Послесловие к футбольным трагедиям. Часть вторая. Начало в №36.
НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ УМИРАЛ
УБИЙСТВО ЦДКА
Команда ЦДКА вышла из брызг победных салютов, как Афродита из пены. На радость миллионам привычную войну футбол продолжал в несмертельной форме. И наши обязаны были побеждать. В 51-м наш класс, 6-й «Д», внес вклад в запрещенную социологию: перед финальной игрой с командой города Калинина мы послали письмо по адресу клуба: площадь Коммуны, 2, — с просьбой к ЦДСА выиграть Кубок. В классе учились тридцать семь человек, бумагу подписали тридцать два. Команду с такой поддержкой сегодня бы славили как народную.
Бывают команды известные, знаменитые, популярные. «Народный» — это то, что наиболее полно выражает качества народа. Теперь попробуйте доказать, что наша неизвестная, незнаменитая, непопулярная и никем, кроме нас самих, не любимая дворовая команда являлась не народной? Капля устроена так же, как и большой дождь.
Но спортивный клуб, принявший любовь Истории, всегда рискует судьбой.
Была осень 1954-го. Желтые листья с берез и вязов ложились прямо под шипы тренировки — Сокольническая роща деликатно напоминала новому составу армейцев, как выглядят золотые медали. Тщетно: команда, возвращенная в чемпионат после двухлетнего небытия, плелась на шестом месте. Глаза искали знакомые фигурки титанов, но цифры, казалось, навеки прикипевшие к футболкам Никанорова, Чанова, Чистохвалова, Водягина, Соловьева, Гринина, Николаева, Коверзнева, Родина, сбежали на спины каких-то чужих, непонятно на что способных мужиков.
И обстановка занятий казалась подневольно-мрачной. Не слышно стало веселых подсказок: «Водяжка, отойди домой!» (Водягину), «Юрец, возьми слева!» (Ныркову), «Шурец, достань его!» (Петрову)... Монотонный Федоров, тяжеловатый Коршунов, суетливый Ванзел, несерьезно кудрявенький Емышев, какой-то Купрюхин, какой-то Рыжков, какой-то Михин... Сами их фамилии были странными, ненадежными, несерьезными, случайными.
У нас во дворе бытовало определение футбольного качества: игроки и игрули.
Я очень боялся, что новые армейцы — игрули. И только в одном чтил игрока. Вратарь Борис Разинский!
Наверное, я мало посмотрел футбола, но такой вдохновенной, артистичной игры не видел ни у одного вратаря. Разинский — не случайно от слова «разительный», то есть поражающий воображение. Эта любовь надолго развела меня в спортивных вкусах и со многими приятелями, и с «общественным мнением». Всю его карьеру Разинского ругали за циркачество, игру на публику. Каждый его промах записывали именно на этот счет и ставили ему в пример Льва Яшина как образец простоты.
Между тем симпатичные слова скрывали политическое, стало быть ложное, измерение спорта. После смерти Вождя власть не могла не объявить войну его тени: мертвые всегда мешают живым. Новый порядок «коллективного руководства» требовал и коллективного исполнителя в любом занятии. Естественно, «цирковой» стиль Разинского такой установке не соответствовал, как и в квадраты официальной морали не умещались бытовые виражи Эдуарда Стрельцова. Да и нервный Лев Яшин не совпадал со словесной иконой советского спортсмена. Особенно в солнечный день 16 октября 1955 года, когда в финале Кубка он крепко врезал насолившему ему двумя голами армейцу Владимиру Агапову, за что и был выставлен судьей Латышевым из ворот.
Образ Яшина, как он сложился в общественном сознании позже, в 60-х годах, — это нечто большее, чем его реальная, то есть замечательная, игра вратаря. Ему поручили роль знаменосца всего советского спорта, советской культуры, советского образа жизни. Из фигуры футбольной превратили в политический символ, из короля вратарей — в «короля-солнце», Людовика XIV, в царстве футбола.
А политика в отличие от спорта не знает возраста.
...Заканчивался по нулям матч «Динамо» — «Торпедо». На закате своей карьеры сорокалетний Яшин выглядел на поле столь мудрым, непогрешимым, благонравным, что скорее воспринимался как Учитель, гуру, нежели собственно спортсмен. Даже тревожить его ударами и навесами игрокам было как-то совестно, — может, им хотелось просто подойти и посоветоваться. Тем не менее белый мяч, запущенный то Леневым, то Юриным, то Геннадием Шалимовым, регулярно обстругивал белую перекладину над яшинской головой, и каждый раз именитый мастер сдержанным поднятием руки объяснял народу, почему он не бросился на перехват: мол, все вижу, все знаю, все рассчитал. Я еще подумал: неужели интуицию и глазомер можно развить до такой нечеловеческой степени? Или это блеф скрываемой немощи? Ответа я не знаю до сих пор. Но перед самым финальным свистком случилась катастрофа. Уже проталкиваясь на выход, я увидел: «Торпедо» опять наступает, удар по воротам, мяч летит в правый от вратаря угол, Яшин начинает делать свой успокоительный жест... и тут из-за динамовских спин над торпедовским валом атаки выпрыгивает молодой Миша Гершкович, подставляет голову, крутой рикошет — гол! 1:0!..
В нашей памяти Лев Яшин — всегда первый. Но за год до своего ухода он был признан только третьим, а в свой последний сезон вообще не попал в список лучших.
В логике подобных размышлений спортивная судьба Эдуарда Стрельцова маячит как перевернутый пример. В отличие от Яшина конструкторы «коммунистического человека» раскручивали гения в обратную сторону — закручивали. Король состоялся, но его не пустили на трон.
Взвешивание футбольного мяча на весах давних и личных представлений может дать результаты, странные для сегодняшнего дня. Поэтому лучше будем удивляться футболу, а не мнениям о нем. Ведь большие таланты, как Огонь, Вода, Воздух, не терпят сравнений, каждый живет сам по себе, и Бог — им Отец и Судья.
Я думаю, Разинский отыграл свое не на публику, а для публики, и та отпылала ему ответной любовью. Не помню ни одного мальчишки, который, увидев игру Бориса, хотя бы на день не захотел стать вратарем. Какое неслучайное совпадение душ: дворовым яшиным, как правило, скучно торчать меж двух булыжников — в окне ворот размером восемь английских ярдов на восемь английских футов Разинский задыхался от тесноты! Он шел в нападение, брался за одиннадцатиметровые, забивал голы. Все это вызывало у многих глубокий скепсис. Вместе с культом похоронили личность.
Вот беда: человек не совпал со временем. Заставлял смотреть только на себя. Говорил «Я», когда все мычали «мы».
Настоящий вратарь эпохи футбольных дворов. Но их уже разгородили.
В тот день тренировал вратаря черноволосый щупленький закарпатец Федор Ванзел, носивший на спине николаевскую «восьмерку». У Разинского получалось все, но азарт требует эмоциональной подкормки, и, чтоб мобилизовать себя на очередной феерический бросок, наш Джек Лондон тихо, но дико, как матрос, сквернословил. Тренировка шла на три счета: удар — бросок — мат... удар — бросок — мат...
И тут маленького роста офицер с зелеными просветами медслужбы на погонах вскипел как чайник и единственной фразой поставил подлинный памятник той по-своему красивой и чистой эпохе. «Товарищ Разинский, — прошипел он, — как вам не стыдно ругаться в воротах пятикратного чемпиона!»
Откуда мне было знать, что этот пуританин — старый друг самого Боброва, новый врач армейской команды, в будущем известный специалист и общественный заступник футбола Олег Маркович Белаковский.
Прошло три-четыре года. В Москве разгородили дворы. И тотчас рассыпался дворовый футбол.
Ни двора, ни футбола. В недалеком будущем, когда начнут строить пятиэтажки, многие расселятся по отдельным квартирам, и мы почти все потеряем друг друга навсегда.
Я тоже ушел со двора. На 4-й Лучевой просек, в лыжники, под крыло к знаменитым гонщикам и одновременно тренерам Владимиру Оляшеву и Николаю Манжосову. Теперь не надо было думать, как пробраться на занятия футболистов. Я видел их краем глаза, когда, бегая вокруг поля, набирал свои тренировочные километры. Сталкивался с ними у спортивных снарядов, в раздевалках, у душевых кабин. Видел, сталкивался — и не узнавал. Великая команда поменяла лица и изменилась лицом.
Убийство состоялось 18 августа 1952 года. Напрасно трамвай в объезд Черкизовского пруда полдня таскал на «Сталинец» болельщиков на крыше и буферах. Матч армейцев с Киевом аннулировали без объяснения причин. Пресса молчала. Кто-то прослышал, что ЦДСА разогнали. «Это их за проигрыш югославам на Олимпиаде, Сталин не стерпел». — «Но почему наказали только ЦДСА, ведь в сборной были игроки семи клубов?» — «Да потому, что это была опорная команда сборной!» — «Какая же она опорная, если из двадцати игроков армейских было всего пятеро, да и то Никаноров на поле не выходил? Динамовских-то из Москвы и Тбилиси в сумме было восемь. Тогда бы «Динамо» и разгонять». — «Ну, тронуть «Динамо» Берия не позволит...»
Чемпионом СССР впервые с 1939 года стал «Спартак».
ДРУГОЙ ФУТБОЛ
Мои оглядки на милый мне век могут показаться вызовом Бедного Рыцаря Вечному Хаму. Думайте что хотите. Каждой эпохе отвечать за себя.
Но один молодой человек, посмотрев кинохронику времен поездки «Динамо» в Англию, все-таки поймал меня на слове, попеняв на отсталость прежнего футбола: «Вот вы все восклицаете: «Бобров! Карцев! Бесков!»... А я смотрю, играли-то не торопясь и на чистых мячах. Уверен, что даже полуразобранное газзаевское «Динамо» постригло бы то знаменитое якушинское под ноль».
Ну и ну! Как вы оцените желание современного двоечника, все-таки слышавшего, что Земля круглая, посмеяться над великим Аристотелем, считавшим ее плоской? С этого отсутствия исторического воображения и начинает ржаветь футбол. Сперва его измеряют секундомером и количеством подкатов. Потом бюджетом клуба. Потом размером взяток судьям. И если есть результат — Хам действительно торжествует над Дон Кихотом.
Футбол эмоционально един со зрителем. Он измерим масштабом зрительского потрясения. И это не нотация внуку, а констатация наличия: сегодня все быстро бегают, ловко прыгают, стремительно бросаются в подкат и тотчас встают, успевают и в защиту и в нападение. Но... игроки и сами догадываются, что их футбол — средней руки. А зрительского потрясения и вовсе нет.
В тонком инструменте игры лопнула важная струна.
И с трибуны плохо различаешь игроков. И с трудом запоминаешь их фамилии.
Игра не машина. Она не знает фактического прогресса. Все, что сзади, может оказаться лучше. В моем представлении «якушинские» всегда будут стричь «газзаевских».
Но лучшее может быть и впереди, и, скажем, Константин Иванович Бесков-тренер — это нечто большее, чем Бесков-игрок.
Не только физической готовностью и мастерством — игра легко измерима отношением к ней участников.
У нас по соседству стройорганизация, видимо могучая, взялась возводить громадный дом. Ушла под фундамент хилая спортплощадка, где только и видели взрослых, выгуливающих собак. Когда поезд ушел — «Как же сегодня без спорта?» Накатали цидулю в управу. Богатые строители в ответ шиканули: рядом построили площадку из фирменных материалов по всем правилам Международной федерации хоккея с шайбой: с закругленными бортами, с наклонными внутрь оградительными сетками, съемными воротами установленного для мировых чемпионатов образца.
Я так обрадовался за ребят, что даже немножко расстроился за себя. Опять вспомнил свой двор — как зимой мы возили с далекой колонки воду для заливки катка.
Вспомнил и Боброва. Есть старый снимок. На базе ЦСК МО Всеволод Михайлович, на коньках и с клюшкой, беседует со своим отцом Михаилом Андреевичем, а за их спиной — грубо сваренные хоккейные ворота с потрепанной сеткой, досочки борта снизу подгнили, легко представить, как они под боками хоккеиста «играют» на ржавых гвоздях.
Но зима пришла, потом ушла — ни одна душа не оставила в заваленной снегом «коробке» даже следа. Я спросил у сидевших за пивом ребят, в чем дело. Оказалось, ДЭЗ не подсуетился залить лед. «При чем здесь ДЭЗ? — не сдержал изумления я. — А вы?» — «Ты что, дед, с дуба упал? — возмутилась компания. — Кто ж будет напрягаться за так?!»
Напуганные мифологией капитализма, мы быстро рассудили, что решительно все можно сделать за деньги. Но мир-то живет предрассудками, поэтому по-прежнему скучает по теплу рук.
Пока общественность требует средств на детский спорт, пока городские социологи носятся с великим планом БВСС — быстровозводимых спортивных сооружений, сами объекты наших беспокойств давно перенесли мутацию характера и взглядов. И заливка катка, и расчистка площадок, и беготня за мячом, и борьба за шайбу — все это многих напрягает! И трудозатратно. И слабоваты здоровьем — устают. Посмотреть — можно. Поиграть в футбол на компьютере — в кайф! Реальное эмоционально-мышечное участие в игре заменяется ее символическим потреблением. Живой футбол — его электронным со-бытием.
Не надо быть профессором педиатрии, чтобы узнать страдальцев гиподинамии, гипотрофии, болезни аденоидов, астмы. Это они, при входе опередив стариков, устало — локти на коленях — сидят очи долу в вагоне метро. Гудят у них ножки, поскуливает позвоночник, поднывают неразвитые мышцы спины. Какой уж тут гнев на их бесцеремонность — впору взрослым уступать им место. И эти люди играют в футбол...
Что происходит?
Все футболистики — в фирменной форме от «Пумы» и «Адидаса». А корявое гаревое поле СДЮШОР — в полукольце легковых машин: мамы и папы наблюдают за развитием своих детей, как американцы смотрели кино drive-in — не выходя из автомобиля.
Все здесь переплелось: нищенство базы и семейный достаток, немощь сынков и родительское тщеславие.
Но все они дети своего времени. Устраивает ли оно их?
Прошло еще сорок с лишним лет. Две двухэтажки-деревяшки, где по квартирам после игры отмывался в тазах чемпион окрестностей — наша дворовая команда, давным-давно разобраны. Открывшийся простор отдали в аренду под гаражи. Своих футбольных товарищей я потерял из виду и догадываюсь, что многих из них не надо искать.
Футбол изгнали из всех Сокольников. Лакированный корабль спартаковского автобуса с логотипом «Лукойла» на борту нередко швартуется к дебаркадеру местного метро, но, забрав кого надо, спешит мимо ворот Ширяевки куда-то в сторону Ростокина, на Ярославку. И правильно, там с кожаным мячом не ждут. Прославленное футбольное поле нарезано под доходные теннисные корты. Как и положено на кладбище, установлена табличка с именем и годами жизни: «Ширяево поле. 1900 — 2000».
Сто лет на пыльном ширяевом гектаре преспокойно росли чистокровные футбольные звезды, теперь третьесортных «этуаль» импортируют из Бразилии, Сенегала, Ганы, Средней Азии, Украины, Грузии, с Балкан. Очень странный облик приобретает «народная» команда. Поклонник «Спартака», привыкший опознавать своих гладиаторов по белобрысым кудряшкам Бушманова, Черенкова, Позднякова, Кулькова, Родионова, Шавло, явно растерян на балу чернокожих «максимок». Хорошие они ребята, неизбежен футбольный бизнес, не различающий этносов, да вот сердцу не прикажешь. Энергетический обмен между трибунами и полем нарушен.
Пустеют трибуны — пустеет футбол.
Я профутболил детство.
ДЕРЬМО РАЗЛИЛОСЬ ПО ГОРИЗОНТАЛИ
Арены «Динамо» и «Лужников» в отличие от сокольнических гнездовий футбола физически уцелели и даже переоборудованы под пластмассово-кресельный рай. Но цветные сиденья потому и радуют глаз, что не радуют сердце — они по большей части свободны. Объятые бетоном пустоты уставились в небо, как лунные цирки.
По-особому осознающие себя молодые люди могли бы для манифестаций приватизировать, скажем, ипподром, аэродром или, в очередь с веселыми ВДВ, парк имени Горького. Но футбол раздает больше энергии, там легче переключить внимание на себя. Поэтому повезло больше футболу. Как повезло здоровому зверю своими соками и теплом поддерживать клещей.
Фаны катаются на футболе, как на дельфине. Он и без них ослаб, обезлюдел — они футбол добивают, разрушая его хрупкую ауру. Заменяя его сосредоточенный праздник слепым шумом и яростью. И вставшая им на дороге милиция — самая лакомая для поражения цель.
Неужели Раффаэло Джованьоли врал? Теперь мы знаем, как выглядит вчерашний раб Спартак.
Если верить иным изданиям, фанаты, у которых злая милиция отбирает газеты и программки, ходят на стадион бить газетой мух. На самом деле немало людей видят, как где-то за углом, в скверах, по дороге к цели ребята, присев, наворачивают себе на щиколотки ремни с тяжелыми пряжками — табельное оружие драки.
Войны государства с фанатами — это войны новой социальной реальности, когда классических причин для восстания нет, но воевать по-прежнему хочется. Это войны сознания с подсознанием. Так называемое общество бороться с фанатами не готово. Оно само занято наскоками на государство. Под горячую руку ОМОНа «либералы» будут заталкивать скинхедов, которых насмерть боятся, а футбольных фанатов — защищать: на следы от дубинок удобно ссылаться в злополучных дискуссиях о границах свободы. «Либералы» якобы не знают, что скин и фан по механизму миронеприятия — молочные братья.
Футбол опять используют в политике. Что прикажете делать милиции, которая взялась было за дело, а на стадион прибывает кандидат в президенты — просить поддержки на выборах?
В скрытой борьбе за влияние на фанатов несомненно присутствует и материальный интерес. Когда то один, то другой руководители клуба в моменты массовых драк поднимаются в фанатский сектор, не совсем понятна их истинная цель: они «пошли в народ» защищать своих или защищать всех? Если всех, всех нас, любящих и понимающих футбол, почему они не скажут хулиганам прямо: нам такие поклонники не нужны! на играх нашей команды чтоб больше вас не было! Неужели «народники» не понимают, как умно реагируют на жизнь финансовые ручейки: чем больше рублей не донесут до клубной кассы больные, тем с большим энтузиазмом ее пополнят здоровые. Настоящий, но запуганный ныне болельщик вернется на футбол, и не один — с друзьями, женами, детьми, воздушными шарами, свистульками, веселыми масками, безвредными хлопушками... Решайтесь на санацию трибун, господа!
...От стадиона к метро, как обычно, пробиваюсь живым коридором войск. Слева серенькая милиция, справа ребята в камуфляже — ВВ. Никто не посмотрит им в глаза. Не спросит: как со службой? Их стрессы никому не интересны. Их синяков после подавления фанатских драк никто не считает. Это мы для них или они для нас пушечное мясо? Вот пишут про них на заборах: «Мусор! Мусор!» — и сами же забрызгивают всех нечистотами своих офанатевших душ. Между тем у них, как и у нас, есть имена, судьбы, надежды на счастье и дом, где их ждут со службы невредимыми.
Посмотрите телерепортажи с образцового Запада: как дурь из оскотевшейся толпы выбивают резиновыми пулями. В борьбе с грубой силой не ищут тонких средств.
Сначала пресса, вместо того чтоб вразумлять первые банды фанов, принялась за ментов: «Не трогать! Люди приходят на стадион выражать свои эмоции, отдыхать». Эскалатор насилия был включен. Пришлось запускать эскалатор ответных мер.
Первый ход — «эмоционально отдыхающих» попытались подвергнуть учету: клубы стали выдавать членские билеты с фото.
Потом, от греха подальше, им отвели отдельные трибуны или секторы.
Потом при входе стали по два-три раза обыскивать и пропускать через рамку металлоискателей.
Потом обыскивать стали на дальних подходах, в метро.
Потом нажали на торговлю: перед матчем прикройте продажу спиртного. Торговля упиралась: свобода рынка!
Потом внедрили оперативную видеосъемку.
Потом к пешей и конной милиции добавили спецназ.
Потом от вокзала до стадиона иногородние фаны стали ходить, как в свое время пленные немцы на работу, — колонной, под конвоем.
Потом милицейский кордон приступил к сопровождению своих при выезде в чужие города.
Потом в отведенных для фанов секторах додумались заранее снимать кресла, и старое русское слово «стойло» вдруг обозначило место для болельщика нового типа.
Потом горячие секторы попытались оборудовать решетками, как загоны корраля на задворках корриды.
А что потом?..
Во время матчей на «Динамо» дежурную машину «Скорой помощи» паркуют за восточными воротами. Играли «Спартак» — ЦСКА. Трибуна, кипевшая красно-синим пламенем, развлекалась бросанием сверху горящих факелов на крышу и капот автомобиля. Хоть раз попали бы — возможно, вспыхнуло бы костром. Когда позже в «Лужниках» на празднике «МК» хулиганы опять напали на карету «03», газета, скрывшая этот феноменальный факт, спокойно разъяснила, что главная фишка фестиваля совсем в другом — в четырехсоттысячном нашествии ее поклонников. Наша пресса любит декларировать, что отныне она принципиально никого ничему не учит, а дело ее — показывать жизнь, какова она есть. Ждите. Покажут то, что совпадет с корпоративным интересом.
Так что потом?
Мы видим, изнасилован праздник. Напуган обыватель. В дни больших футбольных событий все новые пространства города попадают в оцепление, под проверки, становятся ареной хулигано-милицейских противоборств. Проблема была пустячной, но станет вырастать до национального страха.
Потом... наступит время выносить с поля и сам футбол — в горячке потасовок, в дыму от шашек и петард его ретирады никто не заметит. А вот команды «гладиаторов» и «флинтов», «красно-синих воинов» и «галантных лошадей», возможно, спустятся на газон для матча со спецназом. Станут «Лужники» Колизеем. То-то будет древнеримское зрелище — и хлеба не надо!..
Черный юмор сочинителя может показаться неадекватным теме, но 24 июня 2001 года упомянутый праздник «Московского комсомольца» в «Лужниках», как и годом раньше, окончился грандиозным побоищем, и одна из общефедеральных газет описывала всенародное дерби так: «Дрались долго и со вкусом. Дрались поклонники разных музыкальных стилей между собой, фанаты «Спартака» с фанатами ЦСКА, бритоголовые с «лицами кавказской национальности», одни подгулявшие граждане с другими и все вместе с милицией. По данным ГУВД, за медицинской помощью обратились около 500 человек, 44 из них были госпитализированы, в том числе 5 сотрудников милиции» («Новые известия», 26.06.01).
Здравствуй, страна героев! Наконец родился новый человек, о котором столько мечтали сталинские ленинцы!
Но если одни дерутся со вкусом, а другие со вкусом пишут об этом, то почему весь этот опсис не перевести с задворок главной арены «Лужников» в ее центр, не локализовать его для удобства публики и телевидения? И чем дискуссия на эту тему глупее разговоров о раздаче в школе презервативов, открытии публичных домов и легализации легких наркотиков?
Все возможно и в речах и на деле. Потому что не форвард «обокрал» стоппера, а пропала вдруг граница добра и зла. Люди жаждут защиты, но не знают, по чьим подсказкам жить. Громче всех им слышен голос: «Ты у бесов руку не проси! Заодно с подонками заметут и тебя». Как пророчил медиадеятель Е.А. Киселев, грозя нам пальцем Савонаролы, буквально протыкавшим телеэкран: «Сегодня закрывают НТВ, завтра придут за вами!»
Отдаю должное реплике Владимира Львовича Леви. Известный психо- и социотерапевт в анализе «фанатского вопроса» не стал занимать слов в популярном лексиконе псевдотерпимости и квазиплюрализма, а сказал телезрителям прямо, как гражданин:
«Дерьмо разлилось по горизонтали».
Стало быть, дело за ассенизаторами. Не миротворцами.
Футбол, если признать его зрелищем, живет по законам театра — за счет баланса реакций исполнителей и публики. Игру роднит с искусством эффект социальной фасилитации (от англ. facility — легкость, благоприятные условия): чем больше наблюдателей, тем с большим подъемом играет опытный актер. Если на симфоническом концерте публика начнет аплодировать, приняв музыкальную паузу за окончание опуса, если колоратуру Монтсеррат Кабалье разбавлять звонками принесенных в зал «мобильников», искусство испустит дух.
Футбол, футбол, не хочу, чтобы ты умирал!
Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН УМИРАЛ
...Пока перед началом игры судья шаманил с розыгрышем ворот, у подножия трибуны появилась не девочка с цветами, а несколько могучих security. Когда прозвучал свисток к началу, возник и сам дяденька. Подкатил на «мерседесе» класса S. С «гаваной» в зубах. С перстами, закованными в перстни. В ладони — с крошечным, как зажигалка, «мобильником». Такой корректный, улыбчивый, со всей клубной знатью на ходу перецеловался и все одновременно говорил, говорил по телефону.
Охрана мигом перестроилась, взяла ложу VIP в полукольцо, как прислонившийся к банку инкассаторский броневичок.
— Деньги приехали, — перешептывался ушлый народ. — Новый хозяин клуба.
Фанам, естественно, такие мелочи до фига. Но сопровождающие Хозяина лица на ухо ему услужливо зачитывают либретто происходящего — кто, куда и зачем по полю бежит. Объясняют, что либеро — это вовсе не фамилия дорогого легионера из «Ромы», крик «Шевели булками!» означает «Старайся!» Кто у нас не старается, этих надо продать и на вырученные деньги купить такого-то — вот фамилия, на бумажке...
Публика подобным образом перемигивалась, и вдруг на окраине того стадиона, на левом берегу московской реки Таракановки, всего недель за пять возник стеклянно-металлический дворец новой детской футбольной раздевалки...
Тянет ущипнуть себя за щеку: не видим ли мы сон на тему ленинского нэпа? Но успокоим свое бессознательное. Нравится кому или нет, но сегодня верить в будущее российского футбола — это верить в будущее российского капитализма.
Конечно, футбол для новых людей очень сильно изменит традиционный антураж. Игру в мяч сопрягут с другими «играми» — прежде всего с телевидением и рекламой. Потеряют всякий смысл огромные арены с идиотской планировкой, где, как в «Лужниках», трибуны расположены от поля в тридцати пяти — сорока пяти метрах. Слов нет, красив наш главный стадион, отлично видны на газоне фигурки футболистов, только за расстоянием не очень понятно, что они там делают. Ведь наши стадионы строились не для футбола, даже не для его совмещений с легкой атлетикой. Их возводили для знаменосных шествий и парамилитаристских парадов загорелых тел. Здесь народ заходился восторгом при отдаленном виде своих вождей. А сдержанно помахивающие рукой вожди любили свой народ, не различая лиц.
Советский стадион. Бетонный альков для политического коитуса.
Политическая любовь самая быстрая...
Трибуны новых футбольных стадионов вплотную придвинутся к полю, оставив шаг пространства для рекламных щитов. Верхние ярусы нависнут над нижними, прикрывая их от дождя и приближая зрителя к игре. Стадионы станут меньше — знаменитый «Аякс»» доволен своим двадцатитысячником. Билеты подорожают, но качество зрелища несравненно возрастет. Игра, с ее яростью лиц, спортивным озлоблением и припадками восторга, будет обозреваться не с парашютной высоты, а с длины руки — как на погибших стадионах Сокольников. По законам перформанс-арта зритель будет проглочен действием, как Иона китом. Старики и дети станут подергивать ручками и ножками, когда игроки примутся вбрасывать ауты или бить штрафные. Футболисты ощутят ответное дыхание и понимание трибун. Энергообмен двух полюсов восстановится в пределах, завещанных старым футболом. Кабинет футбольной терапии измученного народа заработает на полную мощь.
Самое смешное — не будет обысков. Хулиганы исчезнут. Но не потому, что денежные дяденьки подбросят оголтелым фанам грошей на культуру. Настоящий капитализм не терпит вандализма. Акционеры и инвесторы не позволяют портить собственность и вообще как-то дискредитировать свой бизнес. Вопрос элиминации этих новых «блаженных» — разойдутся ли они по-доброму или их увезут в милицейских «воронках» — больше не будет заботой общества.
Тогда, только тогда мы наконец поймем, что хулиганье на футболе развела велеречивая псевдодемократия.
У нас с футболом получилось как по Чехову. Снова реформы, денег нет, славное имение выставляется на торги, но тут возникает купец Лопахин: за все могу заплатить, только на месте вишневого сада понастрою на продажу дач!
Добрый дяденька, прежде чем взять со своих инвестиций свое, купит нам искусственные газоны. Построит зимние арены, под крышей которых мы наконец пройдем в европейский футбол. Возведет детские школы и интернаты — физкультпривет импортным «максимкам» от армии собственных звезд!..
По привычке-то отчего не помечтать? Неужели и на этот раз по обычаю рухнется?
ЧТОБ НЕ РУХНУЛОСЬ, НАДО ДЕНЬГИ НА ФУТБОЛ ПРИОБЩИТЬ К ЕГО ЛЕГЕНДЕ.
Дяденьки «новые русские», не повторяйте старых ошибок! Выкупив имение, не рубите вишневый сад!
Георгий АМБЕРНАДИ
В материале использованы фотографии: Анатолия БОЧИНИНАНа фотографиях:
- БОРИС РАЗИНСКИЙ, ЛЕГЕНДАРНЫЙ ВРАТАРЬ ЦДСА. ВСЮ ЕГО КАРЬЕРУ РАЗИНСКОГО РУГАЛИ ЗА ЦИРКАЧЕСТВО, ИГРУ НА ПУБЛИКУ. ЯРКИЙ ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ В ТЕ ГОДЫ БЫЛ НЕ В ЧЕСТИ. ЕМУ СТАВИЛИ В ПРИМЕР ЛЬВА ЯШИНА
- ЯШИН ОКАЗАЛСЯ САМОЙ ГЛАВНОЙ ЛЕГЕНДОЙ НАШЕГО ФУТБОЛА. В ЖИЗНИ ОН БЫЛ ДРУГИМ
- СТРЕЛЬЦОВ. ФУТБОЛИСТ, РЕПРЕССИРОВАННЫЙ ВЛАСТЬЮ ПРИ ЗАГАДОЧНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ