Художник должен много пить и скандалить
ZАНУССИ НЕ ХОЛОДИЛЬНИК
«Мне шестьдесят два года. Сначала хотел стать физиком, не вышло. Учился на философском факультете, но и философом не сделался. Потом попал в киношколу. После того как меня чуть не выгнали с третьего курса, с огромными трудностями ее окончил. Так что биография... как у всех — был успех, были и неудачи...»
Пан Занусси явно иронизирует, представляя себя. А между тем его имя входит в элиту мировой режиссуры. Он снял около четырех десятков картин, и на счету многих из них призы самых представительных кинофестивалей. Не говоря уже о московском Гран-при прошлого года за фильм «Жизнь, как смертельная болезнь, передающаяся половым путем».
«Ну разве я похож на режиссера? Художник должен много пить, делать скандалы. А я всегда при галстуке, в строгом костюме. Выгляжу как работник банка или дипломат. Так ведь?» — смеется пан Кшиштоф. Я мотаю головой и говорю, что, если уж выбирать сравнения, тогда скорее он напоминает миссионера. В разговоре Занусси так складывает руки, будто священнодействует. Впрочем, эту привычную для него позу легко объяснить. Пан является советником Папы Римского, часто бывает в Ватикане и сам признается, что там его принимают за своего.
И все же этот образ миссионера складывается не столько из-за характерного жеста. Каждый раз при встрече с публикой или прессой Занусси откровенно говорит, что никогда не делал кино для развлечения. Кино для него — способ поделиться своим жизненным опытом, размышлениями и тем самым помочь другим, да и самому себе понять мир. «Я не шучу про жизнь, рассказываю о ней серьезно», — как-то услышала от него. Напоминаю ему эту фразу.
Занусси:
— В каком-то смысле я действительно миссионер. Если иметь в виду защиту культуры против варварства, против примитивизма, хамства. Хамство — природное состояние человечества. Как над этим подняться, как преодолеть? Мне кажется — только благодаря культуре жизни, культуре чувств, взаимоотношений. Этим-то человек и отличается от животных. В этом наше достоинство. Поэтому мне так важно передать другим свое представление о мире.
ПОБЕДА ЗНАЧИТ ПОРАЖЕНИЕ
В киношных кругах давно ходит один анекдот. Специфический. До животных коликов над ним могут смеяться разве что только сами киношники. Но в нем есть разгадка жанра. Маститый режиссер, интеллектуал, как-то вечером вынужден был остаться дома с маленькой внучкой. Естественно, ребенка требовалось развлекать. В конце концов деду был поставлен ультиматум: в обмен на тишину нужно было рассказать сказку. Крупный специалист, который с позиции разных школ мог разложить шекспировского «Макбета», объяснить миф об Эдипе, как выяснилось, простых сказок не знал... Внучка же была непреклонна. Мэтр долго мучился, прежде чем сымпровизировать: «Представь: лес... ночь... большие деревья, вокруг долгие-долгие тени, дорога...» Тут уже внучка не выдержала и в восторге закричала: «И неожиданно!..»
Похоже, в этом «Неожиданно!» и есть простая суть работы кинорежиссера. Люди мира образов обожают драматизировать жизнь, погружать своих зрителей или читателей в эпицентр человеческих переживаний и наблюдать за эффектом от собственных провокаций. И вот так, «ворочая мирами» и создавая свою отдельную вселенную в кинокартине или романе, эти гении художеств часто отступают, пасуют перед реальностью жизни. Повседневность им скучна. «Кино — это единственный вид искусства, который уподобляет человека Господу Богу, — как-то признался Валерий Тодоровский. — Режиссер выстраивает целый сгусток мира — со своим народцем, своими звуками и картинками. Это настолько сильные ощущения! Потому те возможности, та внутренняя драма, которую испытываешь, снимая фильм, становятся безумно мощным наркотиком, который в конце концов подменяет жизнь». Кажется, что обыденность проносится в голове такого творца лишь телетайпной строкой: «Запомнить жест, пригодится... забавная сцена прощания, использовать...» Все призвано служить лишь делу. А уж подчиняясь этому принципу, как говорит народная мудрость, талант и свое возьмет, и чужое тоже...
— Пан Кшиштоф, думаю, вы согласитесь, что наблюдать за перипетиями людских судеб — едва ли не самое занимательное дело на свете. Это как будто смотришь вроде бы на чужой портрет, а видишь себя и благодаря такому сравнению даже можешь что-то в себе изменить, подправить, что ли. Вот так же увлекательно подсматривать и за процессом творчества — как из сора рождаются стихи или кино. Бывали случаи, когда сама жизнь подбрасывала вам интересный материал для фильма?
— Лет десять назад, после падения соцрежима, мне позвонил незнакомец. Попросил о встрече. Пришел и сказал: «Пан Занусси, вы меня не знаете, тем не менее мне вы очень хорошо знакомы. Я работал в тайной полиции. Более десяти лет я читал все ваши письма и прослушивал телефонные разговоры. Сейчас наш отдел распустили, меня выгнали. Я так вас люблю...» Потом начал жаловаться: мол, читая письма, испортил себе зрение: «Вот вы, пан, хорошо пишете, Анджей Вайда тоже ничего. Но есть те, у кого такой неразборчивый почерк!» В конце концов стал просить у меня работу. Я предложил ему заниматься моим садом. Он отказался, сославшись, что ему нужна интеллектуальная работа. После встречи со мной он отправился дальше к моим коллегам. Вайда его не принял, о чем теперь жалеет. А Кшиштоф Кеслевский долго с ним разговаривал. И на основе этого знакомства написал сценарий к фильму «Красный» своей знаменитой трилогии. Там главный персонаж — судья, который подслушивает телефонные разговоры своих соседей. У меня тот незнакомец тоже стал своеобразным прототипом, правда, уже героини фильма «Все, что мое» — по сюжету женщина долго работала в цензуре, а потом благодаря связям решила пробиться в высшее общество.
— Вы ведь дружили с Кеслевским. Сделав яркую трилогию «Три цвета. Синий. Белый. Красный», он принял решение порвать с кино. Официально заявил, что хочет поселиться на ферме, выращивать розы. Однако очень скоро после этого заявления его не стало. Мне кажется, в этом есть некая мистика. Будто человек отказался от своего дела, призвания, и, грубо говоря, этой жизни он перестал быть нужным...
— По-моему, очень важно, чтобы к мужчине успех пришел вовремя, лет в сорок. Успех, который приходит рано, в каком-то смысле убивает. Я был знаком с великим скрипачом Иегуди Минухиным. Пик его славы пришелся, когда ему было всего двадцать. По собственным словам, это стало несчастьем его жизни. Поскольку тогда была совершенна лишь его техника исполнения. А вот в сорок пять, когда развился художественный вкус, когда он ощутил внутренний расцвет и успех стал нужен ему как заслуженная награда, тогда техника была уже не та...
Успех, который приходит, но слишком поздно, тоже трудно пережить. Кеслевский был замечательным художником. Но в Польше его считали периферийным мастером. Не было у него и международного успеха, его картины редко принимали на фестивали. Потом он снял свою трилогию. И неожиданно пришел огромный, оглушительный успех. Но было поздно. Он уже с ненавистью отнесся к славе. Возненавидел фестивали, не выносил интервью. Он мучился: «Разве мои предыдущие картины как-то изменились? Почему 20 лет назад о них говорили, как о средних, провинциальных, а теперь превозносят?» Так росло напряжение. Он был очень серьезным человеком. Его волновала настоящая жизнь. А искусственный, с его точки зрения, успех унижал. В конце концов он решил все бросить. И тогда случился первый инфаркт. Нужно было делать операцию — трансплантацию сердца. Но он не соглашался. Признавался, как ему было лихо само ожидание, когда с кем-то случится трагедия и у этого человека будет нужная группа крови...
— А сами как чувствуете, к вам успех пришел вовремя?
— Да, я почувствовал сладкий вкус аплодисментов, автографов и всех глупостей, которые бывают вокруг этого (смеется). Конечно, я хотел бы, чтобы это продолжалось. И если так будет — прекрасно. Но сейчас, если честно, успех, награды для меня уже и не так важны. Сильнее ощущения, когда знаешь, что твоя картина повлияла на жизнь конкретного человека. Тогда понимаешь, ради чего все стоило затевать.
Еще так бывает в жизни — тот, кто побеждает, утрачивает способность к защите и не развивается дальше. А человеку никогда нельзя успокаиваться. Как только приходит ощущение, что ты все узнал, всего повидал, всего достиг, — это же смерть.
БЕСТСЕЛЛЕР — ЭТО НЕГИГИЕНИЧНО
В своих фильмах он часто показывает смерть. Если не физический, то душевный крах человека. Но во всем этом никогда нет заигрывания перед зрителем, расчета на острые ощущения. Это размышления. Помню, как еще подростком я однажды случайно зашла в церковь. В одной ее части отпевали умершего, в другой — крестили новорожденного. Тогда я, может быть впервые, не испугалась своего исторического конца. В картинах Занусси вот так же смерть всегда параллельно сосуществует с любовью, вообще с началом чего-то нового. Такова и есть, наверное, энергия жизненного круговорота. И все же, чтобы войти в его мир, понять его послание, зрителю нужно сделать усилие. О таком кино говорят — элитарное.
— Пан Кшиштоф, многие сейчас с оттенком грусти отмечают апофеоз массовой культуры и в пример приводят американское кино, которое большей частью напоминает пережеванный попкорн. Возьмем последний оскароносный фильм «Гладиатор». Это же сказка. Есть сцена, когда сам император на арене сражается с гладиатором. Понятно, что этот эпизод — полный абсурд, такого быть не могло. Однако преподносится все это как историческое откровение. Мне кажется, нормального зрителя, который хоть немного знает историю, это должно только раздражать. Хотя как ни парадоксально, такое примитивное кино звучит, на нем делаются огромные сборы. А авторское загоняется в угол.
— Авторское кино сейчас, к сожалению, действительно почти прекратило существование. И не потому, что перевелись авторы. У публики нет желания встречаться с индивидуальным высказыванием, размышлять над ним. В принципе, это понятно. Человек так запуган, растерян, что успокаивается, приходит в себя только лишь от привычного. Оттого так популярны сериалы. В них люди находят подтверждение — у других в жизни все так же банально. Потому почти вся популярная литература рассчитана на уровень примитивного человека. Конечно, эти настроения пройдут, но сегодня они убивают и высокую культуру, и индивидуальный контакт.
— С другой стороны, думаю, для многих законы попсы — своеобразные заповеди, которые помогают жить. Не нужно самому думать, во что одеваться, какую музыку слушать и что читать, за тебя уже все решено.
— Но это же подмена. Вот сейчас якобы считается, что иметь сотовый телефон престижно, это показатель высокого материального достатка, принадлежность к элите. Но это иллюзия. Я недавно встречался в Польше с крупным директором французского банка. Мы сидели в ресторане. Между делом он сказал: «Как странно, этот ресторан считается самым дорогим, а люди здесь разговаривают по мобильному». Как раз в высшем обществе установлено: если человек имеет сотовый, значит, у него нет элементарных денег на секретаршу.
Помню, мой отец, когда видел, что какая-то книжка называется бестселлером, всегда дарил ее своему шоферу и говорил, что читать это бессмысленно, — бестселлер не может быть хорошей литературой. Камю или Достоевский никогда не попали бы в эти списки. Самое страшное, что теперь литературу для служанок и картины для имбецилов читает и смотрит директор банка или врач. Оправдываются: «Мне нужно развлечение» или «Я должен отдохнуть», забывая, что это просто негигиенично. Устал — пойди погуляй в лес. А искусство — это не отдых, это контакт, диалог. И нужно душевно потрудиться, чтобы быть готовым к ним. Мне кажется, человек должен читать книги и смотреть кино, когда в нем рождаются сомнения, когда есть ощущение пустоты или замешательства. Тогда, чтобы помочь себе, стоит взять книжку и пользоваться культурой, это же расширяет горизонты и приносит смысл жизни.
Занусси очень гордится тем, что за последние несколько лет он с женой (она художница, а по темпераменту, со слов пана, истинный социальный деятель) и при поддержке друзей построили в Варшаве среднюю школу. Ее главный девиз — воспитание свободной творческой личности. Пан с энтузиазмом рассказывает о том, как бегает по разным инстанциям и теперь пробивает институт, в котором будут готовить творческих педагогов.
Занусси:
— Необразованных людей в бывших странах соцлагеря гораздо больше, чем в Западной Европе. Мы не только бедные, но и темные. Ребенок вообще рождается варваром, и мы должны помочь ему открыть то, что уже и сами знаем, чтобы он не начинал с нуля. Я люблю быть учителем. Хотя в Польше есть такое проклятие: «Чтоб тебе учить чужих детей!» Но если говорить откровенно, подспудно я думаю: вполне вероятно, что мои фильмы будут забыты, да и вообще пленка может храниться всего лет 40 — 50, не больше. Так что скоро все исчезнет. А вот школа останется...
— Ах вот он, главный стимул жизни — хочется бессмертия...
— Конечно! (Смеется.) А чем люди испокон веков занимаются? Зачем делаются скульптуры в камне? В надежде на бессмертие...
— А как думаете, можно это как-то с жизнью обсудить, ну, допустим, какие-то «взятки» ей дать, чтоб не забыла включить в нужные списки?..
— Думаю так — нужно бескорыстно помогать другим, делать добро ради добра, а не ради самоутверждения, радоваться всему окружающему просто потому, что жив... Мне кажется, в этом красота существования.
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ЖДЕТ НОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Его нынешняя жизнь в постоянных разъездах. Два дня в Москве и тут же летит в Америку, затем небольшой отдых дома в Варшаве и очередной тур с лекциями по Германии.
— Когда был «железный занавес», так трудно было путешествовать. Поэтому теперь, когда мне предлагают билет на самолет, я соглашаюсь лететь, даже не спрашивая куда, почему... Тем более что в поездках всегда происходит что-то интересное, приходят новые знакомства.
Короче, все идет в «топку» творчества — пригодится. В последнее время Занусси чаще всего бывает в Штатах. С восхищением рассказывает, как недавно в Питтсбурге повстречался с физиками, которые занимаются робототехникой. Те придумали электронные пожарные устройства в виде, казалось бы, обыкновенных кубов. В случае пожара эти самые кубы, определенным образом сцепляясь вместе, как ковер, могут эвакуировать пострадавшего из помещения, даже если человек в бессознании.
Занусси:
— Я видел немало последних технических открытий. И почувствовал, что новый век, новый мир ближе, чем нам кажется. Вот сейчас американцы активно трудятся над созданием искусственного интеллекта. И кто знает, может быть, очень скоро появится некое самовоспроизводящееся суперустройство, которое легко заменит человека. Конечно, человечество всегда стремилось к совершенствованию, к созданию рая на земле. Марксизм и нацизм были самыми опасными такими попытками. Не получилось. И слава Богу. Но в XXI веке, может быть, нас ждет не меньшая опасность. Мне кажется, человечество будет одержимо не социальными революциями, а тем, как генетически усовершенствовать человека. Сделать так, чтобы рождались совершенные дети, без физических и умственных недостатков, все талантливые, красивые. А я не вижу принципиальных отличий такого человека от робота... Конечно, это еще фантастика. Но если откровенно, я этого очень опасаюсь. Мне ближе христианская позиция. Человек приходит в этот мир изначально грешным. Не дано на этой земле испытать идеальное счастье, любовь или радость. Абсолютная радость, мне кажется, может быть только от наркотиков. Счастье динамично, оно в том, что жизнь все время дает нам возможность развиваться и совершенствоваться.
— Вы часто и во многих странах проводите свои мастер-классы. Вам интересно общаться с молодыми режиссерами?
— Мне очень интересно наблюдать за молодым поколением. И меня оно радует! После периода, когда все делали карьеры, рвались к власти, теперь, по-моему, молодежь боится жить средней жизнью. И готова на все, только бы не остаться в серости. Я вижу, чувствую эту новую тенденцию. Не только получить деньги. Главное — огромное желание прийти... к добру.
Майя ЧАПЛЫГИНА
На фотографиях:
- КАДР ИЗ ФИЛЬМА «ЗАЩИТНЫЕ ЦВЕТА» (1976 Г.)
- КАДРЫ ИЗ ФИЛЬМОВ «ИЛЛЮМИНАЦИЯ» (1973 Г.) И «КОНТРАКТ» (1980 Г.)
- В материале использованы фотографии: East NEWS