Балет — искусство нежное. Рассказывать в балете о тюряге можно только нежным языком. Может быть, в этом и заключалась изюминка последнего (посмертного) проекта Евгения Панфилова, хореографа из Перми, который предпринял неожиданный социальный эксперимент — набрал парней с улицы (по принципу: какие ни есть, «отморозки» так «отморозки») и сделал с ними танцевальное шоу с сакраментальным названием «Бойцовский клуб»
ТЮРЕМНЫЙ БАЛЕТ
Если вы хотите увидеть, как в балете делают аттитюды и батманы, на «Бойцовский клуб» идти не надо. Там не делают нежных поддержек и даже не задирают ног выше головы. Потому что, во-первых, там танцуют одни мужчины, а во-вторых, они все непрофессионалы.
В этом и заключается аттракцион.
Балет — как колония для несовершеннолетних — это неожиданно. Это даже почти здорово. Ведь балет — это та же тюряга. Тот же замкнутый мир, те же волчьи законы. Либо ты победишь гравитацию, либо гравитация победит тебя.
Поэтому Панфилов задумал научить танцевать «отморозков». А в натуре все получилось чуть-чуть иначе. Пришли если не «отморозки», то, во всяком случае, не пай-мальчики. Многих привлекло название: «Бойцовский клуб». Это Евгений Панфилов специально придумал. Ехал в поезде, смотрел по видику фильм с участием Бреда Питта «Бойцовский клуб» и подумал: «А почему не собрать «отморозков» или там бывших спортсменов? Почему не сделать с ними экстремальное шоу, чтобы «очко» сжималось?»Приехал, сделал, получилось. Народ ахнул.
На название все купились. В самом деле — смотрелось маскулинно. Ну, а дальше надо было придумать что-то такое, что могло заинтересовать искушенных балетоманов.
Пришли парни с улицы, Панфилов взял всех, а потом начал с ними работать. Если говорить, чему он их обучил, то придется признать, что они не потрясают чем-то феерическим. Они просто борются с собственными «невозможностями». И это подкупает.
Любви не видно. Каждый мускулами работает, как жабрами рыба. Не сработаешь — убьют, задохнешься. Вот почти и все, что в спектакле от «тюряги». От балета гораздо больше.
Раньше они умели прыгать и хорошо драться, двигаться неловкими движениями в две стороны из восьми возможных. Они умели выражаться матом, но не подозревали, что с точки зрения балетомана они даже не умеют ползать.
Весь их кинетический багаж состоял из умения приседать, хорошо делать подсечки, и этими двумя движениями они обходились, как Эллочка-людоедка — тридцатью словами. Надо было научить их большему. Панфилову это удалось. Это как после словарного запаса алкоголика вдруг заговорить языком профессора консерватории.
Чтобы танцевать польку, надо знать семь движений, а для вальса требуется на десяток больше. А чтобы станцевать танго — вершину танцевальной азбуки, — надо овладеть примерно ста пятьюдесятью движениями. Это был заповедник движений, многие из которых были занесены в Красную книгу. Панфилов научил их реанимировать собственное тело и, следовательно, чувства.
«Бойцам» показали, что «зависть», к примеру, можно передать только десятком движений, а для того, чтобы изобразить любовь, нужно ломать руки и ноги в ста разных направлениях.
В русской глубинке их теперь встречают, как раньше встречали «На-На». Так мне сказали сами участники балета.
Сначала их было около шестидесяти, потом осталось что-то около чертовой дюжины. Остались те, кто свихнулся. Или подсел. Называть можно по-разному.
Их истории примерно похожи. Кто-то ходил в спортивные секции, кто-то дрался на улицах, кто-то пошел за компанию с приятелем. И вдруг они попали в хореографическую зону.
Их арестовали. С той лишь разницей, что арест произошел изнутри. И каждый из них стал заключенным своего собственного представления о кайфе. Только это был кайф не наркотический, а кинетический.
Голые парни, немного одежды, розовая униформа, как в американских тюрьмах — так красивее, — и всякая-разная музыка от рок-н-ролла до «металла».
Вынести такое надругательство смогла небольшая кучка «заключенных».
Я встретил одного из них. Мне его отрекомендовали как одного из самых-самых... Звать Роман Никитин. Он согласился все рассказать.
Сначала я увидел наколку. Красноречивая наколка. Се-«зонная».
— Это растаманская наколочка. Двойная забивочка... — горделиво пояснил Роман.
— Понятно. Тогда объясни мне, на кой черт с этой наколочкой тебе сдался этот балет? Почему не бокс, не карате «до» и «после»? Почему вдруг танец? Ты ведь парень с улицы, это не совсем принято — заниматься таким нежным видом борьбы с неподвижностью?
— Вы знаете, можно ведь и боксом было ограничиться... Но я понял, что только боксом — это скучно. Под музыку — совершенно другой выход энергии... Когда ты это понимаешь, в твоей башке все сразу меняется. — Роман постучал по голове пальцем. — Ты понимаешь, что можешь что-то чуть большее. Я понял и стал это искать.
— И куда тебя завели твои поиски? Если можно, по порядку.
— О-о, это был долгий путь. Я вернулся из армии. Живу я сам в области. В детстве драчун был. Ну у нас по-другому не выживешь. Закон джунглей. Так вот... Вернулся из армии. Служил, кстати, здесь, на Красной площади, в Кремле...
— Это тот же балет, только в кирзачах.
— Ну, типа... Вернулся домой — в Пермь. Иду по городу, вдруг вижу — дискотека. Я с другом шел. Говорю ему: «Интересно, какие движения сейчас в моде? Давай зайдем посмотрим». Я до армии любил на дискотеку походить. Друг отвечает: «Давай». А у нас денег нет. Мы подходим, как какие-то «отморозки», к каким-то парням, говорим: «Пацаны, — пальцы веером, — денег надо...» Взяли немного, пришли на дискотеку. Я стал смотреть на сцену. А там парень вышел, стал танцевать, меня это прикололо.
— В чем прикол был?
— Ну в чем? Сам не знаю. Захватило, и все. Я почувствовал, что тоже так могу. Дома попробовал, точно, получается. Потом снова пришел в этот клуб, посмотрел, потом снова дома попробовал. А на третий раз сам на сцену напросился. Меня спросили: «А что ты умеешь?» Я говорю: «Ну вот то умею, это могу». — «А стриптиз можешь попробовать?» — «Могу», — отвечаю. Так я стал танцевать стриптиз.
— С Красной площади и в стриптизеры?
— Когда ты танцуешь, это вроде как будто ты сам с собой какой-то мир другой создаешь. Другой выход энергии. Сложность была только со зрителями. С женщинами. Женщины в нашей провинции не очень. Не умеют себя вести. Либо зажатые, либо бросаются на тебя, как голодные на мясо. Сложно с такими работать. Но я нашел выход из положения.
— Какой?
— Я стал работать стриптиз на битом стекле... Видите, — Роман задрал рубашку. Вся кожа на животе была в мелких шрамах. — Это от стекла, — пояснил он. — Женщин заводило, но они не лезли, порезаться боялись.
— Круто... А потом что? Перешел на бритвы?
— Ну нет. Я достиг своего потолка. Это понемногу превратилось в рутину.
— Обычная история. Когда растешь, всегда во что-нибудь упираешься.
— Ну да. И вдруг я увидел объявление: балет Евгения Панфилова набирает парней в новый проект «Бойцовский клуб». Я подумал: «Может быть, это шанс? То, что я ищу».
— И со стриптизом завязал?
— Зачем? Это ведь деньги. В искусстве большие деньги не заработаешь. В этом смысле самый лучший край для стриптиза Ханты-Мансийск. Там такие деньги платят... Один раз такую пачку — во! — пытались засунуть. Я обрадовался, думал — зелеными. А там оказалось по рублю... Или червонцами. В общем, муляж. Но все равно жить можно.
— Вообще-то я, когда впервые услышал о вашем проекте «Бойцовский клуб», подумал, что вы тут все неблагополучные, которые перевоспитались под благотворным влиянием «ишкуштва».
— А так и было. У нас ведь ребята разные. Есть из области, есть после армии, есть просто с улицы.
— А кто исправился?
— Ну я, например.
— Так расскажи, если не тайна. Ты сидел?
— Три дня. В сизо. Но мне хватило...
— А причина?
— По глупости...
— Все сидят по глупости... А за что все-таки?
— Да попробовали у одного парня деньги попросить. Но я был ни при чем.
— Вымогательство? Может быть, об этом не писать?
— Да мне-то что? Если театру это не повредит...
— По-моему, наоборот. Ты ведь теперь не такой.
— Нет. Знаете, если говорить о перевоспитании, то это именно мой случай. И так не только со мной. У нас ведь не только пай-мальчики собирались. Разные ребята были. Могу сказать, мы не были паиньками. И не у всех биография была на пятерку. Это сейчас у нас практически все в институты поступили. Кто в медицинский, кто в Политех. Один даже кандидатом наук собирается стать. А вот у нас танцует. И в аспирантуре учится. Короче, то, что это нас здорово изменило, — это факт. Каждый на что-то клюнул.
— А вот ты на что?
— На то, что с тобой происходит во время танца. Я это три раза говорил. Евгений Александрович дал мне такой шанс. Я понял, что нашел свое шоу. Со мной что-то происходило во время танца. Ты не просто повторяешь движения. Ты живешь. Понимаете? Это совершенно иное наполнение. За это можно самому доплачивать. Многие «бойцы» после того, как стали у нас выступать, теперь без танца вообще жить не могут.
— А те, кто может?
— Те уходят.
— Интересно, интересно. А лет вам всем сколько?
— Я самый старший. Мне 27. Остальным по двадцать, девятнадцать.
— Значит, ты вроде капитана здесь?
— Меня слушаются. Я когда в кремлевской роте служил, мне же и в ФСБ предлагали идти.
— Я понял. Ты подающий надежды. Только какие?
— Ну как, это же школа — кремлевская рота.
— А дедовщина была?
— Конечно. Без нее нельзя. Это же наука выживания. Если ты ее прошел, значит, ты можешь жить в любых условиях. Затем она и нужна для элитных подразделений.
— Но ты сменил ФСБ на «Бойцовский клуб», не жалеешь?
— Да вы что?
— А что с дальнейшей карьерой? Ведь это не навсегда — танец.
— Там посмотрим. Я ведь нашел свое. Я теперь без музыки не могу жить.
— Ну а то, что вы танцуете почти голыми, это как-то стесняет?
— Да нет. Это такое шоу, и все. Вы намекаете на геев, что ли? Знаете, у меня есть пара друзей геев, но мне это по барабану. Кто с кем. Главное ведь человек. Правда?
— Правда.
— Вот я сейчас в разводе. У меня дочка есть. Знаете, это как будто сердце, которое бьется не в твоем теле.
— То же верно. Ну что же, желаю тебе успеха.
— Спасибо.
Дмитрий МИНЧЕНОК
В материале использованы фотографии: Михаила ГУТЕРМАНА