Я уважаю атеистов. У них нет никакого стимула работать на совесть, жить честно, совершать нравственные поступки. И если они их совершают, то за это уже спасибо
ЗАКОН — БОЖИЙ!
Конечно, из-за религии бывают войны. Но еще чаще они бывают из-за бабла. Так вот, по-моему, лучше погибнуть за Бога, чем за бабло
Буду ли я обличать Никонова? Нет, не буду. Я еще недостаточно духовный человек для этого. Ни одной еще прослушки не опубликовал. Вот Минкин публиковал, он пусть и обличает. Где уж мне, сотруднику малотиражных изданий.
Более того. Будь у меня сегодня возможность издавать журнал, я запустил бы журнал «Атеист». Для тех, кто не верит. Потому что им трудно. И они в отличие от многих верующих способны спорить, выслушивать чужие аргументы, искать истину. Верующие — даже самые симпатичные из них — в какой-то момент отказываются от любых аргументов, возводят очи горе и говорят: «Ну, ты к этому еще придешь». Или: «Господи, прости ему, ибо не ведает, что творит». После чего, сами понимаете, дискуссия уже невозможна.
Так что я уважаю атеистов. И, будь моя воля, давал бы им молоко за вредность. У них нет никакого стимула работать на совесть, жить честно, совершать нравственные поступки. И если они их совершают, то за это уже спасибо. Науку свою атеистическую они тоже двигают вперед, прямо скажем, в трагической ситуации: если религиозный ученый взыскует диалога с Творцом и умиляется его изобретательности, то ученый-атеист имеет дело с чудовищной, обезличенной силой материи, с иерархией всеобщего пожирания, с тупой и хмурой биологической жизнью, с безответным космосом, где даже гуманоиды не водятся... Трудно. Атеисту нужно внимание, ему необходимы любовь и забота, его не порицать надо, а знай себе учесывать за ушами. Подобной тактики придерживалась моя православная жена, пока я еще мучительно преодолевал свой либеральный агностицизм, — и, надо сказать, преуспела.
Я вам открою сейчас самую страшную тайну всех верующих всего мира. Она связывает любого неофита с Папой Римским, и не думаю, что глубоко мною уважаемый Папа обиделся бы на меня за ее разглашение. Просто мне кажется, что есть один такой путь к вере, который значительно облегчает для современного человека переход от плоского атеизма к более мудрому и богатому мировосприятию. Итак, открываю страшную тайну, о которой все приличные люди, по-моему, давно догадываются.
Очень может быть, что Бога нет.
Нет ни единого бесспорного свидетельства и ни одной гарантии. Как писал Лев Шестов почти сто лет назад, вся мировая философия, сколько она там существует, пытается ответить на три вопроса: есть ли Бог? есть ли свобода воли? бессмертна ли душа? Еще Кант эти три вопроса четче других сформулировал. Так вот, вся мировая философия, утверждает Шестов, тут совершенно бессильна и никак не хочет этого признать. Не может разум ответить на эти вопросы. И точка.
Но думать, что Бог есть, и действовать, исходя из этого, — лучше для человека. Гуманнее, плодотворнее и эстетичнее. Вот и все.
Есть интересная статистика — в концлагерях и вообще в экстремальных ситуациях лучше всего выживают те, кто думает не только о спасении своей шкуры. И не только о нуждах своего тела. Самыми живучими оказываются те, у кого есть надличные ценности. Верующие — в частности. Солженицын и Синявский — во всем остальном непримиримые оппоненты — сходились на том, что в лагерях лучше всего себя вели (и лучше всего держались) православные священники и сектанты.
Мир без Бога выглядит как храм без купола. Бог — это тот восемнадцатый верблюд, без которого не решается моя любимая задачка: надо поделить семнадцать верблюдов так, чтобы старшему сыну досталась половина, среднему — треть, а младшему — девятая часть. Но не делится семнадцать ни на два, ни на три, ни на девять! Дерутся братья, а тут мудрец едет на верблюде. Берите, говорит, моего верблюда — и все у вас получится. И впрямь получилось. Один взял девятерых, другой — шестерых, третий — двоих. А мудрец сел на своего верблюда и уехал — очевидно, улаживать прочие конфликты, которых всегда так много в Азии.
Подсчитайте и убедитесь, что это очень изящное интеллектуальное упражнение.
Так вот, без Бога ничто не решается, жизнь бессмысленна, инстинкт всевластен, а мир состоит из смерти. Которая все время мельтешит вокруг, меняет личины, приплясывает и заманивает к себе. У меня был такой период: смотришь на цветок, на кошку, на девушку — и видишь смерть. Неинтересно.
А Бога, может быть, и в самом деле нет. Я и не утверждаю, что он есть. Просто мне нравится так думать, и пока я так думаю — мне неплохо. Конечно, из-за религии бывают войны. Но еще чаще они бывают из-за бабла. Так вот, по-моему, лучше погибнуть за Бога, чем за бабло. Корней Чуковский, еще в юности построивший оригинальную философскую систему, время для осмысления которой пришло только сейчас, открытым текстом писал: пользу приносит только то, что делается без мысли о пользе, из чистого идеализма. «Пишите бескорыстно, за это больше платят».
Из этой же области — вопрос о преподавании истории религий или Закона Божьего в школе. Чтобы понять, есть у тебя слух или нет, надо как минимум подойти к инструменту. Чтобы сделать выбор — верить или не верить, — надо как минимум что-то знать о предмете спора. Меня в свое время не учили. Поэтому огромный смысловой слой в книжках, прочитанных в школьные годы, огромное пространство аллюзий, намеков, отсылок, полемических или апологетических диалогов с Библией — прошел мимо моего сознания, как и масса сюжетов классических картин. Никто в школе мне не объяснял, что такое «Притча о потерянной драхме» или «Динарий кесаря», а дома хоть и объясняли, но, конечно, на самом поверхностном уровне. Смысла половины обрядов я не знаю до сих пор. Сведения мои по истории религии крайне скудны, и эта полуобразованность постоянно дает о себе знать. Между тем почитать «В поисках пути, истины и жизни» Александра Меня невредно и атеисту, даром что там шесть томов, не самых легких для усвоения. «Магизм и единобожие» из этого цикла — книга, попросту необходимая для любого, кто хочет понять нынешнее время. И вообще: дайте человеку самостоятельно сделать выбор, но для этого хотя бы объясните ему, с чем ему вообще предстоит иметь дело!
Разумеется, вера — дело опасное. И забавны, ей-богу, аргументы Никонова против нее: вот, мол, секты, а вот, мол, невежественные попы, да бессмысленные обряды, да несгибаемые фанатики... Ну да, все это есть, конечно, и даже в избытке. Но ведь это все равно что неродившийся стал бы уговаривать родившегося: ну куда ты полез, честное слово! Смотри, как у нас тут уютно, а у вас там — холод, голод и венерические болезни. Не говоря уже о риске атомной войны. Сидел бы, честное слово, в метерлинковском пространстве невоплотившихся душ и отгадывал кроссворды! Нет, лезет куда-то... Жизнь с верой — это жизнь чрезвычайно рискованная, полная безответных вопросов и тяжелых нравственных выборов. Но жизнь без веры — это, если можно так выразиться, вообще до-жизнь.
Атеизм — непременная составляющая того либерального гуманизма, который иногда теперь называют глобализмом. Или постмодернизмом. Или мало ли как еще. Все равно всему, ни одна истина не лучше другой, а лучшая литература — это ресторанная критика. Потому что предпочтение любой истины, или автора, или веры — это прямой путь к кровопролитию, а мы ведь не хотим кровопролития! Нам этого нельзя! Нет на свете ценностей выше человеческой жизни! И тому подобная ужасная мутотень. Но, как сказал однажды театральный критик Швыдкой, прихотливым постсоветским ветром занесенный в министры культуры, — жизнь, которая является наивысшей ценностью, не стоит ломаного гроша.
Либеральный наш гуманизм очень любит побороться за свободу совести. Он только всегда забывает о том, что самые жестокие цензоры, самые яростные ограничители чужих свобод — это именно либералы. Тер-Акопян искренне полагал, что, рубя православные иконы, он борется именно за свободу совести и самовыражения. На эту тему есть интересный апокриф. В двадцатые годы один комсомольчик тоже рубил иконы, а потом спросил батюшку: «Что же твой Бог ничего со мной не сделает?» — «А что с тобой еще можно сделать?» — спокойно ответил батюшка.
Тут наши защитники либерализма и свобод устроили выставку в Сахаровском центре — «Осторожно, религия!» Не знаю, почему им понадобилось осквернять Сахаровский центр подобной выставкой. «Осторожно, религия!» — а почему не «Осторожно, патриотизм!»? Или «Осторожно, любовь к родителям»? Не подумайте, я не оправдываю скинхедов, устроивших погром выставки. Их, как вы понимаете, интересовала не выставка, а возможность безнаказанного, заранее оправданного погрома. Но религия — далеко не главная опасность в современном мире. Либерализм, по-моему, куда хуже. И атеизм, если на то пошло. Потому что атеист, для которого все ценности равны, а жизнь есть мерило всех вещей, обречен либо на сумасшествие, либо на полную и бесповоротную моральную деградацию. О чем свидетельствуют карьеры почти всех российских политических деятелей «либерального призыва».
Ко всему этому надо добавить только одно. Русская православная церковь, конечно, очень сильно себя скомпрометировала. Можно сказать, дальше некуда. Правда, коммунисты тоже сильно себя скомпрометировали, однако прихожан у них меньше не становится. Так вот: церковь наша не в лучшем состоянии. Но секты — хуже. Потому что церковь выводит наши подпольные страхи, сомнения и искания на трезвый свет обыденности и даже некоторой официозности. И лучше косность, чем самая искренняя и самая трепетная вера в то, что ты один прав, а все прочие лежат во зле. Как раз у неофита соблазн попасть в секту огромен, как тому учит вся новейшая история России. Неважно, как называется секта — АО «МММ» или АО «Белое братство». И то и другое — пирамида, в основе которой банальный сетевой маркетинг. Так вот: покупаются на такие штуки только люди непросвещенные, необразованные, неподготовленные. Именно поэтому церковь должна вести свою пропаганду. В школах, на телевидении и в прессе. И чем рутиннее, чем ровнее по тону будет эта пропаганда — тем лучше. Пассионарность, горящие глазки, фанатизм — все это к истинной вере имеет мало отношения. Истинная вера — дело кроткое, учтивое и смиренное. Я ужасно люблю кротких, учтивых и смиренных людей. По ним всегда видно, что за плечами у них страшный путь соблазнов, искушений и сомнений, — но они не считают себя вправе отравлять жизнь окружающим.
Вот, собственно, и все.
А на прощание — еще одна страшная тайна, на сей раз имеющая уже отношение не только к верующим, а к мироустройству в целом.
Мир устроен по внятным, четко формулируемым законам. В том числе физическим. По этим красивым формулам — которые существовали до всякого мира, в царстве свободно летающих платоновских идей, — видно, до чего тут все разумно. Закон всегда был Божий, до того как начал обретать грубые физические воплощения. Так вот, один из таких фундаментальных законов формулируется так. Если что-то в мире по закону должно быть, но его не видно, то оно все равно есть.
Так были открыты в свое время Нептун и Плутон, и половина периодической таблицы, и много еще чего.
Так когда-нибудь и Никонов откроет для себя Бога. Или не откроет, неважно. Важно, что не закроет его уже никто.
Дмитрий БЫКОВ
На фотографиях:
- КОНЬ НЕ БЛЕДНЫЙ, А СЕРЫЙ В ЯБЛОКАХ...
- В материале использованы фотографии: Максима БУРЛАКА