ТУНИССКАЯ САХАРА

ТУНИССКАЯ САХАРА

Все пустыни друг другу от века родны,
Но Аравия, Сирия, Гоби —
Это лишь затиханье сахарской волны,
В сатанинской воспрянувшей злобе...

Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей,
Ты в одной лишь пустыне на свете
Не захочешь людей и не встретишь людей,
А полюбишь лишь солнце да ветер.
Н. Гумилев «Сахара»

Когда выезжаешь из города Туниса, столицы Туниса, на юг, то пейзажи скорее африканские, чем средиземноморские: чистенько, оливковые рощи, поля. Лишь около Кайруана ситуация меняется: у дороги стоит женщина — одежда, коза на поводке, — вылитая мать Аладдина, начался Магриб, будьте поосторожнее со склянками, может вылезти джинн с бородой вместо джина с тоником. Говорят, что для правоверного семь посещений Кайруана приравниваются к хаджу в Мекку. Враки, наверное, но звучит красиво. В Кайруане следует задержаться как минимум на день, бесцельно побродить по медине (центру города), по ее улочкам и подворотням, по рынку, поторговаться в лавочках с сувенирами, попить мятный магрибский чай в кафе.

К юго-западу от Кайруана расположено местечко Сбейтла с великолепными развалинами римско-византийского города. Особый предмет гордости местных гидов — остатки античного публичного дома, утверждают, что редко где сохранился. Во всяком случае эти руины гораздо лучше того, что осталось от Карфагена, — римляне были народ обстоятельный, строили так на века, рушили так до основания.

Еще дальше к югу вдоль дороги начинают вырастать все выше роскошные кактусы-опунции, а оливки сменяются эвкалиптами. На западе появляются отроги Атласcких гор, космически-безжизненные пейзажи, где снимали «Звездные войны». Потом вдоль дороги появляются знаки «Осторожно: верблюды», и вот вы оказываетесь в оазисе Нефта. Здесь много комфортабельных гостиниц для туристов, которые хотят и в пустыне отметиться, и ноги не запачкать. Нефта окружена лесами из финиковых пальм, с подлеском из гранатов — стоит сюда приехать уже из-за этого.

И опять на юг, через огромный солончак Эль-Джерид. Гиблое место, где в древности пропадали целые караваны, а вернувшиеся рассказывали, что павшие верблюды валяются годами неразложившиеся, похожие на огромную горбатую воблу. Теперь через Эль-Джерид по дамбе проложена дорога, но солончак по-прежнему производит сильное впечатление, ни одна форма жизни не способна существовать здесь.

Дорога кончается в Дузе, последнем оазисе перед бесконечным морем песка. Тунис, Ливия и Алжир, Нигер и Чад — только через 20 градусов широты вновь вырастут деревья и запоют иные, уже африканские птицы. Здесь пора оставлять машину и арендовать другой транспорт — rent a camel: зимние копыта, полный бак (воды), магнитолой не комплектуется. Караван уходит на рассвете, идет медленно, и только к полудню из вида окончательно пропадают водонапорные башни и минареты Дуза. Дромадеры — африканские верблюды — поначалу расстраивают европейцев своей одногорбостью, все думают, что удобно было бы сидеть между двумя горбами. Отнюдь, сидеть удобно, хотя место всадника даже не на вершине горба, а на заднем его скате. Через несколько часов срастаешься с этим потрясающим животным, бедра в нужный момент охватывают круп, а тело само принимает нужное положение. Лебединая шея дромадера красива, как женское бедро, а характеры верблюдов такие же разные, как наши: первым идет вожак, который все время кое-что хочет, он бурчит «бу-бу-бу» и роняет со слюной столь дорогую в Сахаре влагу, за ним идут самцы, которым не полагается хотеть «кое-что» в присутствии вожака. Второй мало ест, но много гадит, третий — наоборот, пятый был вожаком раньше и еще не забыл этого, шестой молодой и горд уже тем, что ему разрешили замыкать караван. Мой дромадер четвертый, белый и самый красивый, он сам знает, что хорош и будет через пару лет вожаком. Погонщики тоже это знают и уважают monseiur Bland. Я перед ним заискивал, таскал ему лакомые куски на привалах, но разве купишь уважение будущего короля?

Сахара не солончак, она полна жизни, особенно зимой, когда дневная температура +20, а утром тающий иней поит водой растения. Ночной конденсат — единственный здесь источник влаги, кочующие по пескам туареги видят дождь лишь несколько раз за жизнь. Участки пустыни, поросшие любимым верблюдами саксаульником и деликатесом коз ретамой, перемежаются с дюнами, где песок успевает засыпать медленнорастущие пустынные кустарники прежде, чем они приподнимутся над землей. Жизнь видна прежде всего в следах на песке: насекомых и ящериц, птиц и грызунов. Следы в Сахаре сохраняются долго, как, увы, и мусор. Но рано или поздно из Ливии задует сирокко, и все пропадет под волнами песка. Временами попадаются пустынные птицы: серые сорокопуты, траурные каменки и удодовые жаворонки с длинными загнутыми вниз клювами. Ночью вблизи стоянки воет отморозивший хвост шакал, а утром, стоит только погонщикам поднять дромадеров, появляется пара пустынных воронов, садится в сотне метров и ждет, пока караван отойдет, а потом слетает на покинутую стоянку в поисках остатков еды. Ночи в Сахаре великолепны: звезды горят ярко, как в планетарии, кисло пахнет костер из саксаульника, а лепешка, испеченная в песке и углях, ставит рога лучшим ресторанам Москвы и Парижа.

В пустыне, где вода роскошь, нельзя вылить заварку из чайника, если уж люди напились, следует отдать сочные сладкие чаинки верблюдам. Мыть посуду водой, а не песком тоже святотатство, да и незачем: мельчайший сахарский песок лучше любого моющего средства.

Когда возвращаешься в Дуз, встречаешь группу туристов, выезжающих на часок на верблюдах посмотреть закат на ближних дюнах. В январе мало кто решается ночевать в холодной пустыне, летом ночевка не проблема, но дневная температура всегда зашкаливает за +40 в тени, а где вы видели тень в Сахаре? Проводники говорят, что лучшее время: март — апрель и октябрь — ноябрь.

Смыть с себя песок и погреться в горячей ванне — нужно быть некоторое время этого лишенным, чтобы оценить по-настоящему! А теперь домой, нигде не задерживаясь: после Сахары все кажется мелким и суетным, как лесозащитная полоса после бесконечной тайги.

Никита ВИХРЕВ