Доверительные беседы с королевой Испании
ДОНЬЯ ИНКОГНИТО
В основании нашего любопытства к частной жизни великих людей лежат преимущественно чувства низкие (про это замечательно писал Пушкин). Остается непонятным, почему не мы, а они великие. Мы не можем им простить именно величия, а вовсе не ошибок и слабостей, которые делают их похожими на нас... Пилар Урбано в течение почти двух лет имела возможность беседовать с глазу на глаз, без свидетелей, с королевой Софией. Свою королеву испанцы обожают, многие почитают ее за святую (София, кроме прочих талантов, обладает даром целительницы), вся ее жизнь прослеживается поминутно — тем не менее книга П.Урбано стала для испанцев откровением: в ней как будто впервые предстала действительно великая женщина. Королева говорила с журналисткой о том, чего, быть может, не касалась в беседах и с самыми близкими людьми...
Скоро с этой книгой смогут познакомиться и российские читатели.
«Огонек» первым публикует ее фрагменты
4 июля 1995 года. Королева переступает порог — и в комнате будто светлее. На ней костюм в золотистых и каштановых тонах. На правой руке чеканный браслет. Вокруг шеи переплетены две цепочки с большими золотыми раковинами. Хотя день удушающе жаркий, на ее ногах темные чулки.
Донья София только что вернулась из Лондона, со свадьбы своего племянника Павла, сына короля Греции. На таких торжествах царит чувство единения семьи. Мы, испанцы, сами того не желая, лишаем донью Софию постоянной связи с близкими. Мы видим в ней лишь супругу короля, мать принца и двух инфант. Есть среди нас и такие, кто говорит: «Посмотрите, как ловко эта дама выскочила замуж!..»
София, дочь греческого наследного принца, родилась в квартале Психико, на севере Афин. В час ее появления на свет в салоне на первом этаже находились король Георгий II, премьер-министр, мэр Афин, мажордом Двора и министр образования, отвечающий за гражданскую регистрацию. Там же находились и родители принцессы Федерики, матери новорожденной: Эрнст Август III Ганноверский и Виктория Луиза Прусская. В честь рождения девочки, которая могла когда-нибудь занять королевский трон, был произведен 21 орудийный залп с горы Ликабет.
— Когда родился мой брат Константин, — улыбается королева, — прозвучал 101 залп. Я их, правда, не считала, мне не было и двух лет, но так делалось всегда, когда рождался мальчик... А о моем рождении — что сказать?.. Мать хотела назвать меня Ольгой в память моей прабабушки, племянницы русского царя Александра II, жены Георгия I, основателя греческой династии. Но люди, толпившиеся на улицах, едва услышали канонаду, сбежались к дому в Психико с криками: «София! София! София!» В Греции существует обычай давать детям имена дедов и бабок — и вот я София...
Так рассказывает королева...
Я вновь спрашиваю о ее генеалогии. И вот ее первый рушащий все мифы комментарий: «Мне гораздо интереснее вникать в родословную моих собак... Все эти Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбурги... долой, долой! Король Георгий их отменил. Это не фамилии, это места, откуда родом наши немецкие и датские предки. Моя фамилия — греческая. И точка».
— Но ведь вы приходитесь праправнучкой королеве Виктории Английской?
Она пожимает плечами:
— Да, это так. Но королева Виктория — прапрабабушка всех на свете. В том числе моего мужа... У нас, — рассказывает мне донья София, чтобы закрыть наконец тему, — не было никаких контактов с прусской семьей, за исключением бабушки Виктории Луизы... Виктория — одно из моих имен. Меня нарекли при крещении София Маргарита Виктория Федерика. Мы с королем так же поступили с нашими детьми, дав им по нескольку имен и в конце прибавив: «И Пресвятая Троица и Все Святые» — чтобы ни с кем не поссориться... Хорошо помню мою бабушку. Жила она в Австрии и всегда была загорелой, потому что занималась альпинизмом... Правда, когда я была двухмесячным младенцем, родители повезли меня в Голландию, чтобы показать кайзеру Вильгельму, жившему там в изгнании. На его восьмидесятилетие тогда собралась вся семья. То была последняя встреча королей Европы — вскоре началась Вторая мировая война...
Кем я себя чувствую по крови? Хотите знать правду? Я себя чувствую на все сто процентов гречанкой! И на все сто испанкой! С каждым днем даже больше! Я люблю оливковое масло, зеленый салат и солнце!..
Донья София заливается смехом, распахивает руки, мягко устраивается в кресле, быть может, воображая себя на пляже:
— Я женщина лета, оживаю с мая по октябрь. Если бы не мое широкое прусско-русское лицо, я стягивала бы волосы на затылке в пучок.
И она быстрым, энергичным движением показывает, как бы это делала:
— Настоящий цыганский пучок!
В ночь с 22 на 23 апреля 1941 года английский гидроплан с включенными моторами ждал в бухте Элевсин принцессу Федерику с двумя детьми, чтобы перевезти их на Крит. На причал попрощаться с ними пришли король Георгий и принц Павел, не зная, как долго им удастся продержаться в Греции, оккупированной Муссолини. Покинуть родину им пришлось через двадцать четыре часа.
Сохранилось письмо, посланное из Кейптауна в Лондон, в котором Федерика сообщает мужу: «На днях показала Софии две свои фотографии и спросила, которую она хотела бы получить в подарок. Она указала на ту, где я смотрю прямо в объектив: «Хочу эту. Потому что мама здесь смотрит на Софию». Когда я спросила, чем ей не нравится другой снимок, на котором я смотрю вверх, она ответила: «Там ты смотришь на папу...»
— Не помню, чтобы я так говорила, — отрицательно качает головой донья София. — Никогда не ревновала маму к отцу — напротив: целыми днями в Кейптауне разглядывала фотографии отца... За пять лет изгнания мы поменяли 22 дома. Кочевая жизнь имела по крайней мере два преимущества: во-первых, нам некогда было скучать, а во-вторых, мы не успевали привыкнуть ни к домам, где жили, ни к мебели, постоянно играя в игру «Складывай чемодан, мы возвращаемся в Грецию».
Донья София вспоминает свою первую встречу со смертью:
— В Александрии, в 1944 году, мы жили в старом доме — казалось, он вот-вот рухнет. Рядом с домом росло дерево с круглой кроной. Мы с братом однажды забрались на него и увидели, что в доме кто-то лежал неподвижно на кровати, а вокруг стояли женщины в черном, они плакали и стенали. Кажется, то была чума...
Когда мы были с визитом в Египте у Анвара Садата, я захотела найти тот дом. Но его уже снесли или он сам рухнул. А дерево стояло. Оно было все то же: невысокое, с круглой кроной. Я его сразу узнала. Я бы его узнала, даже если бы оно росло в любом другом месте, знаешь почему? Потому что, когда мы жили в том старом доме, мне подарили огромную коробку цветных карандашей, и я нарисовала то дерево. Рисунок потом потерялся, но дерево осталось у меня на сетчатке глаз, даже теперь, спустя столько лет...
17 июля 1995 года. За две недели королева успела посетить две военные академии и военно-морское училище, побывать с визитом в Австрии и Чехии. Сегодня во дворце страшная суета: надевают чехлы на мебель, убирают ковры, пакуют багаж — все отправляются в отпуск на Мальорку. Тем не менее королева умудрилась найти для меня окошко в своем расписании.
На ней белое с голубым летнее платье простого покроя, голубые бусы и серьги, в руках небольшая папка для бумаг.
— Итак, мы остановились на моем возвращении из Александрии в Грецию после изгнания, не так ли?..
Возвращение могло произойти на полтора года раньше, когда пала нацистская Германия, но Греция была четвертована гражданской войной. Черчилль настаивал, чтобы король Георгий II назначил «нейтральным регентом» архиепископа Дамаскина. Король, трижды испивший горькую чашу изгнания, принял твердое решение: Греции нужен тот, кого поддержит народ, придя к избирательным урнам. Так и произошло: 69 процентов участников референдума высказались в пользу восстановления монархии. Спустя полгода Георгий II умирает от сердечного тромба в своем рабочем кабинете. Накануне он жаловался на боли в груди, но не хотел пропустить премьеру фильма «Генрих Пятый» с Лоуренсом Оливье: все сборы предназначались греческим детям — сиротам войны.
— Я хорошо помню похоронный кортеж. Замужние женщины были в черных платьях с вуалями, нас тоже одели в черное... Мой брат едва доставал отцу до пояса, но вел себя очень серьезно, понимая: теперь он наследный принц... Все эти церемонии — совсем не пустые ритуалы. Когда в Испании была предпринята попытка переворота, мне хотелось, чтобы мой маленький сын принц Филипе был рядом с отцом, принимавшим важные для страны решения. Чтобы он это пережил сам, а не узнал потом со слов других людей. И он там был весь день — пока сон его не сморил...
Осенью 1951 года родители определили принцессу Софию в ганноверский колледж Шлосс Салем. Директором в нем был принц Георг Ганноверский, брат королевы Федерики.
— Никого в Салеме не интересовало, кто твои родители. В течение четырех лет я была просто Софией из Греции. Режим суровый: подъем в 6.15, три минуты на заправку постелей, потом совершали моцион, гуляя парами.... Некоторые девочки спускались во двор, даже не успев снять бигуди. Потом холодный душ.
На завтрак — овсяная каша на молоке, большая роскошь... В 7.45 — молитва: католики шли в местную церковь, а я в протестантскую часовню. Ровно в восемь начинались уроки...
Жизнь была строгой, дисциплина суровой, климат скверный, холодный и сырой, но у меня остались о Салеме очень хорошие воспоминания: ведь это был мой первый опыт свободы...
— Что вам запрещалось воспитателями?
— Пить спиртное, кофе и курить. Но я частенько пила тайком кофе, который покупала, когда мы с подругами на велосипедах ездили в Констанцу, на швейцарской границе.
— А курить вы там научились?
Донья София загадочно улыбается.
— Ну а сейчас вы курите?
— Никому еще не удалось меня сфотографировать с сигаретой. Но тебе я скажу: две сигареты во время обеда и две во время ужина...
Я много занималась спортом: играла в хоккей на траве, хорошо бросала копье. Только бегать мне не нравилось. Я всегда предпочитала быть в команде, не любила одиночных состязаний.
— Боялись проиграть?
— Проигрывать не страшно. Мне не нравится выигрывать. Я предпочитаю бороться с самой собой. В Салеме я пела в хоре, не пропускала ни одной репетиции. Невозможно забыть оратории Генделя и Баха, «Глорию» Вивальди, «Торжественную мессу» Бетховена... Участвовала в школьных спектаклях. Мы там поставили две пьесы Шекспира: «Макбета» и «Юлия Цезаря».
— У вас, наверное, были важные роли?
— Да-а... В «Макбете» — роль третьей или четвертой дамы.
— А в «Юлии Цезаре»?
— Там я была народом, толпой. Меня обернули в белую простыню, и я кричала: «Спасайся, Цезарь!..»
Сегодня 28 сентября. На королеве широкая плиссированная юбка, разрисованная бурыми и золотистыми листьями, — те же тона, что и у осеннего дня, пронизанного солнцем цвета спелой айвы.
Донья София вспоминает о землетрясении на Ионических островах в 1954 году. Королевская семья тогда немедленно отправилась в район катастрофы. Из Салема в разрушенный город Кефалонию прибыл отряд добровольцев.
— Мы пешком обошли места бедствия. Тишина. Пыль. Дым. И трупная вонь. Помню, как в Занте выскочил из-под руин храма старик в грязной рясе, с белой всклокоченной бородой: «Не могу больше, Ваше Величество, заберите меня отсюда на свой корабль! Днем и ночью хожу из села в село, погребаю мертвецов...»
Отец обнял его — рядом с ним, высоким и широкоплечим, старый священник показался мне ребенком...
Это было первое землетрясение в моей жизни. Тридцать лет спустя — и ровно десять лет назад — мне пришлось пережить еще одно землетрясение, в Лос-Анджелесе. Мы с королем остановились в отеле-небоскребе на 36-м этаже. В восемь утра мебель в номере вдруг начала двигаться в одном направлении, как по приказу...
Король надел халат и вышел в коридор узнать, что происходит. Один из американских телохранителей, человек учтивый, спросил: «Чем я могу служить Вашему Величеству?» Король рассмеялся: «Послушай, представь себе, что на моем месте президент Рейган. Что бы ты сделал в этой ситуации для него? Сделай и для нас то же самое...»
Вернувшись после учебы в Шлосс Салеме в Грецию, принцесса София окунулась в жизнь, где не было места скуке: немало времени посвящает официальным приемам, путешествиям по стране, углубляет свое образование. Со своей любимой домашней преподавательницей, профессором археологии, работает на раскопках древнего поселения Декелеи. Поступает на двухлетние курсы медсестер, посещает лекции по детской психологии...
Я спрашиваю королеву, часто ли удавалось ей забывать о том, что она дочь короля, растворяться в толпе своих подданных.
— Тогда еще не было такого засилья телевидения, сохранять инкогнито нам не стоило трудов... Помню, как однажды — мы жили тогда во дворце в Афинах — был карнавал. Мы — Тино, Ирина, наши двоюродные братья Михаил и Карл и я — надели маски, плащи с капюшонами и вечером сбежали от охраны... Ходили всю ночь по ресторанам и клубам... Это был единственный такого рода эпизод в моей жизни. Незабываемый эпизод...
Я хотела в юности полностью посвятить себя археологии, медицине, занятиям с детьми... Или музыке... Хотела остаться в Салеме еще на три года. Но понимала: мой долг быть в Греции, быть всегда готовой встретить свою судьбу.
В августе 1954 года один греческий судовладелец попросил королеву Федерику стать «крестной» своего нового океанского лайнера. Королева согласилась, предложив судовладельцу: «Вместо обычной брошки с бриллиантами, которую дарят всем крестным матерям, не могли бы вы организовать круиз по Средиземноморью для представителей всех королевских семей Европы?»
В числе ста десяти пассажиров лайнера, говоривших на пятнадцати языках, оказался и граф Барселонский, принц Хуан Карлос.
— Очень симпатичный, забавный мальчик, непосредственный, даже чересчур... Я младше его всего на несколько месяцев, но ему родители разрешали развлекаться допоздна, и он вволю повеселился, со всеми танцевал, а меня ровно в полночь отправляли в постель. И он меня так ни разу и не пригласил на танец...
Спустя семь лет они снова встретились в Лондоне, на свадьбе герцога Кентского.
— Я увидела человека, не представляющего, что ждет его в будущем. Он разлучен с близкими, живет в стране с военным режимом, куда его отцу, законному наследнику престола, запрещен въезд. И я почувствовала восхищение им: он сохранял веселость и спокойствие духа в очень тяжелых обстоятельствах... А потом все произошло очень быстро. В то лето мы всей семьей отправились в Шотландию, где я вместе с братом, олимпийским чемпионом, участвовала в соревнованиях яхтсменов. И там получила открытку на весьма неважном английском:
«Дорогая Софи, я много думаю о тебе. Как нам хорошо было на той свадьбе! Когда мы снова увидимся? Я тебя все время вспоминаю. Целую. Обнимаю. Очень люблю. Хуан Карлос».
Я сказала родителям: «Почему бы нам не пригласить к нам на Корфу семью Хуанито, графов Барселонских? Он мне очень нравится». Родители согласились, хоть и скептически: они, конечно, подумывали о каком-нибудь немце...
Я спрашиваю королеву, с чем ей было труднее всего расстаться, когда она покидала Грецию: со своей религией, с семьей, такой дружной, с привычным пейзажем, с жизнью во дворце?
— Никогда не думала, что мне придется от чего-то отказываться. Даже в голову это не приходило. Но, если судить трезво, главное, от чего я отказалась, — от моих прав на греческий трон. Когда я выходила замуж, мой брат, наследный принц, еще не был женат, и если бы с ним что-то произошло, трон унаследовала бы я. Но я не побоялась риска. Это был фантастический вызов!..
Донья София не из тех, кто срывается с места в карьер. Я вижу, как она наслаждается рассказом о тех месяцах, что предшествовали свадьбе, и не перебиваю его лишними вопросами.
— Мы ездили в Париж и Лондон за покупками. В Лондоне побывали в Букингемском дворце на обеде с королевой Елизаветой. Королева наша кузина, и моя и Хуанито, хотя и по разным линиям родства, ее муж Филипп Эдинбургский приходится мне дядей. Так что обед был почти семейный...
Расскажу один забавный случай. В 1986 году мы с королем были с визитом в Великобритании. На второй день, уже без сопровождения членов королевской семьи, мы едем на ужин в мэрию. И вот, оба разодетые, спускаемся по совершенно пустой лестнице и видим внизу какую-то женщину, выводящую на прогулку собак, — в дождевике, в резиновых ботах и с платочком на голове. Мы вышли из дворца, сели в машину... и вдруг нас осенило: да это же королева!..
Сегодня 9 октября. Появляется королева в приталенном темно-голубом костюме.
Ее Величество взволнована: по телевидению сообщили о неприятном инциденте в США с Ясиром Арафатом.
— Арафат, будучи гостем Клинтона, приехал на концерт в Нью-Йорк. И когда оркестр уже начал исполнять симфонию Бетховена, в зал вошли полицейские, прервали концерт и, выполняя приказ мэра, попросили Арафата покинуть помещение... Арафат не сопротивлялся — он встал со своего места и улыбаясь вышел... Это ужасно... Это же нарушение прав человека!...
Накануне свадьбы Хуана Карлоса и Софии, 1 марта 1962 года, генералиссимус Франко пригласил к себе жениха. Позднее король так прокомментирует эту встречу: «Франко не хотел определить мой статус в Испании, хотя свадьба давала хороший повод. Не хотел он и признавать за мной и титул принца Астурийского — в этом случае пришлось бы признать право моего отца на трон. И в то же время Франко сказал: «У Вас больше шансов, чем у Вашего отца...»
Королева делает паузу, глубоко вздыхает — и, мне кажется, в ее голове как молния проносится решение сказать мне что-то, о чем раньше она ни с кем не хотела говорить:
— Хуан Карлос был бы счастлив, если бы его отец взошел на трон хотя бы на час. Но каждый вел свою игру — и Франко, и дон Хуан, и Хуан Карлос. И здесь был для моего мужа риск: если Франко предложит ему стать своим преемником, он должен иметь возможность сказать: «Да». В этом заключалась драма. Потому что если сказать: «Нет» — зачем он здесь? Зачем приехал в Испанию ребенком, получил образование? Зачем живет в этом дворце?..
— Но ведь, обосновываясь в Испании, вы становились зависимы от диктатора, становились «принцами Франко»?
— Нет, мы не чувствовали себя морально зависимыми. А материально — да, конечно, зависели от государства. Но жили мы очень экономно. Как-то на днях я перебирала старые бумаги и обнаружила, что мы тогда тратили в месяц приблизительно 500 — 600 долларов. И это на все про все: питание, одежда, путешествия... Франко сам говорил принцу: «Путешествуйте, Ваше Высочество, почаще выходите в народ — пусть Вас знают...»
Франко никогда не отдавал принцу приказов и никогда ему не возражал. Франко любил его как сына — это правда! Может, потому, что у каудильо не было своего сына.
Однажды во время какой-то поездки по стране Франко с принцем были в одной машине. Хуанито плохо спал в тот день, и, поскольку Франко по своему обыкновению молчал, принц крепко заснул, склонив голову на его плечо. Так и проспал всю дорогу на его плече. А когда они наконец приехали, Франко тихо сказал: «Ваше Высочество, мы на месте...»
Прошел месяц со дня нашей последней встречи с доньей Софией. Сегодня 20 ноября 1995 года. Королева в простой черной юбке и толстом свитере серебристого цвета.
Сегодня в Мадриде группы ультра, неонацистов, «скинхедов» и прочего сброда вышли на улицы, крича что-то враждебное, неизвестно к кому обращаясь... Прошло много лет со дня смерти Франко, но они все еще отмечают на свой манер этот день — когда в Долине Павших символически похоронили всех павших в годы Гражданской войны. Звучали фалангистские гимны, развевались красно-черные и красно-желтые флаги, мелькали голубые рубашки и красные береты. Присутствовал и сам Франко. На нем была форма хаки и шапочка со звездой генерал-капитана. И он был главой всего...
Королева вспоминает, что принц, как и все министры, члены кортесов, прокуроры, советники, председатели трибунала, тоже присутствовал на этих церемониях.
— Но однажды, в 1974 году, когда мой муж пришел к Франко, чтобы вместе с ним отправиться на церемонию, генералиссимус ему сказал: «Нет, Ваше Высочество, сегодня Вам не следует идти».
На следующий год Франко умер...
Я вспоминаю, что в те времена по адресу принца Хуана Карлоса многие позволяли отпускать шуточки, а про донью Софию говорили: «Очень умна».
Даже во время заседания Совета министров однажды кто-то заметил: «Кто по-настоящему умен — это принцесса». Франко, что было для него совсем нехарактерно, резко оборвал выступавшего: «Не попадите впросак: по-настоящему умен принц!»
Много воды утекло — и теперь никто не сомневается в уме и талантах дона Хуана Карлоса. Кажется, лишь королева не прочь пошутить на его счет — разумеется, не так легкомысленно, как тот незадачливый министр.
Говорят, королева — никудышная рассказчица анекдотов: «Она всегда начинает с конца, — говорит ее кузина Татьяна, — смеется раньше всех, в середине забывает, в чем суть... все домашние приходят в неистовство, когда София начинает рассказывать свежий анекдот...»
Сегодня королева рассказала мне свежий анекдот, умирая со смеху:
— Ты знаешь, кто прячется за умной женщиной? Напуганный мужчина. А кто стоит за умным мужчиной? Изумленная женщина!..
Пилар УРБАНО
Перевела с испанского Ирина ЗОРИНА