Беря в руки дело «Черной кошки», я ожидал увидеть жуткие лица одноглазых уголовников, бритые черепа с татуировками, а увидел нежные детские лица, доверчиво и вопросительно смотрящие в камеру тюремного фотографа
НАСТОЯЩАЯ «ЧЁРНАЯ КОШКА»
Однажды мой друг, известный писатель и кинодраматург Эдуард Хруцкий сказал после очередного показа «Места встречи...»:
— Знаешь, я сам был в банде «Черная кошка».
— Врете.
— Ну да.
— Да, что врете, или да, что были в банде?
— Был в банде, был.
— Каким образом?
— Знаешь, эту историю можно рассказать и так. 8 января 1946 года в дом номер десять по улице Москвина — я там жил, срочно выехала следственно-розыскная группа 50-го отделения милиции. Причиной послужил сигнал, полученный от директора торга, проживавшего в нашем доме. Испуганный торговец позвонил в милицию и сказал, что его квартиру собирается ограбить банда «Черная кошка». Лихие сыщики устроили засаду. Ждать пришлось недолго. Часов в пять утра парадная дверь дома со скрипом отворилась. В подъезд проскользнули три темные фигуры и стали подниматься наверх. Только они стали возиться у нужной двери, как их моментально повязали. Сыщики были сильно удивлены, когда вместо бандитов увидели пацанов, среди которых находился и я. Все наше преступление заключалось в том, что мы рисовали на двери работника торга эту самую дурацкую черную кошку.
— И что с вами сделали?
— Дали по шее и отпустили.
— Так это была шутка?
— Конечно, только злая. Но за дело.
— За какое?
— А за то, что он мордатый был.
— Кто?
— Директор торга. Ну представь себе, наши все отцы на фронтах, а он, здоровый мужик, сидит в тылу, сытый, всем доволен — и делает вид, что ничего не боится. Было его за что невзлюбить. А знаешь, чего тогда москвичи больше всего боялись?
— Догадываюсь.
— «Черной кошки», и чтобы человека напугать, достаточно было нарисовать на его двери эту самую паскудину. Что мы и сделали.
— Значит, самой банды не было?
— Была. Но только не сама банда, сколько слух о ней.
— А откуда шли слухи? Кто распускал?
— Да сами люди и распускали... У нас откуда все слухи рождаются? Из атмосферы... А атмосфера какая при Сталине была? Таинственная. Потому что все было засекречено... Если украли больше чем три буханки хлеба — военная тайна.
— Почему?
— А потому... Кажется, в 1934 году появилась статья такого известного по тем временам юриста, впоследствии академика — Трайнина. Суть ее сводилась к тому, что с окончанием строительства Беломорканала, где, как известно, были собраны уголовные элементы, завершился грандиозный эксперимент по перевоспитанию недоразвитых элементов: бандитов и проституток. В связи с чем объявлялось, что в СССР больше нет бандитизма и особенно, на этом делался упор, проституции. Все. С той поры любая крупная кража или преступление подпадали под гриф «секретно», так же как и попытка женщины переспать с мужчиной за деньги.
— И что в итоге?
— А то, что вся деятельность милиции стала большим секретом. Единственным милиционером, про деятельность которого можно было говорить, остался дядя Степа Михалкова. И все.
— Невероятно.
— А вы в курсе, что в результате всей той секретности больше всего пострадал советский кинематограф?
— Каким образом?
— Ну, как же. Раз в стране нет преступности, значит, и не про что снимать советские криминальные фильмы. Поэтому первый советский детектив вышел только после смерти Сталина, в 1957 году, по сценарию Аркадия Адамова. Только тогда как бы негласно признали, что в нашей стране существует бандитизм. Но бравые советские сыщики его на корню пресекают. Тогда же сложился и портрет идеального советского сыщика. Эдакий зачетник норм ГТО с пистолетом на боку. Хотя могу сказать конкретно про МУР, что люди там, может, были не все идеальные, но сильные — точно. Кого надо, могли скрутить.
— Значит, никакой банды «Черная кошка» не было?
— Народный эпос тех дней гласил, что, прежде чем ограбить квартиру, бандиты рисовали на ее дверях изображение кошки. Сейчас любой человек понимает, что это — невероятная глупость. Но тогда, особенно после войны, когда преступность в Москве была чудовищной, люди свято верили в лихих разбойников. Слухи об этой банде ходили среди московского люда чуть ли не целое десятилетие после войны. Мы, пацаны, как могли, претворяли этот миф в жизнь. Старались сказку сделать былью.
— Ну вы-то просто играли, а какова же судьба настоящих бандитов? Как они вообще появились в Москве? Почему о них заговорили? Что было на их счету?
— На самом деле была только группа пацанов-ремесленников с Пушкинской улицы, и возглавляли ее 16-летний Витька Панов и 17-летний Фима Шнейдерман. Хотя как раз банд с таким названием было пруд пруди, но это не были банды в собственном значении этого слова, скорее подростковые кружки «урок-любителей». Дворовая шпана, которая пугала людей.
...Чтобы увидеть этих бандитов собственными глазами, я пошел в Музей МВД и МУРа. В огромном здании бывшей пожарной каланчи оказалось много интересного. Вы знаете, что хранится в запасниках Музея МВД? Никогда не догадаетесь. Какие-то дубовые столы, печатные машинки, красивые скатерти, китайские деревянные фигуры — вещдоки с самых знаменитых преступлений прошлых лет. Все это собрано в нескольких небольших комнатах и больше напоминает коммунальную квартиру, в которой жили сумасшедшие люди. Там же мне показали дело «Черной кошки». Я ожидал увидеть нечто обтянутое черной кожей, с жутким грифом «опасно для жизни», а мне показали обычные школьные альбомы для рисования, в которые были вклеены фотографии всех имевших отношение к «Черной кошке». На отдельной странице листок, вырванный из школьной тетради с заголовком: «Кодла «Черная кошка», программа «новой блатной группировки», инструкция, что делать, если вы обнаружили на двери рисунок кошки и всевозможные рисованные гибриды черепов и кошек. У всех восьми «кошкарей» на руке красовалась соответствующая наколка. Один из членов банды меня особенно поразил — херувим с нежными глазами — некто Коносов. На вид лет тринадцати. На деле — 15. Вот, собственно, и вся «Черная кошка».
ДЕЛО ГРУЗДЕВА
Практически весь криминал, щекочущий нервы зрителям, Вайнеры взяли из жизни. Например, «дело Груздева», которого играет Юрский. Почтенного мужа подозревают в том, что он «замочил» свою супругу. Случай реальный, который раскрыл в свое время Владимир Павлович Арапов. (Фамилия — «интересная»)
— Так значит, дело Груздева из вашей служебной практики?
— Первое дело Шарапова — мое дело. Только подозреваемого звали не Груздев, а Крылов. Однажды нам сообщили, что совершено преступление... Приезжаем, жена убита, муж лежит связанный с кляпом во рту, все ценности похищены, и он сам убивается. Говорит, не могу без нее. Начали мы это дело копать. Потерпевший вроде очень уважаемый человек. Бывший заместитель председателя военного трибунала войск МВД, майор в отставке, работал освобожденным секретарем парткома на горно-химическом комбинате в Орле, отслужил пять лет, переехал на жительство в Москву, а жену оставил в Орле. Она была инструктором в обкоме партии. Мария Федоровна. Я даже фото ее сохранил.
— Владимир Павлович полез в портфель и показал мне фотокарточку убитой. Хорошее открытое лицо полной, не обремененной сомнениями женщины. Типичный идеологический работник.
— В Москве этот Крылов купил полдома и завел себе любовницу — молодую красивую дивчину. Не поверите, ею оказалась племянница его жены.
— Далеко не ходил.
— Уплатил ей 25 тысяч рублей и стал с ней сожительствовать. Приезжает Мария Федоровна, узнает об этом. В доме скандал. А эта дивчина, на 29 лет ее моложе, по фамилии Кривоногова, подбивает своего сожителя убить жену... Но он же майор, идеологический работник. Сам не может. Тогда его дивчина говорит: я найду, кто нам поможет. Это сейчас с такими проблемы нет, а тогда наемный убийца — редкость. Что, значит, делает эта гражданка? Она работала на заводе, там у нее имелись ухажеры, и вот одного из них, рабочего по фамилии Сашков, она подпоила и уговорила убить Марию Федоровну. Этот Сашков под предлогом электромонтера приходит в дом Крыловых и нападает на Марию Федоровну. Вот его фото, смотрите.
— Типичный уголовник.
— Конечно, на профессора не похож. Так вот, Мария Федоровна женщина сильная оказалась. Убийца с ней справиться не может. Позвал на помощь Крылова. Тот стал помогать душить родную жену, а та его «кусь» за руку. Первый раз, когда мы его допрашивали, он сказал, что поранился о плиту, и мы ему поверили... Значит, они ее задушили, преступник связал Крылова, воткнул ему в рот кляп и ушел. А потом, значит, пришла к ним молочница. Крылов услышал ее шаги, стал звать на помощь. Та видит — Мария Федоровна убита. В общем, стала она самым главным для этого Крылова «алиби». К тому же везде по двору разбросаны железнодорожные билеты, которые якобы обронили преступники, убегая. Поначалу мы решили, что действовали «гастролеры», а таких труднее всего задержать.
— А что же навело на след?
— Как всегда, мелочи. Веревка, которой была связана Мария Федоровна, была снята с ведра, которым из колодца воду набирали. Кляп — тоже «местный». Что же, преступники шли на такое преступление, ничего не взяв с собой? Так мы усомнились в правдивости версии насчет «гастролеров». Ну и в конце концов Крылова раскололи. Вот, собственно, и все дело, которое потом использовали Вайнеры.
ЖЕГЛОВ И ШАРАПОВ
Понятно, что Жеглов и Шарапов — это собирательные образы. Но кое-что невольно создатели «Эры милосердия» списывали с реальных персонажей. Как-то Георгий Вайнер мне сказал: «Когда мы придумывали наших сыщиков, мы помнили только об одном — о Владимире Федоровиче Чванове. Он в своем роде единственный. По человеческим качествам он — наш Шарапов, а по уму — Жеглов». Я разыскал этого реального «Жеглова-Шарапова». Бывшего начальника Особого оперативного отдела Главного Управления уголовного розыска СССР, я нашел на... работе. Да-да. Главный «мозг» УГРО до сих пор в строю. Высокий, чем-то напомнивший благородством манер Познера, легендарный сыщик встретился со мной в своем рабочем кабинете.
— Вы помните свое самое первое дело в МУРе?
— Еще бы. Это было мелкое дело. Но для меня оказалось крупным. Произошло оно осенью 43-го года. У кондуктора трамвая, которая жила во 2-ом Крестовском переулке, у Рижского вокзала, украли пальто. Украли через окно. Это сейчас пропажа кажется мелкой. А тогда это была катастрофа. Женщина копила на это пальто чуть ли не год. Стали мы искать это пальто. Прошло месяца полтора-два. Нашли его. Когда стали ей возвращать, она заплакала. Я спрашиваю: «Что ты плачешь?» А она отвечает: «Я плачу оттого, что меня не забыли». То есть она была в беде, а люди ее не забыли. После этого я немного по-другому стал чувствовать смысл своей работы.
— Образ Жеглова — неоднозначный. Но, тем не менее, есть такая сильная сцена, когда к нему безусловно проникаешься симпатией. Это когда у его соседки крадут продуктовые карточки. Баба-героиня убивается, кричит, что наложит на себя руки. Жеглов обещает ей помочь... Это реальный эпизод или художественная фантазия?
— Подобный случай был у меня. Дело происходило в Марьиной Роще, на 2-ой Мещанской улице жила женщина с двумя детьми, муж у нее был на фронте. И вот в 20-м магазине на Октябрьской улице украли у нее продуктовые карточки. По тем временам это означало голодную смерть, потому что карточки не восстанавливались. Значит, украли карточки. И она решила повеситься. И повесилась. Но, к счастью, соседи вытащили ее из петли и пришли к нам. Начальство поручило мне заниматься этим делом. Ну, у нас свои приемы в уголовном розыске. Стал я думать, кто это сделал? Марьинский рынок обслуживает один карманник, Мосторг — второй. На улицах работает третий. По приметам я определил, кто это сделал. Но доказательств-то никаких. Где найти эти карточки? Нагрянуть с обыском? Смешно. Они так спрячут, век не найдешь. Вот, собственно, здесь-то и начинается оперативная работа, та, где голова нужна. Я пришел к этому карманнику домой. И просто стал по-человечески разговаривать. Сказал про эту женщину. И прошу: нужно карточки отдать. Он усмехается. Карточки отдам, так меня посадят. А я говорю, а ты так отдай, чтоб не посадили. Они ребята умные. Их зря в кино или в книгах оглупляют. Он отдал эти карточки, так что посадить его было действительно не за что.
— Как?
— Он предложил мне вроде как прогуляться. Пошли мы с ним по улице, дело зимой было. Он сапогом ковырнул один сугроб, спрашивает: «Это не ты обронил?» — Я нагибаюсь. Коробок. Спичечный. Открываю, а внутри эти самые продуктовые карточки. Вот так вот. К людям, всем, без исключения, человеческий подход нужен, а не волчий. Спасли мы в итоге детей этой женщины от голодной смерти.
— Вернемся к «Черной кошке». Зловещей приметой бандитов в фильме был хлебный фургон, который всегда видели рядом с местом преступления. Очень живописная деталь. Это вымысел?
— В практике МУРа было дело Пашки Америки, который орудовал на машине с красным крестом. А ее Вайнеры сделали хлебным фургоном.
— Понятно. По сюжету фильма банду «Черная кошка» уничтожают после того, как туда внедряется этот самый Шарапов. А вам приходилось внедряться?
— Приходилось. Только тут надо учесть одно обстоятельство. Фильм несколько вводит в заблуждение. Тут ведь мало одной только смелости. Пропасть самому можно запросто. Это понятно. Но можно ведь и других людей подставить. А дело было так. Было совершено одно действительно зверское убийство. Дело дошло до Михаила Ивановича Калинина. Была дана команда во что бы то ни стало раскрыть это дело. Пришлось мне немного поработать. Фактически я изобрел не внедрение самого себя, а сделал так, чтобы уголовники вроде сами меня внедрили.
— Каким образом?
— Свели меня с одним «хозяином», который держал «свой» микрорайон. А я был угрюмый, не подойди. Повадки своих подопечных знал хорошо. Он понял, что я из своих. Разговорились мы. Мельком я ему сказал, что приехал сюда, в Москву, из другого города брать меховой магазин. Он говорит: «Как же ты будешь один?» Я отвечаю: «Понимаешь ли, в чем дело, я приехал сюда найти своего подельника», — называю кличку, которую он знал. Он отвечает: «Знаю такого, только он сейчас сидит. Как же ты в одиночку будешь дело такое проворачивать? Не получится». Я огрызаюсь: не твое, мол, дело. А сам думаю: зацепил. Он говорит: хочешь подсобим? Я говорю: это лишнее. Я вас знать не знаю. Он говорит: а у нас такие-то дела, начинает перечислять — и про то дело «мокрое» рассказывает конкретно. Так мы ударили по рукам. Пришлось мне в итоге несколько дней жить с этой бандой. Отвели они место для ночевки в сарае. Я сильно там простудился. Вот такой флюс вскочил.
— А где вас взяли?
— В кафе «Артистическое». Я там сидел со своими «товарищами». «Неожиданно» в кафе нагрянула опергруппа. Вроде как меня ищут. Подходят, руки мне скручивают, показывают на тех, кто рядом сидит. «А это кто?» Я говорю: «Не знаю» — «Ну ладно, — говорят оперативники, — «давай и их заодно в отделение, проверим». Так их и повязали.
— Это на вашем языке называется «грамотный вывод»?
— Вроде того... Но в самый важный момент, когда нас брали, я чуть не провалил операцию. Начальник этой бригады, чтоб было все натурально, съездил мне по физиономии кулаком... И прямо по флюсу... И тут я чуть не закричал: «Александр Георгиевич, что вы делаете?» Собственно, этим все и кончилось.
— А как вы думаете, наступит «Эра милосердия»?
— Дай бог, чтобы очередного тысячелетия нам хватило для наступления этой эры. Хотя дело не во времени, а в людях. Кто-то уже живет по этим законам... Все относительно.
Когда мы прощались, Владимир Федорович грустно сказал: «Пятый месяц живу без света. Новый год встречал при свечах. Только не подумай, что ради уюта. Света в квартире нет».
Появился у Владимира Федоровича сверху сосед, «новый русский». Начал делать евроремонт. Бригада «южан» стала сносить стены. Квартира внизу начала безостановочно трястись. Однажды пришел Владимир Федорович вечером домой усталый, прилег, в этот момент жена говорит: «Иди выпей чаю, потом ляжешь». Владимир Федорович встал, пошел на кухню, слышит дикий грохот, входит в комнату — на подушке лежит рухнувшая тяжелая старинная люстра. Если бы остался лежать... понятно, что было бы. Спасла жена от гибели. Но в итоге у солдата, фронтовика разрушили дом. Отсюда и шок, и сердце, и три недели на больничном. А потом жизнь с проломленным потолком и разрушенными стенами. И самое ужасное — в темноте. Потому что оказалась разорванной электропроводка. И никто ее не восстанавливает.
С той поры легендарный человек, солдат, прошедший Великую Отечественную, сыщик, защищавший простых людей, раскрывший уникальные преступления, в том числе и загадки ограбления Веры Мухиной, Суламифи Мессерер, скульптора Вучетича, певца Марка Рейзена, живет в темноте, как в каменном веке.
Всю жизнь он помогал пострадавшим людям, а когда сам попал в беду, до него никому дела нет — ни московским властям, ни районной управе. Первый заместитель Лужкова Аксенов П.Н., на имя которого Владимир Чванов написал письмо с просьбой помочь, даже не ответил.
Редакция журнала «Огонек» призывает всех ответственных лиц откликнуться. Это легендарный человек.
За двадцать пять лет, прошедших со дня премьеры, фильм демонстрировался по телевидению, наверное, десятки раз. Мы знаем сюжет, мы помним наизусть все реплики — и все равно: смотрим, смотрим и смотрим. Кинокритики говорят, что из-за великолепной работы актеров, режиссера; зрители думают, что благодаря лихо закрученному авторами сюжету; а мне кажется, что в первую очередь благодаря вот этим людям. Прототипам Жеглова и Шарапова. Без них бы ничего не было...
Дмитрий МИНЧЕНОК
В материале использованы фотографии: из семейного архива Владимира ЧВАНОВА, Владимира СМОЛЯКОВА, из архива музея кино