Это правда, что с развитием информационных сетей и технологий мир становится все более открытым, более прозрачным. Это правда, что прозрачность может убить напрочь тайну личной жизни. Во всяком случае изрядно ее покалечить... Но это неправда, что эпоха полной прозрачности будет эпохой великой несвободы, осуществленной антиутопией а-ля Замятин, Кафка, Оруэлл. Как ни парадоксально, все наоборот...
НОВЫЙ ДОМОСТРОЙ
Мораль против нравственности — от исхода этой битвы зависит будущее человечества
ХРОНИКИ ПРОГРЕССИВНОГО ГУМАНИЗМА
Я не Ленин. Я не считаю, что интеллигенция — это говно нации. Но иногда так напоминает!..
Более всего в интеллигентах меня раздражают глупость и некомпетентность. Не столько даже некомпетентность (в конце концов нельзя быть специалистом во всех вопросах), сколько привычка с апломбом рассуждать на темы, в которых они не разбираются.
— Ничего в этом мире не меняется, все возвращается на круги своя, — промокая жирные губы салфеточкой, рассуждает русский гуманитарий после сытного обеда. — Прогресс? А что прогресс? Несмотря ни на какие прогрессы, сущность человека не меняется, увы. Человек — самое агрессивное животное. Человечество — раковая опухоль на теле планеты. Убивали друг друга и убивать будем. Еще Ка-аин...
Граждане не видят дальше собственного носа. Поэтому в их головах прогресс странным образом отделяется от человечества как такового. А ведь технический прогресс — это главное, что происходило и происходит на планете за последние десять тысяч лет. Все остальное, вся наша история — лишь мясо на шампуре новых технологий. Прогресс изменил внешний и внутренний облик человека настолько, что не замечать этого может только русский гуманитарий после севрюжины с хреном. Достаточно сравнить узколобого кроманьонца, вооруженного каменным топором, и современного человека при компьютере, чтобы увидеть изменения не только внешние, но и кардинальные внутренние.
Хотите вы этого или нет, но развитие производственных технологий делает человечество более гуманным. Вам это кажется наивным допущением? Возможно. Но факт остается фактом — человечество гуманно настолько, насколько может себе это позволить: по деньгам и техническим решениям. А поскольку возможности его все время растут (это и называется прогрессом), растет и «средневзвешенный» гуманизм. Если бы мы сейчас умели производить из неорганического сырья искусственное мясо, не уступающее по качеству естественному, гуманистический принцип «зверюшки тоже хотят жить» в полной мере был бы реализован цивилизацией уже сегодня. Не было бы этих ужасных скотобоен. Правда, и животноводческих ферм тоже не было бы... Коров, свиней и кур не убивали бы миллионами голов. Правда, они бы и не жили, никто бы не разводил. Что ж, гуманизм — штука обоюдоострая.
Известно, что тысячи лет назад во время военных столкновений пленных не брали. Их убивали за ненадобностью: при тогдашних технологиях пленный мог произвести не больше, чем потребить. Потом технологии изменились в лучшую сторону. И пленных стали делать рабами. Человек приобрел ценность. Пока что экономическую. И с ней — право на жизнь. Это и было первым шагом гуманизма. Кто-то из историков верно заметил: «человека открыли в процессе его порабощения». Дальше — больше. Ценность ремесленника гораздо выше стоимости воина или крестьянина, превращенного в раба. Потому что ремесленника учить долго надо...
Наиболее хитрые из интеллигентов часто задают такой вопрос... Известно, что количество информации, накапливаемой человечеством, удваивается каждые двадцать лет, то есть прогресс носит взрывообразный характер. Получается, что и гуманнее человечество становится буквально не по дням, а по часам? Что же мы этого не замечаем?
Замечаем! Витки спирали времени действительно уплотнились. Если процессы изменения общественной психологии раньше шли столетиями, то теперь эти изменения можно наблюдать «невооруженным глазом».
Вот капитан XIX века меланхолично описывает в своих дневниках, как вели себя матросы, когда обнаружили на вновь открытом острове игуан. Ящерицы были совершенно безобидны, «поэтому (! — А. Н.) матросы с помощью дубинок быстро перебили несколько сотен этих животных». Не для чего, а потому что... Не для еды. А потому что безобидные были...
Аналогично вели себя английские колонисты, которые извели на территории североамериканского континента всех (!) бизонов. Просто так перестреляли... В XX веке подобное варварство было уже невозможно.
Зато в середине XX века во время войны бомбежками стирали целые города с мирными жителями. Это считалось нормально: война. Да что там Вторая мировая! Американцы аж в семидесятые годы спокойно применяли ковровые бомбардировки вьетнамских городов, тысячами убивая мирных граждан... Сейчас представить себе подобное невозможно. Даже после такой обиды, которая была нанесена Америке 11 сентября.
В современной войне на головы мирных граждан сыплются уже не бомбы, а гуманитарные грузы (чтобы враг не оголодал) и практикуются точечные удары исключительно по военным объектам. Никто уже не ставит себе цели намеренно убивать гражданских. Если такое и происходит случайно, стороны выражают сожаление. Прошло всего тридцать лет...
Мораль меняется, и главные векторы этих изменений видны — это возрастающие демократичность, гуманизм и толерантность...
Формулы морали
Если открыть «Большой энциклопедический словарь» и посмотреть статью «Нравственность», мы увидим следующее описание: «Нравственность — см. Мораль». Современная философия не различает этих вещей. Пришла пора разделить понятия. Давайте сделаем это прямо сейчас...
Мораль — это сумма установившихся в обществе неписаных нормативов поведения. Мораль где-то рядом со словом «приличия». Нравственность определить уже сложнее. Она ближе к такому понятию биологии, как эмпатия; к такому понятию религии, как всепрощение; к такому понятию социальной жизни, как конформизм — неконфликтность. Проще говоря, если человек внутренне сочувствует, сопереживает другому человеку и в связи с этим старается не делать ему того, чего не желал бы себе; если человек внутренне неагрессивен, а мудр, и потому понимающ — можно сказать, что это нравственный человек.
Главное и кардинальное различие между моралью и нравственностью в том, что мораль всегда предполагает внешний оценивающий объект — социум, толпу, соседей. А нравственность — это исключительно внутренний регулятор — самоконтроль. Можно сказать, нравственность — это внутренняя мораль.
Нравственный человек более глубок и сложен, чем моральный. Так же, как автоматически работающий агрегат сложнее ручной машинки, которую приводит в действие чужая воля. Мораль — это чужая воля.
Ходить голым по улицам — аморально. Брызгая слюной орать голому, что он негодяй, — безнравственно. Почувствуйте разницу.
Мир движется в сторону аморализма, это правда. Зато он идет в сторону нравственности.
Нравственность — штука тонкая, ситуативная. Мораль более формальна. Ее можно свести к неким правилам и запретам. Ее можно даже просчитать. Если раньше, скажем, внебрачная связь однозначно осуждалась и каралась перемазыванием ворот дегтем, то сейчас... 55% современных жителей больших городов НЕ считают добрачный секс аморальным. 35% все еще полагают, что добрачный секс аморален. 10% не знают ответа на этот вопрос. Значит, в первом приближении можно сказать, что добрачный секс стал вполне моральным занятием, то есть по сравнению с прошлым веком мораль поменялась на противоположную.
Во втором приближении можно уточнить: коэффициент аморализма современного города по данному вопросу составляет 0,35. Напротив, коэффициент морализма — 0,55. А коэффициент общественной неопределенности — 0,1. Если коэффициент неопределенности растет, значит, мы имеем разброд в умах и расшатывание патриархальных нормативов, что вообще характерно для больших городов.
Подобным образом можно ранжировать любое число моральных вопросов и ситуаций. Мораль перестала быть дискретной, принимающей только два квантовых значения — плюс единица и минус единица. Мораль стала дифференцированной, поддающейся математической обработке. Ее теперь можно учитывать не только качественно, но и количественно. Было бы зачем...
Кстати, можно и изменить угол зрения, сказав, что для 55% общества вопрос добрачных связей является уже на 100% моральным, для 35% — на 100% аморальным. То есть общество распалось на части — мораль действует уже не на весь социум, а на отдельные группы. Мы живем в мире разных моральных нормативов! Возникают корпоративные этики, правила поведения в своей профессиональной, социальной среде или просто в дружеской компании. В пределе групповая мораль может дробиться до минимальной неделимой частицы — человека. И тогда у каждого будет своя мораль. То есть морали в современном ее понимании просто не станет. Будут точки зрения...
Мораль в нашем мире, вопреки крикам традиционалистов, вовсе не падает — она просто меняется. Или, если хотите, растворяется. То есть то, что раньше являлось предметом морального регулирования, теперь к вопросам морали не имеет никакого отношения. Например, в викторианской Англии ножки роялей закрывали маленькими юбочками, ибо вид любых голых ног считался аморальным. А теперь и вид, и форма рояльных ножек вне морального регулирования вообще.
Пока мы живем в основном в мире морали. Но если человечество хочет жить и дальше, оно должно начать жить в мире нравственности. А нравственность не может существовать в затхлой атмосфере моральных императивов.
Выходит, ради торжества нравственности мораль должна быть уничтожена.
ЗДЕСЬ ВСЮ СИСТЕМУ МЕНЯТЬ НАДО
Представьте себе мир таким, каким он неминуемо станет через 20 — 30 лет, — мир финансовой и криминальной прозрачности, в котором ничего нельзя скрыть. Вы бы хотели жить в таком мире? И я тоже... Потому что и я, и вы — люди не столько безнравственные, сколько травмированные моральными предрассудками, закомплексованные. Нам есть что скрывать друг от друга, ибо то, что нас радует, зачастую аморально.
Современный мир не может существовать без тайны, он просто взорвется. Так как не грешить нельзя (все мы существуем в животном теле), а грешить опасно (моральные санкции), нужна тайна личной жизни. Чтобы выпускать пар из котла. И потому этот страховочный клапан — тайна личной жизни — строго охраняется законом.
Все знают, что существуют супружеские измены, что у большинства супругов есть или были, или будут любовницы и любовники. Однако американский сенатор, застуканный на любовнице, теряет репутацию и политическую карьеру. Так в Древней Спарте детей наказывали не за воровство, а за то, что попался.
(Кстати, я написал «американский сенатор», а не «депутат Госдумы» не случайно. Просто Америка для рассмотрения моральных вопросов — классический объект, как лягушка для начинающих биологов. Это пуританская, то есть очень высокоморальная страна, не прощающая своим сыновьям ни малейшей оплошности. Именно поэтому там так нервно кричат о вмешательстве в личную жизнь, когда вдруг попадают в случайный объектив. В Европе к «подглядыванию» относятся гораздо спокойнее.)
Современный человек в полностью прозрачном обществе существовать не может. Конструктивно не приспособлен. Он сойдет с ума или покончит с собой. Его убьют внутренние конфликты, которые психологи называют сшибками — это противоречия между тем, как есть, и тем, как должно быть.
Значит, для выживания в мире завтрашнего дня нужны другие программы поведения. Другие люди.
И другие юридические нормы. Ведь законы — следствие обычаев и общественной морали. Если изменится мораль, изменится и право. И сейчас уже понятно, как именно изменится: оно будет сужено до пределов «крайней необходимости».
ПРОЦЕСС ПОШЕЛ
Ростки новых нормативов поведения уже появляются. Люди будущего живут среди нас. Но их пока меньшинство по сравнению с обычными обывателями.
...Смотрел недавно по телевизору какую-то передачку, организованную как псевдосудебный телепроцесс. Скандальный режиссер Кирилл Ганин требовал легализации проституции, а «общественность» в лице моралистов яростно протестовала. Ганин говорил, что раз есть спрос, значит, будет и предложение, и никакие запреты не помогут в ликвидации проституции. Да и зачем запрещать? Не лучше ли налог с проституток брать?
На что моралисты немедленно и весьма эмоционально ответили: «Да вы что?! Легализовать преступную деятельность?! Вы разрушите общество! Может, тогда и убийство легализовать? Выдавать лицензии, брать налоги с киллеров...»
В этом диалоге — два мировоззрения, две разные ступени эволюционной лестницы... Современные недалекие граждане отличаются от граждан далеких, как членистоногие от млекопитающих, — у недалеких обывателей нет нравственного стержня внутри, а есть только внешний моральный скелет. Кроме того, как правило, моралисты страдают еще и острой интеллектуальной недостаточностью. Именно недостаток ума мешает моралисту увидеть принципиальную разницу между преступлением и непреступлением — убийством и проституцией.
А разница состоит в том, что преступление всегда предполагает пострадавшего (юридическое или физическое лицо). Нет пострадавшего — нет преступления. Люди вольны делать все, что угодно, если только они непосредственно не ущемляют чужих интересов. Эти естественные и понятные принципы до сих пор не стали основой современной юриспруденции.
Есть не очень большое число запретов, нарушение которых действительно приводит к разрушению главных социальных связей и развалу общества: нельзя, например, непосредственно покушаться на чужие здоровье, имущество, свободу и жизнь. Остальные запреты — лишние. Они превращают общество в казарму, делают его более жестким и менее приспосабливаемым к изменяющимся условиям. А для выживания нужна не жесткость, а гибкость.
...Любопытно, но все сказанное в двух последних абзацах многим кажется едва ли не самоочевидным и безусловно правильным. До тех пор, пока из принципа не начинают вытекать следствия. А вот следствий душа современного обывателя уже не приемлет. Они слишком страшны, слишком необычны.
Вот только одно из них... У многих людей существует биологически обусловленная потребность в наркотиках. Соответственно существует рынок наркотиков — спрос рождает предложение. Вопрос на засыпку: если человек покупает или продает наркотики — он совершает преступление? В соответствии с нашим принципом — нет, поскольку продавец и покупатель — совершеннолетние люди, сделка совершается на добровольной основе и нет пострадавших. И еще — поскольку каждый человек имеет право на самоубийство. Любым способом — быстрым (повешение, введение воздуха шприцем в вену, выстрел в голову) или медленным (наркотики, алкоголь, нездоровый образ жизни). Кто может запретить человеку вводить в свой организм различные химические вещества? И на каком основании?..
Тяжело с этим согласиться, правда? Тем не менее наркотики зачем-то объективно необходимы, если они существуют во всех странах, и даже смертная казнь не может остановить их производства и потребления. Рухнет ли общество, легализовавшее наркотики? Нет. Практика показывает, что запрет на наркотики — необязательный запрет. Наркотики, во-первых, и так кое-где частично легализованы (алкоголь, марихуана, никотин). Во-вторых, они выполняют свою релаксирующую функцию и прекрасно существуют в подполье, никоим образом не разрушая цивилизации. Просто сейчас они существуют в области тайны личной жизни. С «отменой» тайны личной жизни отменится ли потребность в наркотиках? Нет. Значит, изменится точка зрения на них.
И только тогда, когда простые человеческие слабости, претенциозно называемые ныне пороками, общество не будет рассматривать в качестве таковых... Когда сенатор не будет скрывать свою любовницу, потому что любовница — не запретный плод, но нечто естественное... Когда жена сенатора будет относиться к слабостям супруга толерантно, а лучше — с пониманием, как и все общество (лишь бы человек был хороший и крепкий специалист)... Вот тогда и не понадобится никакой тайны личной жизни. Тогда и наступит полная свобода по принципу: возлюби ближнего — и делай что хочешь!
Александр НИКОНОВ
В материале использованы фотографии: Юрия ЖЕЛУДЕВА, Виктора БРЕЛЯ