АРА И ЕГО БРАТЬЯ
Совсем недавно в Москве прошел II съезд «Союза армян России». Союз этот создал и возглавил Ара Аршавирович Абрамян. В Министерстве юстиции зарегистрировано сотни, тысячи различных общественных организаций, но «Союз армян России» всегда будет среди них занимать особенное место. Влияние его на жизнь и политику страны слишком серьезное, чтобы им пренебрегать
АРА И ЕГО БРАТЬЯ
Прежде чем вы приступите к рассказу Ара Абрамяна, небольшая справка.
История армян начинается тогда же, когда начинается летопись цивилизованного мира. История эта великая и трагическая. По приблизительной оценке, за последний век покинув Родину, по свету разбрелись миллионы армян. Предприимчивые и работящие, они расселились чуть ли не во всех странах мира. В России самая большая армянская диаспора, здесь, по разным подсчетам, проживают до двух миллионов армян, в США и Франции — полтора. В самой же Армении, по мнению властей, три с половиной миллиона, по подсчетам оппозиции — полтора, а скорее всего, около двух миллионов населения, причем часть из них с паспортами граждан РФ.
Первое упоминание об армянах в России восходит еще к временам Киевской Руси — армяне жили во всех крупных торговых городах. Сосуществование это было довольно мирным, нет ни одного отмеченного конфликта, возможно, из-за схожести христианских религий: православной и апостольской.
Указом Екатерины II армянам, подданным империи, были выделены на юге державы места для поселения (Краснодар, Ростов, Ставрополь). Собственно, и армянская церковь в России, имея главный приход, естественно, в Москве и подчиняясь своему центру в Армении Эчмиадзину, носит историческое название Новонахичеванской. Во всех городах страны и подавляющем числе населенных пунктов — от Калининграда до Владивостока — вы всегда встретите армян. Все они считают себя гражданами России, но никто не отказывается от своего происхождения. Новое время родило человека, который решил, что пора всем российским армянам объединиться. Так будет правильно и своевременно.
МАМА
— Я родился в 1957 году в селе Малишка — это 120 километров от Еревана, Ехегнадзорский район. Малишка — обыкновенная деревня, отличающаяся от всех деревень только тем, что она самая большая в Армении. Когда-то в ней жили десять тысяч человек.
У нас была большая семья — шестеро детей. Родители — и папа и мама, оба врачи. Отец очень рано умер, в 1962 году, ему не было еще и сорока лет. Мне, четвертому ребенку, только исполнилось пять, самому старшему брату — одиннадцать, а сестре — всего лишь шесть месяцев. Мама одна нас всех поднимала. Она не то чтобы много работала, она работала все 24 часа в сутки. Мама у нас настоящая героиня... Необыкновенная сила воли, глубокая вера и огромная мудрость. Одной поднять шестерых маленьких детей невозможно, а она смогла. Мама, зовут ее Пайцар Карапетовна, работала в нашей деревенской больнице и врачом и заведующей хозяйством одновременно. А в районной больнице главврачом был наш папа. Авторитет нашего отца, уважение, которое испытывали к нему люди, нам после его смерти очень помогли. У мамы была одна цель — дать нам образование, всем детям полагалось стать учеными людьми. Я думаю, она это делала во имя любви к своему так рано ушедшему мужу. Мама повторяла и повторяла: «Во что бы то ни стало вы должны получить высшее образование».
У нас даже своего дома не было, мы жили в полуподвале больницы. Мама всю жизнь до пенсии так и проработала в малишкинской больнице. Естественно, зарплаты ей никогда не хватало, она подрабатывала в колхозе, как обычная крестьянка. Зимой на ферме, летом — в поле. Иначе прокормить нас она бы не смогла. Однажды мой дед сказал про маму точные и горькие слова: «Обычно люди в возрасте мечтают, чтобы Бог вернул им молодость, но у вашей матери никогда не будет такого желания, потому что ее молодость — это ад».
И отец и его брат не случайно так рано умерли. Здоровье им надорвала сибирская ссылка. Дедушка был мудрым человеком — но все у него отняли, раскулачили и выслали в Коми. Дедушка потом собрал всю семью на Алтае, а когда срок ссылки закончился, вернулся в Армению...
Мы взяли в колхозе надел и всей семьей на нем горбатились. Сколько я себя помню, мы всегда нуждались в деньгах. Пришло время — старший брат уехал учиться и работать в Ереван. Остались в деревне четыре брата-школьника: первый класс, четвертый, шестой, восьмой. За старшим еще двое отправились, потом и моя очередь подошла. Братья в Ереване сняли двухкомнатную квартиру за сто рублей в месяц, для нас очень большие деньги. Одна комната в квартире была без окон. Но тех, кто в подвале выжил, уже ничего не испугает, единственное, что нам здорово подрывало бюджет — плата за квартиру. Однако мы в столице крепко обосновались: одни ходили в школу, другие — в институт. А в субботу и воскресенье к нам приезжала мама. Убирала, стирала, готовила еду на неделю для четверых сыновей, а потом уже и для всех пятерых братьев. Сестра позже к нам перебралась, когда пошла в девятый класс.
Мама у нас уникальный и удивительный человек. Патриот, воспитанный советской властью, от которой столько натерпелась. Она нам, малышам, говорила: «Я мечтаю, чтобы вы выросли достойными людьми, людьми, нужными не только мне, но и обществу». Я удивлялся: что за странные вещи говорит моя мама? Какое такое общество? У нас хлеба нет, кому мы нужны? Дай бог, если мы в какой-то день досыта все ели. Тогда слова матери до меня не доходили, что хотела сказать мама, я понял позже. «Я работаю ради вашего отца, — повторяла она, — ваш отец все сверху видит, и ему там так больно, если вы не учитесь хорошо». Этими словами она нас держала в узде. Мы, братья, жили одни и могли, наверное, себе позволить все что угодно. Однако никто из нас не свернул на кривую дорожку. Самым неспокойным и озорным рос я, но, повзрослев, все же исправился. Один за другим, мы по очереди оканчивали школу и поступали в институт.
...Мама сейчас болеет. К нашему несчастью, уже пять лет с постели не встает. Она выступала, но из кресла, когда я в деревне открывал построенную на свои средства церковь. Присутствовал католикос всех армян Гарегин II, приехали гости из Москвы, Парижа, Лондона. Мама сказала, что вера в Бога дала ей силы поднять семью. Она укрепила и своих детей в вере, что Бог воздаст всем по заслугам и только упорным трудом и служением стране можно добиться успеха. Я счастлива, сказала мама, что Бог не обошел своим вниманием нашу семью. Она призвала тысячи собравшихся не отчаиваться, верить и трудиться — и радость придет.
Я всегда мечтал осчастливить свою маму. И у меня в тот день было такое ощущение, что моя мечта свершилась. Да я и сам был счастлив от сознания, что хоть в какой-то мере сумел отблагодарить ее за все перенесенные ею страдания.
Я рассказываю сейчас своим детям, какую волю имела их бабушка и как она смогла дать всем своим сыновьям образование, чтобы поднять нас, воспитать наши души. Я им говорю: «Есть физическая усталость, ты можешь так утомиться, что сил не будет руки поднять. Но от такой усталости всегда можно отдохнуть. Когда устает душа — покоя ты не найдешь. Но если в тебе живет вера, ты никогда не устанешь». Мама спала всего по четыре часа. Пять часов — это максимум. Она могла лечь за полночь, но нередко ночью становилось плохо больному, и ее будили. Она вставала и уходила в палату. Она же была единственным врачом в деревне.
БРАТЬЯ
В конце концов институт окончили все пятеро братьев, но мы учились в разных вузах. Самый старший — Александр — окончил юридический. Два следующих брата — Сергей и Гагик — защитили дипломы на технических факультетах. Я окончил экономический факультет. Следом и самый младший — Армен — сельскохозяйственный институт. Он стал первым секретарем райкома комсомола нашего района, оттуда его направили на учебу в Москву, в Высшую партийную школу. Сейчас Армен руководит местной налоговой инспекцией, одной из восьми в Армении, поскольку вся республика поделена на восемь районов-областей. Он живет вместе с нашей мамой. Александр, Сергей и Гагик — в Ереване. В Армении осталась и наша сестра Карина, она, как и я, экономист, а муж сестры, Саркис, наш, как мы говорим, шестой брат, — главврач больницы в Октемберяне.
Я точно так же, как и все остальные, начал официально работать с восьмого класса, поэтому к концу института десять лет отпахал на стройках. По возрасту меня не полагалось брать на работу, но мать упросила прораба, он был из нашей деревни. Поначалу приходилось трудно, но я знал, что надо доказать: я сильный, я все смогу. Больше всего мне хотелось в первый раз надеть новые брюки, я же вещи за братьями донашивал. Мечтал к 1сентября приодеться и заявиться в школу во всем новом. Но так получилось, что мы закончили работу, а зарплату нам задержали до середины сентября. Пришлось снова натянуть брюки старшего брата. Я их на груди заворачивал, так они мне были длинны, и, чтобы это скрыть, надевал сверху пиджак. Жара в Ереване 1 сентября — под тридцать градусов. Все в белых летних рубашках, я один в пиджаке. Ребята говорят: «Араик, ты чего паришься, с ума сошел?» А как я объясню, что не могу снять пиджак?
После десятого класса я уже прилично зарабатывал — опытный рабочий, на сдельной оплате. И учился нормально. Окончив один институт, поступил во второй, захотел серьезнее изучить экономику.
У нас после студенческой жизни, когда мы уже постарше стали, полегче начала складываться жизнь. Все много работали, хорошо зарабатывали, все стали директорами предприятий, и, скинувшись, мы построили наш первый дом.
Первый дом — двухэтажный, огромный, как нам тогда казалось. У каждого в нем по комнате. Итого: шесть спален, а седьмая — для мамы. Зачем мы построили на всех один дом? А потому, что каждый из нас крепко связан с семьей с детских лет и по сию пору. Мама нас держит. Все вокруг нее крутимся, крутимся, никак не можем оторваться. Заходим иногда подальше, берем большой круг, но все равно нити у матери, оборвать их невозможно.
Дом построили, но в него не переехали, потому что остались в Ереване, кроме самого младшего брата. Старшие женились на городских, а деревенскую девушку себе присмотрел Армен. Он все время повторял: «Раз я женился на деревенской, то так в деревне и останусь». Но мама довольна: у каждого сына есть свое место в доме.
Мы, братья, никогда между собой не дрались, но спорили всегда отчаянно.
До сих пор часто собираемся вместе, обсуждаем все, что происходит вокруг нас. Со стороны это похоже на заводскую планерку. Газеты раньше писали о нас много. Во всяком случае в Армении мы известная семья, нас там многие знают.
КАРЬЕРА
Все молодые годы я проработал на одном заводе. Вернее, в научно-производственном объединении «Нейрон», которое подчинялось Министерству электронной промышленности СССР. От должности рядового инженера я дошел до генерального директора. Использовалась наша продукция прежде всего в оборонной промышленности. В 24 года я уже был заместителем генерального директора объединения. В 28 лет стал директором.
Слава, деньги — это все труд. Только благодаря ему у меня все получилось. Я много работал раньше и сейчас так же работаю. 17 часов — это минимальное время, которое я выделяю себе в сутки на работу. Устаешь, конечно, страшно, мозги иногда плавятся, жена твердит, что я не умею отключаться.
Я не могу сказать, что угадал, как надо действовать, или мне повезло. Это все присутствовало, но этого мало, чтобы достигнуть, а это очень важно, стабильного уровня. Стабильность — это когда в душе ничего нет плохого против остальных. Везение, наверное, заключается в том, что ты смог занять свое место.
Отчего приходит успех? Я попытался вывести его формулу.
Как я уже говорил, мы жили очень тяжело. Постоянная еда — хлеб, зелень и сыр. А что еще есть в деревне? Но мама всегда говорила, что у нас лучшее питание. Мы носили более чем скромную одежду, но мама всегда говорила, что мы прекрасно выглядим. Мы учились не хуже и не лучше многих, но мама нами восхищалась и все время повторяла: «Завтра жизнь у вас будет еще лучше, потому что вы лучшие». Так она избавляла нас от комплекса бедности и будила нашу фантазию. «Не беспокойтесь, — говорила она, — что мы сейчас в подвале, будущее за вами, у вас будут свои дома, вам даже рабочих для их постройки нанимать не надо — вас же пятеро, бригада».
Итак, из чего строится успех. Первое — это воображение. Второе — трудолюбие. Третье — образование. Четвертое — желание всегда идти вперед. И все эти четыре компонента должны быть привиты с детства.
Мы с братьями выросли не в инкубаторных условиях. Инкубаторные ждут, что придет дядя и сделает что-то за них. Мы же знали: за нами нет никого, мы можем рассчитывать только на себя. Мы не имели права ошибаться, мы не имели права позорить имя отца, чтобы маме не делать больно. Поэтому мы не имели права на авантюры, все, над чем мы работаем, должно быть точно просчитано, а мы — предельно осторожными.
В тридцать лет я перебрался в Москву. 1989 год. Меня пригласили на работу в Министерство электронной промышленности СССР. Я считал, что перевод в столицу — это тоже движение вперед, другая же была у нас в стране система. Я не сомневался, что смогу перевернуть весь мир. Тогда наше сверхзакрытое министерство начало немного раскрываться. Редко, под серьезным контролем мы начали встречаться с иностранцами. Только-только стала налаживаться моя жизнь в столице, но тут 1991 год, а потом министерство рухнуло. Мы какое-то время пытались выжить, создали корпорацию, назвали ее «Электроника». В 93-м я понял, что электроника у нас в стране окончательно умерла.
Развал Союза стал серьезным испытанием для народа. Миллионы людей превратились в беженцев в собственном государстве. Десятки миллионов не понимали, что творится. Никто им помощи не оказал, никто толком не объяснил, что такое приватизация, ваучер, что за государство теперь будет вместо СССР.
В общем, мы получили серьезный психологический удар и очень тяжело его пережили. Проблема в чем — ни один человек не мог тебе посоветовать: что надо делать? как себя держать? Вернутся прежние времена или не вернутся? Что такое СНГ? Это как Союз, просто имя поменялось, или что-то иное? Сейчас уже полегче, но в то время растерянность наступила прежде всего оттого, что мы жили в закрытой стране. Советский Союз — режимная держава. Нам всегда говорили, как надо. Надо — в детский сад, надо — и ты октябренок, потом — пионер, комсомолец, член партии, и так до пенсии. Ясность полная. Хорошо это или плохо — двадцатый вопрос.
Тем не менее я не сломался и в те непонятные времена. Я обладал и терпением и силой. Период был, конечно, тяжелый, но я знал: не стоит бежать, надо остаться здесь и найти свою дорогу. Не может такого быть, чтобы не найти. И я выбрал, наверное, правильный путь.
В 1993 году я организовал инвестиционную компанию «Согласие», стал работать с «Де Бирсом», с «Томсоном», работать за рубежом. Я всегда быстро просчитываю варианты.
Драгоценные камни — то, чем я занялся, — для меня вообще была новая отрасль. Но я взялся за их огранку, построил завод — один из лучших в России. Два-три года я крутился в этом бизнесе, пока не понял, что этого мне мало. Тогда я переключился на навигационные системы. Потом одновременно занялся голографией, затем — строительством. Всегда и везде, где бы ни работал, я выбирал самых лучших партнеров, самых профессиональных людей и самые известные фирмы. Они мне доверяли деньги, а я всегда очень рационально употреблял полученные средства с высокой эффективностью.
ЖЕНА
В 1987 году я женился. Жена у меня русская, зовут ее Наташа. Мне с ней повезло. Хуже или лучше моя жена, чем у других, не знаю. Но для меня — лучше не бывает.
Я знал ее еще совсем маленькой. Дело в том, что я сперва познакомился с ее отцом. Я работал уже директором объединения, а он был начальником главка и перебрался из провинции в Москву. Это было в начале 80-х, так что Наташа, можно сказать, москвичка. У меня с ее отцом складывались хорошие отношения, мы стали дружить, он приезжал к нам в Армению, я приходил к ним в гости, когда попадал в Москву. Наташа, тогда еще маленькая девочка, в школу ходила, мог ли я подумать, что она станет матерью моих детей!
Все закрутилось, когда мы пригласили Владислава Федоровича Станиславчика, так зовут моего тестя, в Армению на свадьбу к нашему среднему брату Гагику. Владислав Федорович приехал с семьей. Наташе уже исполнилось восемнадцать, и она училась на первом курсе. А я — взрослый мужик, работяга. Будущий тесть мне сказал: «Это моя единственная дочка, я надеюсь на то, что ты взрослый и ответственный человек». Свадьба наша продолжалась семь дней. В Москве и Ереване. И каждый раз за столом семьдесят-восемьдесят человек.
Мой тесть сейчас академик, профессор, преподает. Но когда я оказался в Москве, он был тем человеком, который помог мне освоить московскую жизнь, которая сильно отличалась от ереванской, и не только погодой. Здесь ни на что не похожая круговерть. Аппарат в министерстве, как перемалывающие жернова, те методы, которыми я владел виртуозно и мог в Армении с их помощью решить любые вопросы, здесь не работали. Самое тяжелое время — первые полгода. Серое небо, зима, мрачное настроение.
Прошло уже много времени, как мы живем в Москве, теперь здесь все для меня привычно.
Разница в годах у нас с Наташей, конечно, большая. Нет, не скажу, что уж очень большая. Для семейной пары вообще нет, наверное, такого понятия, как «разница в возрасте». Я старше своей жены лет на десять, нет, на двенадцать лет...
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Я не помню того случая досконально, хотя мама часто его пересказывала, и он стал, что называется, семейным преданием. Мне шесть лет. Бабушка и мама работают во дворе, мы, дети, им помогаем. Мимо проходят цыгане, и они предлагают маме погадать. А мама — верующий человек, и гадание для нее, естественно, грех. Несмотря на советские времена, мы все были крещеными, все ходили в церковь. Мама, при том что она сильный человек, при том что врач, тем не менее глубоко верующий человек. Цыгане не уходят, твердят: «Давай будем тебе гадать». И мама, тяжело пережившая смерть отца и измученная нашей бедностью, возможно в ожидании чуда, согласилась. Ей гадают, мы вокруг нее столпились. Цыгане говорят: «Ты не беспокойся, у твоих детей прекрасное будущее, и сама ты долго будешь жить». А мы ютились в это время в подвале, нас только что со второго этажа согнали. «У каждого, — говорят цыгане, — из сыновей будет много домов, и за границей у них будут дома». Бабушка наша, когда все это услышала, не вытерпела и говорит маме: «Ну что ты всякую ерунду слушаешь? Разве можно в такие глупости верить?» И долго потом ругалась, а маме так понравилось, что ей нагадали. Но самое удивительное то, что они будут иметь дома в разных государствах. Как цыганка могла додуматься до такого? Ни о какой загранице никто тогда не мечтал. Подумать о таком в начале шестидесятых! У нас дома больничных простыней было много, и мама две простыни принесла цыганке.
В семье эта история не забывалась никогда. Мы, вспоминая ее, слегка издевались над мамой. Дома засиживались с друзьями допоздна, а спать уложить их негде, я тогда говорил: «Мама, цыганка что сказала? Сколько у нас домов будет»? А потом случился распад Советского Союза, и у нас уже были свои дома, но они оказались в разных странах.
ДЕТИ
Мои дети для меня — это все. Я вижу в их будущем свое спокойствие. У меня две дочки и сын. Старшая — Юлия, ей 14 лет, уникальная девочка, необыкновенно одаренная.
Сыну Владиславу — 9 лет. Он точная копия меня в детстве. Сын есть сын. Я стараюсь быть с ним строгим, но Наташа его сильно балует. Он у нас очень спортивный, ему любой вид легко дается: от конного спорта до ушу. Главная черта — упрямство. Точно как я в его годы, меня тоже можно было уговорить на что-то только по-хорошему. Владик у нас постоянно с компанией друзей. Душа у него, как говорится, нараспашку.
Младшей дочери Анне — три года. Когда я возвращаюсь домой и вижу ее, все забываю на свете. Аннушка ко мне бежит: «Папочка, папочка, ты мне купил конфеты?» Я отвечаю: «Конечно» — и душа у меня отдыхает. У меня времени свободного нет, я и в субботу и в воскресенье работаю, поэтому детьми целиком занимается Наташа. Моя задача — не пропускать семейных праздников. Если дети не спят, я всегда к ним приду, отвечу на их вопросы, хотя супруга ругается: зачем эти ночные встречи? Но полчаса сна ничего не изменят, а они меня ждут, им интересно мое мнение.
Юле было пять лет, она все время рисовала, и вдруг мы с женой заметили, что она легко пишет и рисует зеркально. Слева направо. Мы уже тогда поняли: девочка у нас необычная. Она прилично моделирует одежду. Иногда я отвожу ее эскизы в салон, где по ее наброскам шьют платья и костюмы. При этом она увлекается еще и физикой с математикой. С Юлей беседовать интересно, хотя она порой такие вопросы задает, что мне сложно находить на них ответы. Но ее вопросы — это еще что, она недавно увлеклась конструированием самолетов. А сейчас начинает интересоваться финансами, говорит, что готовит себя в банкиры. Мы с женой заметили, что Юля обладает даром внушения. Незаметно, но мы все делаем по ее подсказке.
Моя мечта — дать детям то, что мне смогла дать моя мама — образование. Это необходимый минимум. Причем самое хорошее образование. У меня хватит времени и терпения им объяснить, что оно нужно не только им самим, мне, нашим родственникам, но и всему обществу. Я повторю им слова моей мамы, их бабушки, которые я тогда не понимал, а теперь знаю, о чем она говорила. И мои дети рано или поздно поймут, что я им хочу внушить: жизнь человека вне общества — бессмысленна.
«СОЮЗ АРМЯН РОССИИ»
Почему я занимаюсь «Союзом армян»? Что меня привело к этому решению? Я жил безбедно, помогал братьям, помогал всем школьным, институтским товарищам как мог, сколько мог, но помогал. В 1995 году у меня возникла идея построить комплекс «Россия — Армения». Тогда, шесть лет назад, я был далек от общественной деятельности, у меня не хватало времени на все проекты, что были закручены. Может, у меня не получалось правильного планирования, а возможно, мешали слишком большие амбиции? Больше беру, чем могу «переварить»? Не знаю. Но здесь я решил довести дело до конца. В 1995 году я заложил в той деревне, где родился, новые церковь, школу и музей в честь дружбы России и Армении. Вся деревня собралась «на закладку» первого камня, но многие мне говорили: «Слушай, Араик, что ты делаешь? Разруха, холод (такой была Армения шесть лет назад) плюс бандитизм. Какая школа? Какой комплекс?» Собрались мы дома вечером, и, когда все друзья ушли, братья тоже начали: «Араик, ты что делаешь? Ты нам объясни, чтобы мы поняли». А я думал: даже мои братья не поймут, для чего мне все это нужно, тем более что задуманный мною комплекс — это большие деньги. Я ответил на их вопрос так: «Я хорошо работаю, хорошо зарабатываю, построим вместе то, что задумали, и оставим как наше наследство для будущих поколений». И наша мама, за которой всегда последнее слово, сказала: «Вы хоть знаете, какой грех обсуждать: строить церковь или не строить? Вы это понимаете или не понимаете?»
В 2000 году, за пять лет, все, что задумал, я построил. Но и все, что зарабатывал, вложил в этот комплекс. Так вырос в моей деревне храм Святой Анны. Такого еще не было в истории современной Армении. Храма, который бы символизировал дружбу России и Армении. Я стремился всячески подчеркнуть эту дружбу. По-другому и не могу представить себе отношений двух родных для меня стран, а как же иначе — и жена у меня русская, и дети в России живут, мы все ее граждане.
Позже я столкнулся с тем, что отдельные элементы армянской общины в стране есть, но они никак не связаны между собой. Раньше я не задумывался о значимости нашего объединения, и мне спокойно жилось. Теперь я потерял покой — как это так? Я постоянно возвращался к этому вопросу. Когда знаешь, что ты не делаешь то, что можешь сделать, — это еще хуже. И я начал заниматься организацией «Союза». Что же касается братьев, они категорически были против моего решения. Они говорили: это тебя затянет, не собирай ничего и никого, время еще не пришло. Я возражал, я уверял — мне удастся. Я объездил все регионы России, стал договариваться с местными общинами. На сегодняшний день то, что мы сумели сделать, без преувеличений — победа.
Дело в том, что армян очень трудно собрать вместе, почти невозможно. Каждый армянин про себя считает: «Я сам себе голова». Я, когда поездил, пообщался, понял: на самом деле все они в некоем смысле пассивны. Есть традиционные армянские семьи интеллигенции: академики, профессора, литераторы, они занимаются просветительской деятельностью, и это замечательно. Но среди них нет амбициозных, в хорошем смысле, людей, которые хотели и могли потянуть организацию единого сообщества. Когда я взялся за организацию «Союза армян», то четко себе представлял, что полагается сделать и как надо строить это здание, учитывая характеры армян. Я им говорил: «Давайте, цари мои, командуйте». И они мною командуют. В «Союзе армян» со мной общаются его члены демократично, чего у себя на работе я не позволяю никому.
Цель, задачи «Союза армян России» очень простые. Не надо ничего изобретать. Мы интегрированы в Россию полностью, дальше некуда, десятки поколений уже здесь живут, сотни тысяч армян за это время переженились на русских. Что обсуждать, когда армяне с IX века обосновались на Руси. Значит, прежде всего необходимо сохранить язык, культуру и обычаи. Показать пример другим нациям, как в большой России может мирно жить часть ее многонационального народа. Надо помогать строить сильное государство. Сильное государство нас в обиду не даст. Горбачев не мог граждан своих защитить, и государство развалилось.
Если политические связи в двух родных для нас странах нас удовлетворяют, то экономические сильно от них отстают. Год назад мы возили директоров заводов из России на «стоящие» предприятия оборонки в Армении, чтобы они увидели, какие классные специалисты остались без дела. Перед визитом президента Путина в Армению мы помогали сформировать для переговоров блок экономических вопросов.
Что показал наш второй съезд? Что создана мощная команда единомышленников, организована вертикаль (в САР входят 67 региональных отделений, 140 городов). Структура — это сейчас самое главное. В чем наша победа? САР нашел то, что никому не удавалось. Нашел объединяющую общество выгоду. И армяне все поняли, «Союз армян» — сила, дающая выгоды.
Вот основные направления деятельности САР. Их три. Первое, чего мы, как граждане России, хотим от своей страны, что мы должны ей отдать. Второе — это спюрк. Зарубежная диаспора. Отношения диаспор между собой. Какой у нас должен быть объединяющий стимул с армянами всего мира. Третье — это Армения, наше отношение к исторической Родине.
Очень важна идеология организации. Для ее выработки мы создали институт, в нем изучаются и международное право и политология. Я человек профессиональный и любой вопрос вывожу на профессиональный уровень. Но я — менеджер, я соединяю направления, я руковожу процессом, а вопросами идеологии занимаются ученые. Мы создадим идеологию САРа, а в будущем начнем писать идеологию для армян мира. Как армяне должны быть интегрированы в сообщество, где проживают, сохраняя национальное достоинство, язык, обычаи. Если в течение нескольких лет мне удастся создать «кодекс армянина», это будет самое великое дело, которое я в жизни сделал. Правда, еще не было такого, чтобы то, за что я взялся, у меня бы не получилось.
Виталий МЕЛИК-КАРАМОВ
В материале использованы фотографии: Александра БАСАЛАЕВА, Льва ШЕРСТЕННИКОВА, из семейного архива