НАТАЛЬИН ДЕНЬ

8 сентября — Натальин день. В субботу в галерее «Дом Нащокина» соберутся на именины четыре Натальи: хозяйка галереи Наталья Рюрикова, председатель правления «Автобанка» Наталия Раевская, художник Наталья Нестерова и заместитель министра культуры Наталья Дементьева. Перед автором этих строк стояла невыполнимая задача сложить пасьянс из имен, найти нечто общее, что всех Наталий объединяет. С одной стороны, это «общее» очевидно: все они принадлежат одному послевоенному поколению, каждая достигла успехов в своей области. И опять же — имя! Оно происходит от латинского «наталис» — родной. Считается, что у Натальи добрый и веселый характер, она решительна и деятельна, способна защитить слабого. Обожает путешествовать. Ну, и первое, что приходит в голову, — толстовская Наташа Ростова. Именно она прославила это русское имя во всем мире, сделала его международным. Мы собрали всех четырех Наталий вместе и попросили рассказать о том, как имя влияло на их судьбу

НАТАЛЬИН ДЕНЬ

— Вам нравится ваше имя?

Наталья Нестерова:

— Я мало задумываюсь о значении своего имени. А с 8 сентября у меня связаны печальные воспоминания. Один год у нас жила ворона: мы ее подобрали с перебитым крылом, лечили. 8 сентября она умерла.

Наталья Рюрикова:

— Я свое имя люблю. Натальи, которых я встречала в жизни, были добрые, красивые и благородные. Тешу себя надеждой, что, может быть, я такая же.

Наталия Раевская:

— Не думаю, что родители, называя меня Наталией, имели в виду какие-то магические значения имени. Наталия значит «родная», «защитница» — здесь я своему имени скорее соответствую. Все же остальные качества характера — результат воспитания и реакция на определенные жизненные обстоятельства.

Наталья Дементьева:

— Устроить именины четырех Наталий было вопросом исключительно желания и доброй воли. Здесь есть элемент игры, но и идея: хорошие люди должны помогать друг другу для радости еще большего количества хороших людей

— Как вы отмечаете свой день ангела?

Наталья Дементьева:

— День рождения — твое личное торжество. С определенного возраста не сильно тянет вспоминать каждый год, сколько тебе стукнуло лет. День ангела — это совсем другое. Если мы возьмем классическую русскую литературу — моего любимого Чехова — у него вся церемония описана: именинница лежит в кровати в кружевах, а к ней идут ее близкие с бонбоньерками с шоколадом и бархатными коробочками с драгоценностями. Внизу, в прихожей, открыта книга, где расписываются те, кто решил в этот день поздравить именинницу.

Я всегда в день ангела звоню своим приятельницам и спрашиваю: «Как дела? Есть ли бонбоньерка с шоколадом?» На что они отвечают: «Да-да, извини. Руки в муке, тесто замесила, сама себе сейчас что-нибудь испеку». Что касается моих близких, то, конечно, они с дежурным ко мне придут.

— Говорят, что все Наталии испытывают в раннем детстве очень сильное, даже чересчур сильное, влияние родителей. Вы с этим согласны?

Наталья Рюрикова:

— Темпераментом я, наверное, в отца. Папа был очень увлеченным человеком. 50 лет проработал в кино художником-постановщиком. Сотрудничал с самыми лучшими режиссерами: Эйзенштейном, Донским, Кулиджановым, Шукшиным. Каждый раз, когда он уходил по делам из дому, мама спрашивала: «Ты надолго?» — «Да на часок». Это означало до ночи.

И вот, когда мама была на последних днях беременности, ситуация повторилась. Надо было срочно ехать в роддом, а папы все не было. Наконец-то он вернулся, и они на трамвае отправились в путь. Маме было совсем плохо: сидеть она не могла, стонала. И все пассажиры принимали в ней участие. Я чуть не родилась в трамвае. Слава богу, он остановился прямо напротив роддома и маму успели донести до палаты. Я появилась на свет моментально. Может, поэтому у меня такой динамичный характер.

Наталья Нестерова:

— Мой дед был художником. Он в свое время учился у Коровина. В 1930-е, когда за формализм в живописи начали сажать, дед ушел преподавать в школу. Всей своей жизнью я обязана ему — я очень рано стала рисовать. Потом поступила в художественную школу, затем в Суриковский институт. Рисую, как видите, до сих пор. У меня очень прямая линия судьбы.

Наталья Дементьева:

— Во мне победила любовь к путешествиям, типичная у всех офицерских детей. Наследственность тут ни при чем. Вслед за папой мы объездили всю страну, от Сахалина до Латвии, где родилась моя сестра. Последним местом службы отца был Ленинград. Там я прожила 45 лет, окончила школу, университет. Затем шесть лет я ездила в Туву, в Саяно-Тувинскую археологическую экспедицию. Она была одной из крупнейших в СССР. В 1965 году ее создал мой учитель Александр Данилович Грач. У нас были вертолеты, машины, катера, мы обследовали зону будущего Саяно-Шушенского моря, деньги нам платило руководство Саяно-Шушенской ГЭС.

Экспедиции длились с начала июня по конец сентября — четыре месяца. Работать в таком ритме можно было, лишь имея «крепкий тыл». Когда родился сын, я перешла в Общество охраны памятников. Потом стала главным хранителем шлиссельбургской крепости «Орешек». С тех пор моя биография связана с Музеем истории Санкт-Петербурга. Как шутят друзья: «За 20 лет сидения в Петропавловской крепости человека можно было заметить и пригласить на работу в Москву».

— Еще говорят, что в жизни почти любой Наталии обязательно присутствует какой-то момент везения. Это так или нет?

Наталия Раевская:

— Трудно сказать. Я долго работала в Министерстве финансов, у меня даже есть награда за 20-летний безупречный труд. Я никогда не стремилась сделать карьеру. В министерстве круг обязанностей был определен на десятилетия вперед. Зато была своя поликлиника. В 1989 году я перешла в только что созданный «Автобанк» на рядовую должность, без всяких гарантий. Банк занимал две комнаты в том же здании, которое сейчас принадлежит ему полностью. Нас было пять человек. В стране только-только начиналось кооперативное движение. Самые удачливые предприниматели торговали на базарах джинсами собственного изготовления. Никаких законов, никакого регламента.

Приходилось учиться на собственном опыте. В 1991 году (как сейчас помню, 12 мая) из банка ушла главный бухгалтер. И увела всех операционистов. Остались четыре девочки, только-только окончившие техникум. Пришлось одолевать бухгалтерию: дебет, кредит, что, как, куда. А потом жизнь заставила мобилизоваться. Так сложились обстоятельства. Я стала председателем банка. Во мне вдруг обнаружились такие способности, о которых я раньше не догадывалась.

Наталья Рюрикова:

— Я окончила журфак. Какое-то время жила за границей, муж был на дипломатической службе. Когда мы вернулись в Москву, я пришла в журнал «Киносценарии». В конце 80-х финансирование журнала прекратилось. Редакция разбежалась — нас осталось три человека. Одно время я даже делала номера вместе со своими детьми. Ну просто некому больше было читать, верстать, редактировать. И тогда я решила открыть художественную галерею: продавать искусство и на эти деньги издавать журнал. Рисовала себе радужную картину: галерея сразу станет безумно известна, и к нам потекут деньги. Мне казалось, «Дом Нащокина» будет храмом искусства. Естественно, жизнь все расставила по местам.

Шел 1994 год. На очень скромные пожертвования нашего первого спонсора мы сделали ремонт. Я позвонила Михаилу Шемякину в Америку и предложила организовать его выставку. Он бодро согласился. Это в его стиле. После Шемякина были Олег Целков, которого все знали, но никто не видел, потому что у него не было в Москве ни одной выставки, Эрнст Неизвестный — на него стояли очереди. Я правильно угадала нишу: я показывала очень известных художников-шестидесятников. Шумный успех выставок привлек спонсоров, а это в результате помогло выжить журналу.

Наталья Дементьева:

— Про свое везение никто говорить не любит. Я стала директором Петропавловской крепости, потому что меня выбрал коллектив. Музей жаждал перемен, понятное дело — перестройка! У меня была программа, которую я зачитала на общем собрании 25 ноября 1987 года. Когда через десять лет меня пригласили в Москву, мы расставались со слезами на глазах. Программа была выполнена, и я уезжала с чистой совестью. Музей встал вровень с крупнейшими музеями Петербурга.

Наталья Нестерова:

— Может быть, в какой-то степени действительно повезло, не знаю. Последние десять-пятнадцать лет вместо домов творчества в Крыму или Прибалтике я езжу в Америку. У меня там галерея, много друзей. Я там работаю. Была даже возможность уехать навсегда. В начале 1990-х мой галерист поинтересовался, почему я так редко в Америку приезжаю. «Потому что каждый раз мне надо оформлять визу», — ответила я. «Давай сделаем тебе рабочую визу!» Мы обратились к юристу, который занимался многими русскими художниками, навсегда переехавшими в США. У него лежали каталоги художественных выставок. Практически в каждом таком каталоге были репродукции моих работ. Когда адвокат понял, из какого я ряда, то предложил оформить мне документы на эмиграцию.

Мы собрали все необходимые бумаги, меня пригласили на собеседование в американское посольство в Москве. Туда надо являться бодрым и жизнерадостным голосом убеждать сотрудников, проводящих собеседование, сколько пользы в случае чего ты принесешь Америке. Но пока я стояла перед посольством в очереди (а тут еще у американцев начался пожар, давка, паника), я отчетливо поняла, что никуда уезжать не хочу. И я к этим окошкам для собеседования подошла рыдая. В общем, я до сих пор живу в Москве, а в Америке бываю наездами.

— У меня такое впечатление, что все вы сильные, волевые женщины. Что можете использовать обстоятельства, которые предлагает судьба, себе во благо. Что умеете разговаривать, не боясь, с сильными мира сего. С представителями власти. Это так?

Наталья Рюрикова:

— То, что мой муж работал помощником президента, никакого влияния на мою судьбу не оказало. И он и я были взрослыми людьми, каждый со своей биографией, кругом друзей, вкусами и предпочтениями, поэтому четыре года близости к кремлевским кабинетам были лишь эпизодом, ничего в конечном счете не изменившим. Ну, может, меньше было покушений на помещение, где находится галерея «Дом Нащокина». Может быть, мне легче было находить спонсоров. Но я нахожу их и сейчас, несмотря на совсем другие обстоятельства.

Наталья Нестерова:

— Мои контакты с властью были очень короткими, одномоментными. За цикл «Тайная вечеря», который я показала на выставке в 1997 году, я получила Госпремию. Награды в Кремле вручал Борис Ельцин. Что он мне сказал, не помню. Когда очень волнуешься, мало чего запоминаешь. А я ему сказала одно слово: «Спасибо». Я вообще немногословна в выражении чувств. Меня так воспитали. Бабушка не любила, когда выплескиваются эмоции. Так что на Наташу Ростову я, наверное, похожа мало.

— Традиционный вопрос: как удается совмещать семью и карьеру?

Наталья Дементьева:

— Сын, когда мы переезжали в Москву, сказал, что человек, родившийся в Самаре (то есть я), может жить где угодно. А человек, родившийся в Питере (то есть он), нигде, кроме родного города, жить не сможет. И остался там. Я его точку зрения поняла. Муж же воспринимает мою работу как должное. По роду службы я обязана посещать вернисажи, премьеры, бывать на юбилеях и других торжествах. Обычно домой возвращаюсь в двенадцатом часу. Иногда муж говорит, что три вечера кряду он не может ходить вместе со мной в театр, и — вместе с котом — объявляет забастовку.

Наталия Раевская:

— Если была бы возможность сидеть дома или заниматься благотворительностью, я бы никогда сама на свой нынешний пост не попросилась. Желательно все-таки, чтобы банк возглавлял мужчина. У женщины, хочет она или нет, есть масса других обязанностей. Все равно мне хочется отдавать время своим близким, детям и внукам. Я их люблю. Помогать маленькому человеку войти в мир — самое замечательное на свете занятие. Это, я считаю, чисто женская миссия. В этом смысле да, я романтик.

Раньше я играла в теннис, каталась на коньках, плавала. Бросила совсем недавно, в 1998 году. Сейчас состояние души другое. У меня родился внук. Ему сегодня два года. Я ничего не хочу, я все променяю, чтобы только побыть вместе с ним. Я не могу сказать, что с ним интересно, — это просто ни на что не похожие ощущения. Скоро должна родиться внучка. Как бы ни назвали, любить ее я буду в любом случае.

Людмила ЛУНИНА