каждом углу по голой Барби! Ну как прикажешь с этим бороться?

— Во-первых, не всякая порядочная женщина работает в детском саду. Во-вторых, непонятно,

с чем ты собралась бороться?

— Что тут непонятного?! Детям уже по пять лет, от «сисек-пиписек» некуда деться.

А здесь эта Барби со своими выпуклостями!

— Не понимаю, чем тебя так раздражают ее выпуклости?

Детям нравится. Да и я ничего плохого в Барби не вижу...

— Ах так? Что же ты тогда на мне женился?

— А ты мне иногда ее напоминаешь. Когда начинаешь вот так рассуждать!..

Марина АРОМШТАМ

 


Фото 3

Давным-давно, сорок лет назад, жили-были Барби и Горби.

Горби работал тогда новоиспеченным первым секретарем Ставропольского крайкома ВЛКСМ, а Барби только-только начала продаваться в американских супермаркетах, по соседству с пивом в банках и с хлопьями, чтобы залить молоком и есть. При всех различиях было что-то общее в явлении urbi et orbi Горби и Барби.

Барби с Горби заняли пустующие места. Не чужие, не свои по заслугам или предписанию свыше — просто пустующие.

Так бывает в сказках, одну из которых я вам хочу рассказать.

Прошло двадцать лет. Барби продавалась во всех супермаркетах мира. Кроме СССР, где супермаркетов не было.

Не было, вообразите, в стране СССР ни пива в банках, ни пиццы, ни сухих кормов для собак, ни замороженных заживо лобстеров, ни жидкого мыла для посуды «Фейри», ни Барби, ни «Камасутры» с картинками, ни колготок — ничего, что нынче продается круглосуточно в супермаркете под названием «СамБери» по соседству с моим домом. Хлопья, правда, были, да: кукурузные, в пачках из шершавой бумаги, той, что идет на упаковку папирос «беломор».

Барби, значит, продавалась во всех супермаркетах, а Горби, окончив МГУ, стал партфункционером средней руки.

Ну а потом прошло еще десять лет. И Горби вдруг оказался гораздо популярнее Барби. Несмотря на то, что, во-первых, он был не кукла, во-вторых, упитанный в меру мужчина, в-третьих, в отличие от Барби, которая меняла не только наряды, но прическу, макияж, род занятий, даже цвет кожи, Горби всю дорогу был все тот же.

Даже говорил одно и то же.

Но за что-то, не знаю, за что, люди планеты Земля полюбили Горби.

Чем-то был он им близок...

После Второй мировой войны люди планеты Земля стали поосмотрительнее в сотворении кумиров. Если раньше проблема заключалась в том, чей кумир круче, то с начала 60-х люди планеты Земля норовили создать себе кумира помягче, попроще. Для общего употребления. На смену Борисам Андреевым, гнущим пальцами подковы, и прущим из платья Мэрилин Монро выскочили, как чертенята из табакерки, парни с рабочей окраины «Битлз», дистрофичка Твигги, майор Гагарин, метр с кепкой, и лолита от спортивной гимнастики Оля Корбут — гуттаперчевые мальчики и девочки, которым — скажи каждый из них: «Попробуй влезь в мою шкуру!» — так сладко ответить: «Ага!»

Почти как в младенчестве молвить: «Агу»...

Не сливки, плавающие поверху, не крайние («Кто, если не я?!») — вот именно средние кумиры. «Хорошие девчата, заветные подруги, приветливые лица, огоньки веселых глаз...» — это, знаете ли, песня про Барби.

Нет ничего странного, что Барби с Горби совпали во времени и пространстве.

Как писал поэт Вознесенский, наш гуттаперчевый Пушкин, «какое время на дворе — таков Мессия».

Странные бывают сближения.

Горби впустил Барби в СССР. Он породил ее как жупел, после развала «Берлинской стены» Барби стала одним из краеугольных камней американской экспансии, приведшей к развалу нерушимого Союза.

Но ведь и Барби в каком-то смысле породила Горби — по меньшей мере прилипшую к нему кличку.

Родство Барби и Горби — повторю, при всей видимой разнице — представляется мне более глубинным, чем созвучие кличек.

Барби и Горби — социокультурные феномены конца XX века.

Президент СССР Горби, равно как американская лялька Барби, нравился почти всем. За исключением совсем уж безнадежных маргиналов.

То, что Горби называл приоритетом общечеловеческих ценностей, на языке Барби зовется политкорректностью.

Барби, в общем, и есть политкорректность во плоти.

Поговорим о плоти.

Барбина плоть взывает к низменным чувствам не громче плоти балерины. Того, чем Барби наделена от природы, никто у нее не отнимет... но много ли, согласитесь, у нее можно отнять?

Выражаясь неполиткорректно, голая Барби — чурка с глазами. Причем и в глазах и в улыбке Барби тоже ведь нет ничего предосудительного. Барби никакая не топ-модель в одну шестую натуральной величины, а всего лишь маленький манекен (зря, что ли, мужа Барби зовут Кен?)...

Читал где-то, запомнилось: конструкторы, несколько раз пытаясь изменить пропорции Барби, натыкались на дружный отпор не педагогов и сексопатологов, а рядовых потребителей. Ну не хочет потребитель, чтобы размер Барбиного лифчика хоть на один размер увеличился! Дело не в исключительной целомудренности членов общества потребителей Барби. Дело в том, что среднего человека устраивает вот такая Барби — как есть. В меру обтекаемая, без вредных излишеств.

По документам Барби сорок лет.

Можно дать и сорок, можно и шестнадцать, равно как и шестьдесят, учитывая количество перенесенных Барби пластических операций. В результате одних менялся цвет ее волос, после других — даже пигментация кожи, но потом все возвращалось на круги своя. Все Барбины метаморфозы были деликатным, опять-таки в высшей степени политкорректным намеком: а могла бы родиться и черненькой...

Барби — феминистка? Помилуйте. Во-первых, она замужем, во-вторых, у нее несколько детей, в-третьих, она следит за внешностью и победам на социальном фронте предпочитает солнечные ванны и танцульки...

Значит, Барби — клуша? Но никто за сорок лет не сменил столько мест работы: Барби была пилотом бомбардировщика, лауреатом премии «Оскар», студенткой и профессором университета, горничной «Хилтона» и официанткой «Макдоналдса», секретным агентом ФБР и дрессировщицей тигров, кардиохирургом, как доктор Кристиан Барнард, и тренером по горным лыжам, как писатель Саша Соколов.

Коснемся последнего, самого деликатного пункта — материального положения нашей юбилярши.

Кто, собственно, такая Барби? Каких она кровей? Миллионерша? Плебейка? Принцесса? Бомжиха?

То, другое, третье и четвертое (пятое и двадцать пятое) — в одном флаконе.

Ведь сама по себе наша Барби не стоит --задумайтесь! — ни гроша.

Цена Барби — в супермаркете ли, в дорогом ли магазине игрушек — это цена ее прикида. Платья, туфель, прически. Среди пяти не то шести Барби, которые лежат в коробке под кроватью моей младшей дочери, самая дорогая — привезенная из Парижа: Барби — сотрудник «Аквапарка». В комплекте с ней, так похожей на Царевну-лягушку в этих черных резиновых стрейчах с ластами, продано было морское млекопитающее — касатка, что ли. Можно было, впрочем, купить Барби с акулой. Но акула стоила дороже.

Говорят, продаются Барби в шиншилловых манто, в натуральных бриллиантах.

Но и в этом случае покупатель платит не за Барби — за бриллианты.

Голый человек — будь то в начале XX века или в самом его конце — не стоит ничего. Цена человека в глазах остальных людей определяется суммой сопутствующих его жизни обстоятельств.

Оценивая чью-то состоявшуюся судьбу — человека ли, куклы, — несправедливо приписывать этому голому, слабому, беззащитному телу наши собственные грехи: ведь это мы создали себе кумира, по собственному образу и подобию. Мы увидели в нем, а не в ком-то еще символ своего времени. Мы придали кумиру видимость чего-то более значительного, чем голое тело в костюме с галстуком в горох или в вечернем платье, припорошенном бриллиантами.

Глупо сердиться, что тебе всучили вместо пачки баксов «куклу».

Тем более глупо наезжать на пенсионеров.

Закономерный, в общем, и по-человечески симпатичный финал судьбы Горби — тот рекламный клип, в котором он кормит внучку пиццей. Можно любить или на дух не переносить пиццу, но тот факт, что пицца — на выбор из дюжины сортов — нынче продается круглосуточно в супермаркете по соседству с нашим домом, это, знаете ли, кое-что...

Закономерный финал судьбы Барби — выпущенная в канун Олимпиады-2000 ее новейшая модель: в инвалидной коляске.

Барби, напоминающая барыню с картины «Все в прошлом».

Барбин век — сорок лет.

Она уходит — это факт.

Ее место занимают виртуальные супермены, гнущие пальцами подковы, и пушистые звереныши, говорящие на пяти языках в промежутках между отправлением физиологических потребностей. Зверенышей, кстати, зовут «Ферби»...

Барби, насмешливо морща носик, уходит абсолютной чемпионкой.

Михаил ПОЗДНЯЕВ

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...