Быть богатым в России непросто. И вот почему. В Америке, где наибольшее число миллионеров на душу населения, царит культура чизбургеров и пепси. А у нас в школе все проходят Достоевского. Мы с младых ногтей чувствительны, склонны к истерикам и мазохизму. Подрастет российский юноша, заработает свой первый миллион — и скосят его проклятые вопросы современности: «А во имя чего я живу? Зачем мне деньги и что делать с душой?» И начнет свежеиспеченный российский миллионер чудить...
СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ ВВЕРХ
«В практический век честным быть не только лучше, но и выгоднее»
А.Н. Островский. «Бешеные деньги»
Когда мы с миллионером Сашей еще не были знакомы, единица с шестью нулями представлялась мне безграничной мерой свободы. Шеренга нулей мне казалась туннелем в светлое будущее. Поэтому поначалу я никак не понимала: как можно быть таким богатым и таким печальным?
— Свобода, возрастающая прямо пропорционально числу нулей, — иллюзия, — убеждал меня Саша, сидя на лавочке в Коломенском. — Я, в принципе, могу купить все, что хочу, но свободы в жизни становится меньше с каждым новым миллионом. Такой парадокс.
— Ой, только не надо говорить, что быть бедным лучше, — я на тот момент как раз была бедной.
— Нет, я не говорю, что бедные живут лучше. Просто деньги — это засада, это паутина, из которой не так просто вырваться.
Саша, будучи одним из самых успешных предпринимателей на мебельном рынке, захотел вырваться за границы того, что зовется Респектабельной Жизнью. Захотел стать лучше, чем он был и чем он стал. И тут оказалось, что миллионеры держат друг друга в своей стае получше, чем стая чаек держала своего Ливингстона.
К свободе с шестью нулями Саша шел всю сознательную жизнь. Магическая сумма означала не только покупку новой куртки для папы, отдых для мамы и контейнер мороженого для себя.
Эта цель, закравшись в неокрепший детский мозг, стала маяком, ведущим Сашу через житейские бури. Она придавала ему сил в начале 90-х, когда он сидел в своем торговом киоске, как в поросшем мхом средневековом замке. Вокруг бродили зловещие варвары, готовые из-за своей алкогольной жажды разнести Сашин феодализм к чертовой матери.
Ясная цель помогала, когда появилось уже несколько палаток на рынке: весь организм во главе с мозгом держался на слове НАДО. Надо спать по два часа в сутки, надо ездить ночью на разборки, надо просматривать в день десяток журналов, рекламирующих оптовые товары, надо водить машину...
С машиной смешно получилось. Напарник вышел из строя, и в какой-то момент нужно было сделать выбор: или ехать Саше, который до этого за рулем ни разу не сидел, или потерять большие деньги. Бутылки с прохладительными напитками не знали, как они рисковали, отправляясь в то утро на рынок. Саша глубоко вздохнул и со скоростью 40 км по правой полосе отправился в путь.
От Выхина до Центра Саша ехал четыре часа. Но доехал. Через пару месяцев приобрел права, однако значение многих дорожных знаков до сих остается для него туманным.
Мебельный бизнес превратился для Саши в творчество высшей пробы. Появились партнеры за границей, свои склады и магазины, постоянные командировки за рубеж. Западные партнеры не привыкли к такой работе. Саша мог несколько дней подряд ходить к директору завода, производящему обивку, и переворачивать вверх дном все каталоги. Лишь когда точно был уверен, что нашел лучшее, уезжал. Через месяц мебель с выбранной обивкой становилась хитом сезона. На вопросы, как ему удалось, приходилось отвечать односложно — интуиция.
Странный коктейль из интуиции, чувства самосохранения и зова души, помогавший правильно выбирать обивку, в какой-то момент подсказал Саше: «Так жить нельзя».
Неприятность эта случилась намного позже первого заработанного миллиона.
— Что, кстати, ты почувствовал, когда заработал наконец миллион?
— Да ничего, представляешь? Сидел, помню, поздно вечером в офисе и подбивал баланс фирмы. На экране высветилась заветная цифра.
— Ну это же было целью в жизни? Разве ангелы не пропели у тебя над ухом — аллилуйя!
— Единственное, что я тогда почувствовал, — пустоту. Механизм зарабатывания больших денег к тому времени был ясен. И миллион был всего лишь рабочим инструментом. Но самое ужасное, что я больше не получал прежнего удовольствия от зарабатывания денег ради денег. Это было неинтересно и бессмысленно, путь, ведущий в дурную бесконечность.
В детстве Саше и его приятелям по двору частенько не хватало водки. Чтобы поделить на всех волшебное чувство опьянения, они по старой горской традиции крошили в водку хлеб и хлебали из тарелок ложками. Во время одного такого ужина Саше не досталось места за картонным ящиком, имитирующим стол, поэтому он сел поодаль, на ступеньки. С этих ступенек Саше открылся вид сверху на горстку полупьяных подростков и на самого себя.
Он пришел в ужас, осознав, что является частью ТАКОГО мира. Сложно сказать, почему голова ребенка, выросшего в дворовой среде, оказалась густо населена какими-то идеалами. Но они то и дело всплывали в тот момент, когда Саша готов был съехать с очередной крутой горки и перестать быть человеком.
Все его дворовые приятели уже умерли.
Во второй раз он услышал сигнал тревоги, работая в милиции.
— Я испугался тогда, потому что на место каких-то благородных принципов приходили злоба и отвращение к людям. У меня как будто звоночек в голове раздался: все, Саня, еще пару месяцев, и ты станешь полным козлом.
В третий раз переоценка жизни произошла накануне нашего знакомства — два года назад. Тогда слова «так жить нельзя» Саша произнес с особенной уверенностью. На тот момент у него было несколько квартир, машин, дач и перспектива безбедной жизни на ближайшее десятилетие.
В какой-то момент человек сравнивает свои мечты с тем, что получил в результате. Хотя Саша мог теперь одеть в куртки не только папу, но и половину Москвы, накормив заодно мороженым, он понял, что в какой-то момент предал себя.
— Что такое работа в бизнесе? Это контракт на разрушение, который ты подписываешь с самим собой. Знаешь, какой джентльменский набор для среднего бизнеса?
— Смутно, если честно.
— Изматывающая работа, пьяный отрыв и все более отдаляющаяся семья. К тебе рано или поздно приходит жуткое знание, что при всех твоих достоинствах ты втянут в дурацкую игру, которая заменила жизнь. А жизнь проходит где-то рядом.
— Ты это прямо так и понял в один момент, между первым и вторым блюдом за ужином?
— Сначала такие мысли стараешься отогнать, замалчиваешь от самого себя. А потом наступает перелом.
Внешне перелом выглядел так. Саша проснулся рано утром, ощущая щекой шершавый бетонный пол. Услышанное где-то словосочетание «начало конца» к тому, что Саша ощущал, уже не подходило. Это был Конец Концов. После затянувшегося периода созерцания своего бетонного ложа Саша осознал, что лежит в незнакомом подъезде. Собравшись с силами, он сел на ступеньку и ощупал заплывшее лицо — значит, перед отходом ко сну с кем-то дрался. Оставшейся в живых частью мозга понял, что его мучительно тошнит как физически, так и вполне метафизически. Последние четыре дня в обществе незнакомых красавиц и хорошо знакомых приятелей реально существовали, несмотря на малодушные попытки мозга утопить их в беспамятстве. Еще полгода назад Саша посидел бы на холодном бетоне, отряхнул дорогую итальянскую одежду и пошел бы к своей фантастической машине.
Но в тот момент Саша понял, что сам изменить жизнь он уже не сможет. И отправился путешествовать по всевозможным психологическим тренингам. Не затем, чтобы лечиться от алкоголизма. Алкоголиком он себя не считал. Выпивка была всего лишь верхушкой громадного айсберга по имени Саша-миллионер. Для бомжа выпивка самоцель, а для миллионера — релаксирующее средство. Кроме того, бомж, да и любой крепко пьющий человек, живет исключительно прошлым, а крепко пьющий миллионер весь устремлен в будущее. Но ведь есть еще и настоящее время — и как раз в нем-то Саша себя потерял.
В странствиях Саши по психологическим тренингам было много всякого, и хорошего и плохого, но главное — они пошатнули Сашино буржуйское мировоззрение.
На момент попадания в эту среду Саше казалось, что Москва населена по преимуществу козлами. Он готов был бежать от них в леса. Но тут оказалось, что под козлиной шкуркой всегда скрывается человек. И когда какой-нибудь пятидесятилетний банкир начинал петь песню о любви, Саша восклицал: «Невероятно! Люди поистине удивительны!» Вслед за этим открытием пришло осознание, что и он тоже в общем не такой уж козел.
Через пару месяцев Саша в голос пел гимн человечеству, которому нужно только немножко помочь — и оно станет лучшим творением во вселенной. Теперь наши с ним беседы были похожи на разговор психотерапевта с пациентом. Причем пациентом стала я:
— Саша, — ныла я в трубку, — ну почему вокруг так много уродов? У меня сегодня интервью было, так этот тип еще орать начал...
— Чего ты хочешь, люди защищаются.
— Это мне в пору защищаться.
— Ну-у, должен же кто-то сделать первый шаг. Смотри повнимательнее и тогда поймешь, чем человек напуган. Ты же умеешь быть чуткой.
Окружающие с маниакальностью котов, почуявших валерьянку, потянулись к чуткому Саше, который за чашкой чая восстанавливал разрушенные души.
Это был какой-то детский ренессанс: все приносило Саше радость. Он занялся вегетарианством, перешел практически на подножный корм — ягоды, орехи и мед. Пил зеленый чай, каждый день с утра уходил в лес выделывать всевозможные упражнения. Однажды лежал в траве Битцевского парка абсолютно голым, когда мимо проходила старушка. Саша приготовился к истерическому воплю и топоту старушечьих ног по тропинке. Но бабушка добро так улыбнулась и сказала:
— Не бойся, я тут тебя каждый день вижу. Ну, думаю, молодец, йог, в росе купается. Значит, будет дольше жить, — процитировала она напоследок песенку Земфиры и скрылась в листве.
Оглушенный таким крутым поворотом в своей жизни, Саша чувствовал, что должен помочь всем окружающим начать жить и работать по-человечески. Вообще бизнес подразумевает расхожее правило «не обманул — не заработал». Дальше можно продолжать: не опустил, не наорал, не запугал — не получил своего. Выбирая местом встреч парк в Сокольниках или тихие рестораны, эти новые «новые русские» сидели и говорили о «деньгах с человеческим лицом», о том, что за каждый темный момент в карьере приходится расплачиваться чем-то живым.
— Так сколько же должно пройти лет, чтобы это дошло до человека? — спрашивали они, тридцатилетние, друг друга.
— Десять лет напряженной работы.
Саша решил начинать изменения с собственной фирмы.
— Ты с ума сошел, — в один голос отвечали подчиненные, — зачем что-то менять, когда и так все хорошо?! Мы же потеряем уйму денег.
— Я не могу вам этого объяснить. Но я чувствую, что положение меняется. Мы не сможем работать так же уже через пару лет.
Экономическую часть Сашиной программы-максимум люди еще могли как-то проглотить. Но вот что совсем сбило их с толку, так это желание Саши меняться самому и изменять других.
Спрут среднего бизнеса сказал Саше: «Или ты с нами и ведешь себя, как мы, — или мы исторгнем тебя». Приговор, услышанный Сашей от самых разных людей, звучал одинаково — у парня едет крыша.
Для такого диагноза были все предпосылки.
Саша похудел килограммов на десять. С утра выглядел уставшим, потом уходил в лес на час-другой и возвращался повеселевшим, в глазах блеск, девушкам улыбается и шутки шутит. Окружение решило, что директор стал наркоманом. Этот вывод хорошо ложился на его странные разговоры о новой жизни, о том, что он хочет больше ответственности перекладывать на подчиненных и управлять фирмой исключительно издалека. Они украдкой посматривали на директорские вены, но руки были целы, и только вместо привычного золотого браслета там болталась какая-то шерстяная веревочка.
Дело осложнилось тем, что однажды сотрудники увидели своего руководителя стоявшим в ближайшем парке в чем мама родила под проливным дождем. Как ему было объяснить, что в тот момент он общался с природой и выявлял способности собственного организма? Он к тому времени не хуже Порфирия Иванова ходил по снегу босиком, ложился в колючие сугробы, а летом не шелохнувшись лежал в траве, облепленный полчищами комаров.
В какой-то момент ему объявили байкот. Это было круто. Люди, которые работали на него, с ним же и не разговаривали.
— Слушай, — я пыталась придумать хоть какой-то выход, — может быть, надо рявкнуть один раз, чтобы все встало на свои места?
— Да не хочу я, — Саша почти кричал, так что прохожие на улице начинали оборачиваться, — не хочу обращаться с людьми, как со скотиной. Я же знаю, что каждый из них способен думать и быть самостоятельным. Каждый может быть первым. Почему же они ждут, чтобы я их унизил и поставил на место?
Вскоре слухи о его странностях стали проникать в среду конкурентов. На очередной мебельной выставке каждый считал своим долгом воскликнуть:
— Саня, чего такой худой? Болеешь?
Дальше следовало предложение посидеть после выставки.
— Не пойду, — отвечал Саша.
— Подожди, чего-то серьезное?
— Да просто пить мне не нравится. Скучно.
Это простое житейское рассуждение вызвало бурю возмущения.
Как это скучно? Значит, противопоставляешь себя нам? Значит, мы козлы, а ты агнец непорочный? Как же ты после этого собираешься вести дела?
На Западе нет такого дикого переплетения личной жизни и работы. Там есть бизнес — и есть личная жизнь, куда не допускаются посторонние. У нас же ты должен быть весь на виду. Ресторанные сделки в России — самый распространенный вид сотрудничества. Выпадая из застолья, ты рискуешь выпасть из бизнеса вообще.
Через пару месяцев к нему подошел партнер: «Саша, нельзя так себя вести. Давай ты будешь ходить на банкеты хотя бы для вида».
Для вида не получилось.
В один прекрасный вечер, обведя мутным взглядом мебельный бомонд, Саша сказал примерно следующее:
— Господа, посмотрите, как мы живем! Мы опускаемся. Мы не любим своих жен. Мы звери, господа! Мы улыбаемся друг другу, а за спиной поливаем грязью. Неужели мы уже не можем жить по-человечески?
Кто-то поперхнулся водкой. Кто-то ничего не понял. Кто-то сочувственно вздохнул. Его партнер обреченно сжал голову руками.
Прошло еще полгода.
Сашины войны с денежными мельницами, бесконечные выяснения отношений с семьей, которую он тоже устраивал прежний, безо всяких духовных исканий, привели к тому, что он заболел. У него просто не осталось сил. А люди все звонили, чтобы получить по старой памяти помощь. Растаскивали по частям до тех пор, пока он не осознал, что исчезло не только сияющее мироощущение, но вместе с ним рушится работа, рушится семья. Мир вокруг рушился, а у него не было сил встать с дивана. Но так как человеком был Саша закаленным, он в скором времени решил отправиться врачевать собственный побитый дух. Поспрашивал по знакомым, почитал где-то и отправился по пересеченным местностям искать людей, которые помогут ему и расскажут, в чем смысл жизни.
Есть замечательная притча.
Жил-был один миллиардер. Все у него было — и друзья, и женщины, и яхты, и автомобили, и путешествия... Все. Но чем дальше, тем больше этого миллиардера мучили вопросы: что такое жизнь и в чем ее смысл? Стал он, не жалея денег, обращаться к разным философам, но и те говорили, что затрудняются ему это разъяснить. Наконец он прослышал, что в далекой заброшенной пещере в Тибете живет отшельник, который познал всю мудрость и простыми словами может объяснить, что такое жизнь.
И тогда миллиардер бросил к этакой матери свои яхты и своих подруг и за бешеные бабки снарядил экспедицию в Тибет. Преодолевая палящий зной и ледяную стужу, лавины и камнепады, рискуя жизнью, потеряв своих спутников, наконец добрался миллиардер до заветной пещеры. Внутри пещеры сидел убеленный сединами отшельник. И сказал ему наш миллиардер:
— О, мудрейший, я пришел к тебе издалека. Объясни мне, что такое жизнь и в чем ее смысл?
Отшельник посмотрел на него просветленным взглядом и промолвил:
— Жизнь — это большая медленная река.
— Что?
— Жизнь — это большая медленная река.
— Ты что, одурел, старый козел? — вскричал миллиардер. — Я перся сюда, рискуя жизнью, я затратил кучу денег, я бросил таких друзей, таких баб, такие автомобили, такие удовольствия, такую жизнь — и все это для того, чтобы услышать от тебя такую херню! Просто херню!
Тут у отшельника затряслись губы, он побелел, потом покраснел, потом позеленел и кинулся вглубь пещеры. Через минуту вновь появился с котомкой и обратился к миллиардеру:
— Мужик, это точно, что жизнь вовсе не большая медленная река?
Примерно так в его исканиях и происходило. Попутно Саше встретился целый легион людей, подобных ему. Вы даже представить себе не можете, как много в нашем обществе людей, которые поняли, что не в деньгах счастье. Осознав со всей мучительной ясностью, что полжизни потратили непонятно на что, они со всей решимостью и напором, свойственными бизнесменам, кидаются в духовность. Духовность принимает обличья самые разношерстные — православие, буддизм, тибетские практики, йогические направления.
С одним таким духовным адептом Саша как-то пил чай на подмосковной даче другого адепта. Закончил разговор адепт:
— Знаешь, Саня, я тоже когда-то имел много денег, семью, связи... А потом плюнул и стал развивать свою личность. И вот теперь я почти волшебник, я все могу, но... ничего не хочу. Придумай мне какую-нибудь цель, а? Может, откроем с тобой центр по целительству? У тебя деньги, у меня способности...
Миллионер, ищущий смысл жизни, — любимое лакомство духовных пастырей. Наверное, пастырями движут не только меркантильные соображения. Наверное, они чувствуют, что миллионер — ближе к истине, чем они...
Недавно мы встретились с Сашей рано утром и долго гуляли по «Сокольникам».
— Чего такой измученный? — спросила я.
— Да вот вчера к одному философу заехал, а там монахини пришли откуда-то с иконами, крестами — и давай все вокруг освящать. На дворе ночь, а им далеко возвращаться. Так я повез их в обитель. Они мне всю дорогу пели молитвы...
Я представила тонированную «А-6», мчащую распевающих монахинь сквозь ночь.
— А тебе не кажется, что на тебе ездят?
— Я знаю, что ездят, пусть. Кто-то же должен развозить монахинь. Скоро куплю себе «шестерку», так что внимания к моей персоне будет поменьше. Деньги — великая сила притяжения, я знаю... Хотя, странная вещь, у меня снова появился азарт к зарабатыванию денег. Жизнь потихоньку меняется. На фирме ребята наконец поняли, что я был прав. Да и вообще все больше людей хотят работать по-человечески.
— Новые «новые русские»?
— Ну да. И еще... я почти придумал, как зарабатывать деньги, чтобы оставаться свободным.
— Расскажешь?
Елена ОСТРОВСКАЯ
|