...В обществе вызрел очередной миф об академическом искусстве: будто бы наши опера и балет настолько устарели и обветшали, что их нужно немедленно спасать. Причем сами люди искусства тут помочь уже не могут. Для спасения оперы нужны такие хитрые люди — криэйторы, — которые проникают в Большой театр, переодевают пугливых прим в маскхалаты, заставляют их читать рэп и возводят странные конструкции на сцене. В результате этих действий у народных масс чудесным образом опять возникает непреодолимая тяга к искусству, балет и опера расцветают, Большому театру присваивают имя В. Мэй — и славься, новорусское искусство, во веки веков. Аминь
ОПЕРАТИВНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО
|
...Каюсь, от самой молодой и очень красивой примы Большого Карины Сербиной, известной своим участием в совместной с Децлом записи рэп-композиции и прочих «пограничных экспериментах», я ожидал услышать нечто вроде вышеописанной мантры.
К счастью, я ошибся.
Осовременивание искусства, как выяснилось, — вещь гораздо более сложная, но, по мнению Карины, в первую очередь менять нужно не оперу, а... самих себя. Изменять сознание оперного исполнителя. И все у нас получится.
— ...Карина, вы знаете, я сейчас вдруг обнаружил, что мы беседуем с вами 13 числа, примерно с 13.00... Хорошо, что хоть кошек по дороге не встретилось ни одной...
— В приметы я не очень верю, но должна вам сказать, что и на число тринадцать, и на всяких черных кошек мне как раз везет. В хорошем смысле. Во время учебы все тринадцатые билеты были мои, тринадцатые места в зале тоже... Что же до кошек, то они в Большом как раз, наоборот, играют роль эдаких хранительниц...
— Простите... где-где у вас кошки?..
— В Большом театре. Они там живут, под сценой. Когда я в «Золотом петушке» выплываю из-под сцены, то вижу их и даже, извините, ощущаю их запах. Они молча смотрят на тебя из темноты маленькими зелеными глазами... Но кошек никто не прогоняет, они там давно уже. Прижились и даже иногда подпевают. Был случай, когда одна киска вышла во время спектакля на сцену и завела свою партию...
— Надеюсь, в одной тональности?..
— Напрасно смеетесь. У меня в детстве, например, был пудель с очень развитым музыкальным вкусом и вообще подкованный по части искусства. Причем, заметьте, никто его насильно не заставлял... Больше всего он любил Бетховена. Когда я садилась к фортепиано, он тотчас же подбегал, садился рядом, язык за плечо и — как давай подпевать!.. И, представьте, в одной тональности... Еще он, правда, любил тему из «Шербургских зонтиков»...
— Парадокс. Собака Бетховена чувствует, а многие люди, заслышав его «па-ба-ба-бам», морщатся, скучно им... Вы знаете, я сейчас вспомнил, как в детстве наш класс возили в Ленинград в оперетту, во время которой я незамедлительно уснул...
— Я вас понимаю. Меня тоже родители как-то отвели в Большой театр на «Бориса Годунова», и я помню, что с трудом высидела... Хотя тогда я училась в музыкальной школе... Это вполне объяснимо и происходит оттого, что мы до сих пор неправильно подходим к моменту первого знакомства маленького человека с большим искусством. Ребенку очень тяжело воспринимать современных композиторов или, допустим, тех же Скрябина, Вагнера... Чайковский детям уже более понятен, у Рахманинова есть вещи исключительно мелодичные... Принцип отбора такой: произведение должно быть понятно ребенку. Гармония в музыке должна восприниматься ребенком как отражение его внутреннего, знакомого каждому из нас простого человеческого состояния умиротворения, согласия с собой... Тут как в спорте: если переусердствовать на первом занятии, то потом ребенок не захочет заниматься. К искусству организм тоже нужно приучать постепенно. А у нас ведь симфоническая музыка раньше ассоциировалась только со смертью генсеков. Кто-то умирал — и все, мрак по телику, день убит. Отовсюду траурная музыка, много дяденек во фраках на сцене... И хотя звучали прекрасные вещи, их воспринимали именно как тоску смертную — в прямом смысле.
— Ну, хорошо. А с чего тогда надо начинать ребенку, чтобы потом полюбить искусство?..
— Вивальди. Верди. Романсы Рахманинова. Григ. Это настолько мелодично и естественно, что специальная подготовка не нужна. Многие люди просто не знают, что такая музыка существует. Мол, «а-а, классика — это сейчас меня загрузят...». В воспитании музыкального вкуса нужно подходить к человеку несколько с другой стороны — идти от доброты, легкости. Ведь легкость бывает разная. Она есть и в классике — ее просто надо уметь услышать.
— ...Вспоминаю фразу с детской пластинки: «Больше всего Ильич ценил «Аппассионату» Бетховена».
— Да-да. Вещь прекрасная, но для детей это же удар по психике! Нужно находить более тонкий... обворожительный путь к детскому сердцу. Уже на последних курсах Гнесинской академии музыки я стала давать сольные концерты, в которые включала старинные русские романсы. Я понимала, что, если я построю выступления только на ариях из классических опер, это может отпугнуть, оттолкнуть публику — даже при том что я никогда не жаловалась на ее отсутствие...
— Карина! А петь романсы для оперной певицы — это не уступка, не «поражение в правах»?
— Нет, что вы! Это лучшая школа подачи слова, осмысления того, о чем ты поешь. Некоторые педагоги, уча петь вокалистов, заботятся исключительно о голосе, подаче, правилах поведения на сцене, забывая о смысле слов, драматизме произведения... И из-за этого часто теряются музыкальность, естественность... В результате слушатель и теряет веру в смысл происходящего... А мне как раз хотелось поделиться со зрителем тем, как я чувствую каждое слово... Кроме того, исполнение романсов помогает раскрепоститься, дает опыт общения с публикой. Я и тогда и сейчас — видимо в силу моего темперамента — не могла заниматься чем-то одним. Поначалу исполняла романсы, постепенно добавляла в программу популярную оперную классику: «Вальс Джульетты», «Травиату»... Я понимала, что, если бы я сразу начала с кантаты Баха, публике было бы тяжело. Но зато на мои концерты приходили не только пожилые люди, но и сверстники, друзья, которые, в общем, были далеки от музыки.
— Я так понимаю, что вы уже тогда стремились разрушать оперные каноны, ломать стереотипы восприятия музыки...
— ...Вы сейчас хотите нарисовать из меня эдакую оперную Ванессу Мэй: такая революционерка, которая гоняет веником консерваторских профессоров. Получается, что я подрываю оперу изнутри... Понимаете, в вопросе «разрушения канонов», как вы говорите, все гораздо сложнее, чем кажется. Нам почему-то до сих пор представляется, что оперные певицы — это такие толстые тетки, которые по улицам ходят в шуршащих платьях и целыми днями пьют сырые яйца... Есть, конечно, и такие, но в целом прогресс идет, жизнь меняется с фантастической скоростью, и это должно закономерно отражаться и на состоянии оперы, балета. Однако это вовсе не значит, что достаточно намешать в оперу электронной музыки — и вот оно, новое искусство... Не все так просто. Спасение оперы не в том, чтобы все переделать и перекроить на новый лад. Прежде всего нужно, мне кажется, поменять сознание самого оперного исполнителя. Чтобы придать опере новый импульс, наши исполнители должны перестроиться, в первую очередь именно внутренне... Проще говоря, мы просто должны научиться дышать одним воздухом с обычными людьми.
— В каком смысле? Идти на стройки, в заводские цеха? Это уже было.
— ...Нет. Просто ощущать себя не представителями какой-то маргинальной профессии, а быть современными, живущими именно сейчас людьми. Во мне, между прочим, никогда не было ни вот этой послушной «классичности» — знаете, строгие костюмы, глаза в пол, — ни активного сопротивления этой самой «классичности»... Потому что изначально как-то так сложилось, что меня интересовало все вокруг. Во мне всегда как-то вполне органично совмещались любовь к высокому искусству и любовь к окружающей меня обычной жизни. Я преклоняюсь перед классикой, но не могу целыми днями, например, слушать только оперную музыку. Да это было бы и неправильно, мы живем в современном мире... Я слушаю и Pink, Элтона Джона, Уитни Хьюстон, Massive Attac...
— О!..
— Portishead... Почему нет? Это ведь тоже музыка. Порой я даже не знаю, что за музыка играет, но это даже неважно. Мне, как певице, очень важно уловить ритм времени. Почувствовать, так сказать, «острые углы» в сегодняшнем популярном искусстве... Я люблю джаз, народную музыку, не остаюсь глуха ни к одному жанру. Мало того, мне кажется, это даже необходимо современному исполнителю. За пределами Большого я живу обычной жизнью: люблю готовить, водить машину, ездить верхом на лошади... Мне нравится, когда в организме вырабатывается адреналин. К опере все это, казалось бы, не имеет никакого отношения, но... Как ни странно, таким образом я улавливаю настроение, ритм общества, а выходя на сцену, вношу заряд этой энергии в строгий, канонический оперный репертуар.
Надо, чтобы оперный исполнитель жил не только богемной, но и общечеловеческой жизнью. Нужно наполнить классические формы вот этой новой, сегодняшней энергией. Взять ту же постановку «Травиаты» в «Новой опере»: никто ничего не менял в содержании — просто действие как бы перенесли во время, близкое к нашему... Удивительно, поешь традиционный оперный материал совершенно с другим настроением, и зрители это чувствуют, и энергетика эта может встряхнуть зал не хуже любого брейк-бита...
— Слушайте, а это правда, что перед выходом на сцену вообще лучше ничего не есть?
— Ну да, а силы откуда брать?! Вообще я уже внутренне хохочу, когда слышу вопросы на тему «Чего нельзя оперной певице». Я не знаю, откуда пошли эти разнообразные «народные» поверья, но на самом деле нам все можно — только в разумных пределах. Тут еще зависит от личных особенностей организма, конечно... Вот некоторые певицы считают, что нельзя перед выступлением есть орехи и мороженое, а другие уверены,что вообще городским воздухом дышать вредно... Ну вот я, например, считаю, что нежелательно виноград есть перед спектаклем — он на слизистую оболочку влияет...
— А что надо есть перед спектаклем?..
— Ну, не набивать, конечно, желудок чем попало. Мясо, овощи... Но, впрочем, сейчас Великий пост, поэтому только овощи.
— Вы знаете, в мировой истории, как и в биологии, существует такое понятие — «параллелизм». Это когда в разные эпохи и при разных правителях происходят совершенно похожие ситуации. Сто лет назад Большой театр тоже переживал кризис — его вообще хотели закрывать. Но потом пришла молодежь, появились новые оперы, начался мощный взлет...
— Может, это прозвучит и нескромно, но точно такая же молодая плеяда вызрела уже и в нынешнем Большом.
— Ну и где же они? Почему большинству людей они неизвестны? Новый Дягилев нужен?
— Может быть, не столько Дягилев... Понимаете, достаточно просто вложить в Большой... соответствующие деньги, вот и все. Сейчас в Большом идут одна-две новые оперные постановки в год, это очень мало... Силы-то у театра есть, «свежая кровь» уже появилась — потрясающие артисты балета, певцы, певицы, — но все они вынуждены уезжать за границу, поскольку здесь не совсем востребованы. Одни возвращаются, другие остаются там насовсем. Это очень обидно. Недавно отменили в Большом «Руслана и Людмилу». Почему? Состав есть, есть дирижеры, режиссеры, можно привлечь людей из других театров... Нет денег. Вот мюзиклы: тоже очень затратный жанр, но при умелой продюсерской работе стал таким популярным... Мюзикл — менее глубокое и более массовое, чем опера, искусство, но ведь и из него можно взять лучшее — ту же энергетику... А драйва, между прочим, в опере может быть не меньше, чем в эстраде: когда ты стоишь за кулисами, тебя охватывает такое странное смешанное чувство волнения и азарта! Эта волна эмоций оказывает большую помощь, настраивая тебя на то, чтобы победить сцену...
— Слушайте, Карина, может, сейчас просто новые оперы нужны, а? О современной жизни?
— Да-а?.. Вы знаете, например, современных композиторов одного уровня с Верди?
— Нет. Я у вас потому и спрашиваю.
— Я тоже не знаю, к сожалению. Я знаю, что сейчас композиторы больше берутся за мюзиклы, работают на стыке жанров. Может быть, спустя какое-то время и появятся новые оперы... Но гениальные композиторы ведь нечасто рождаются, согласитесь. И что, давайте закроем Большой театр, пока не родится гений? Нет, так тоже нельзя. Кроме того, я уверена, что существующая оперная классика не умрет никогда, кто и как бы ее ни интерпретировал. Эти темы гениальны.
— Вы знаете, раньше ведь в общественном сознании оперная дива занимала место примерно такое, как, скажем, ныне занимает Пугачева. Слухи, сплетни, ажиотаж... Может, еще и потому интерес к опере был больше? Вы никогда не жалели, что вышли на сцену в наше время, а не, скажем, в 30-е или 70-е годы?
— Не знаю. Возможно, было бы забавно посмотреть... Но я не жалею. Когда сейчас захожу в Большой, я чувствую себя там вполне комфортно. Понимаете, у современной оперной певицы есть замечательная возможность — быть разной. Раньше оперная дива могла позволить себе только «от и до». Сейчас я могу параллельно и в опере петь, и что-то придумать для себя совершенно сумасшедшее... Это, кстати, не так просто: ведь в каждой области ты должен быть профессионалом, это даже не обсуждается.
— Всем известен пример Николая Баскова — он поет оперу в эстрадной манере. Людям это нравится. Может, это и есть будущее оперы?
— Басков переносит часть оперной манеры в эстраду, у меня несколько иной подход. Я считаю, что оперу нужно петь в оперном театре, а если ты выходишь на эстраду, нужно демонстрировать на сцене какие-то другие свои способности. То есть найти в себе что-то такое... помимо твоего оперного голоса... Там, конечно, нужно показывать свои технические возможности, но вместе с тем менять манеру пения, подачу... Я актриса и свою задачу вижу именно в том, чтобы быть разной. На сцене Большого я одна, а в клипе — другая, и это совершенно нормально. В середине весны должен выйти мой альбом, в который вошли песни на тексты, сочиненные современным поэтом на известные музыкальные темы Шуберта, Бетховена, Чайковского... Недавно вышел клип на одну из этих песен... Мне кажется, подобные эксперименты гораздо смелее, чем просто петь классику в эстрадной обработке. Кстати говоря, я очень долго искала тех, кто мог бы продюсировать мой новый проект, и мои друзья Сергей Суханов и Владимир Заводник поверили в меня, помогли записать альбом, снять первый клип, а Александр Толмацкий, известный продюсер, оценив мою идею, сейчас продюсирует этот проект. И если этот мой альбом приведет людей в конечном итоге в Большой театр, я буду счастлива.
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ
В материале использованы фотографии: Александра ДЖУСА, Игоря ЗАХАРКИНА, Алексея БРАЖНИКОВА