ГЕНЕРАЛ ПОДЗЕМНОЙ АРМИИ

Дмитрий ГАЕВ

За годы работы Дмитрию Гаеву сотни раз приходилось рассказывать о ценах на проезд в метро, льготах для отдельных категорий граждан, строительстве новых линий столичной подземки, словом, отвечать на привычный круг вопросов, относящихся к сфере профессиональной деятельности начальника Московского метрополитена, по-прежнему носящего имя Ленина. Но в последнее время в разговорах Дмитрия Владимировича с журналистами появилась новая тема...

Дмитрий ГАЕВ

ГЕНЕРАЛ ПОДЗЕМНОЙ АРМИИ

— Дмитрий Владимирович, а был ли Мальчик?

— Был... Истории, которая приключилась в подуличном переходе станции «Менделеевская», уже около полутора лет. В декабре 2001 года некто Юлианна Романова на глазах многочисленных свидетелей жестоко убила дворнягу по кличке Мальчик... Пес жил в переходе, местные торговцы привыкли к нему, даже подкармливали. Мальчик не мешал никому, кроме Романовой. Она сперва натравила на него бойцовую собаку, а потом зарезала столовым ножом. Искромсала... Когда люди попытались остановить обезумевшую девушку, она кинулась и на них...

Благодаря прессе ЧП получило большой резонанс. Согласитесь, событие выбивается из ряда вон. Ко мне обратилась группа известных уважаемых людей...

— Кто именно?

— Белла Ахмадулина, Валентин Гафт, Армен Джигарханян, Евгений Евтушенко, Фазиль Искандер... Список большой. Так вот: известные писатели, артисты, юристы предложили установить на месте трагедии памятный знак, призывающий к гуманному отношению к бездомным животным. Дело ведь, если говорить строго, не в конкретном Мальчике, а в том, какие мы. Нельзя оправдывать жестокость, мол, время нынче такое. Никто не давал нам права терять человеческий облик и превращаться в зверей. Словом, это не памятник собаке, а символ.

— Знак собираются ставить на общественные пожертвования. Вы свою копейку внесли?

— Пока утверждается проект, решаются иные вопросы и речь о взносах не идет. Не беспокойтесь, метрополитен в стороне от общего дела не останется.

— И вы лично?

— И я... У нас дома одиннадцать лет жил ризеншнауцер. Когда умер, вся семья тяжело переживала потерю, особенно Настя, младшая дочь, которой семнадцать...

— Меняем пластинку. Грустная тема... Может, Дмитрий Владимирович, для поднятия настроения расскажете, кому фиги крутите?

— Что за фиги?

— Фигуральные. Разве не на вашем столе стоит деревянная безделушка, изображающая сложенную в весьма характерном жесте человеческую кисть?

— Вообще-то это знак инков. Символ добра, плодородия, благополучия.

— Опять знак и символ... Мы ведь живем в России, где эта комбинация пальцев выражает совсем иное.

— Как вы выражаетесь, фига привезена из-за границы, не ищите глубокий подтекст. У меня тут и другие забавные вещицы имеются. Например, вертушка с вариантами ответов: «да», «нет», «может быть»... Настоящее подспорье для руководителя перед принятием трудного решения. Крутанул шарик и получил ответ, как действовать.

— Так и делаете?

— Ага! Сначала решаю, а потом кручу.

— И что чаще выпадает?

— Всегда одно и то же: решение верное.

...Хотите себя проверить? Крутите. Что получилось?

— Напрягайте мозги.

— Видите, какая полезная рекомендация!

— Попробую ей следовать... Скажите, Дмитрий Владимирович, многие ли метро мира вам знакомы не понаслышке?

— На планете около ста двадцати метрополитенов, специальных подсчетов не вел, но в половине катался — это точно.

— И как патриот наверняка скажете, что московская подземка лучшая?

— Есть международный арбитр, он и дает оценки на основе двух десятков параметров. Мы держим первенство уже лет десять подряд, по сути, с момента вхождения в Международное сообщество метро мира.

— Судьи кто?

— Лондонский королевский транспортный колледж.

— А конкуренты?

— Ближе всех к нам стоит Токио. Потом идут Лондон, Берлин, Париж, Гонконг, Сан-Паулу и Нью-Йорк.

— Петербург в клуб великих не зовут?

— На последнем заседании питерцы получили приглашение...

— А что, кстати, вы думаете о проблеме затопленного участка у станции «Площадь Мужества»? Удастся восстановить там движение?

— Почему бы, собственно, и нет? Я только что из Питера. По тому графику, который существует сегодня, все должно завершиться к декабрю. Проходческий щит движется нормально, осталось триста метров первого туннеля. Потом займутся вторым. Не надо было торопиться с объявлением сроков окончания работ, но уж очень хотелось поспеть к 300-летнему юбилею города. В итоге нарвались на валуны, обломали зубья у щита... Авария случилась в зоне плывунов, где давление около пяти атмосфер. Это затруднило восстановительные работы. Пришлось даже вызывать французов-кессонщиков. Смена длилась два часа, еще восемь — ожидание в барокамере. Вот и считайте, насколько замедлились темпы.

— Интересно, вы когда, Дмитрий Владимирович, в последний раз под землю спускались?

— Три дня назад.

— По долгу службы али как?

— Али как у меня не бывает. Предпочитаю подземку, если нужно попасть в место, расположенное поблизости со станцией. Когда предстоит сложный маршрут с пересадками на троллейбусы и трамваи, использую служебную машину, хотя вы наверняка сами убеждались: при существующих в Москве «пробках» езда под землей часто гораздо эффективнее.

— Подчиненные вас узнают, увидев на эскалаторе или на перроне?

— У нас трудятся 35 тысяч человек, они не обязаны знать начальника в лицо. Во всяком случае это не входит в их служебные обязанности.

— Но наверняка есть какая-нибудь система оповещения: «Гаев на линии»?

— Знаете, если бы я попадал в метро раз в пятилетку, это имело бы смысл, поскольку же езжу постоянно, глупо специально ради меня мести вестибюли и расстилать ковровые дорожки. Иногда, конечно, замечаю, что дежурный по станции принимается лихорадочно объявлять правила пользования метрополитеном, но этим показуха обычно и ограничивается.

— Какие недостатки в родном хозяйстве видите?

— Зачем же мне заниматься публичным самобичеванием? Лучше поработать над устранением просчетов.

— Над чем трудитесь сейчас?

— Серьезная проблема — бомжи. Год назад создали спецподразделение, которое не просто выдворяло бродяг со станций, а перемещало их в приемники. Казалось, тема исчерпана, но после введения нового Кодекса административных правонарушений все вернулось на круги своя. Суды отпускают бомжей на волю, и те радостно идут на насиженные места. Сизифов труд! Ищем другие варианты.

— Было экстравагантное предложение — в особо холодные ночи открывать станции, чтобы бездомные не задубели на морозе.

— Кажется, эта «гениальная» идея принадлежит организации «Врачи без границ»? Ощущение, будто у ее активистов нет не только границ, а и голов! Даже в Париже, известном гуманным отношением к клошарам, быстренько отказались от подобных экспериментов.

Еще один вопрос, который постоянно находится в поле моего зрения, — квалификация персонала, работающего с пассажирами. Речь о кассирах, контролерах, диспетчерах, машинистах. Тяжело наши люди привыкают к мысли, что клиент всегда прав. Учим не хамить, а улыбаться, говорить чужестранное слово «чи-и-из!».

— После поездок в метро вы обычно возвращаетесь в офис умиротворенным или с желанием устроить нагоняй подчиненным?

— Криком делу не поможешь. Езжу не для сбора негативных эмоций с последующим выбросом. Стараюсь подметить недочеты, чтобы ликвидировать их, а не поставить на вид провинившимся.

— В последний раз в метро вы, Дмитрий Владимирович, были три дня назад, а самый первый свой поход не забыли?

— Это же воспоминания из глубокого детства! Мы жили на 1-й Мещанской, ближе всего к нашему дому находилась станция «Ботанический сад» (сейчас это «Проспект Мира» (кольцевая)). Помню даже балюстрады из красного дерева и мастера-краснодеревщика, который с морилкой и лаком приводил их в порядок... Эта станция до сих пор остается моей любимой.

— По иронии судьбы управление метрополитена расположено именно у «Проспекта Мира».

— Но у радиальной станции. В моем детстве ее не было...

— Сколько лет вы уже в управлении?

— С апреля 90-го. До декабря 1995 года работал первым заместителем начальника, потом пересел в это кресло... Я из семьи потомственных железнодорожников — оба деда трудились на дороге, родители. Все детство провел с пацанами на станции Николаевка, это недалеко от моей Мещанской по Рижскому направлению. После школы пошел учиться в Институт инженеров железнодорожного транспорта. Потом еще окончил партшколу и Институт управления имени Орджоникидзе...

— Можете похвалиться достижениями на руководящем посту?

— Предпочитаю говорить о планах. То, что уже сделано, в рекламе не нуждается. Каждый год вводим новые станции — этим все сказано.

— Что на очереди?

— «Парк Победы». 24 апреля наметили провести пробный поезд, если все пройдет удачно, 6 мая — торжественное открытие.

— Слышал, рассчитываете попасть в Книгу рекордов Гиннесса?

— Такой цели не преследовали, но, похоже, «Парк Победы» станет самой глубокой станцией метро в мире. Особенности рельефа: все-таки Поклонная гора... Поставим самый длинный эскалатор, подобных нигде нет. Впрочем, в Петербурге есть похожая станция, но у нас чуть глубже, хотя в целом метро у соседей проложено на большей глубине. Это объяснимо: в Москве устойчивые грунты начинаются с 15 метров, а под Невой с пятидесяти...

— При этом покататься на питерском метро можно дешевле.

— Правда, там и подземка в три раза короче московской... Обычно журналисты сразу спрашивают меня о стоимости проезда, вы долго терпели... Регулярный рост цен на хлеб, масло или молоко почему-то не вызывает у вас столь же живого интереса, верно? Видимо, устраивают рассуждения о потребительской корзине? Значит, цена корзины меняться может, а проезда нет, хотя мы говорим не о повышении тарифов, а о приведении их в соответствие?

— Почему-то это приведение неизменно бьет по карману пассажира.

— Вы слышали о таком понятии, как «инфляция»? Наши затраты постоянно растут. Могли бы пойти на непопулярные меры: позже открываться, раньше закрываться, не строить новые станции, но, думаю, это не слишком понравится москвичам и гостям города. Приходится искать иные пути. Поймите: сегодня за счет платы за проезд мы собираем процентов семьдесят пять средств, необходимых для эксплуатации метро, остальное добавляет правительство Москвы. Такое соотношение удерживается лет шесть, нарушать его мы не можем.

— А уменьшить число халявщиков?

— Честно говоря, мне все равно, сколько людей имеет право на бесплатный проезд. Важнее, чтобы за них заплатили те, кто предоставил льготу. Если государство считает, что военным не по карману дорожные расходы, пусть платит само. Пока же этого не происходит, и социальная защита отдельных слоев населения сводится к тому, что в метро их катают другие пассажиры, видимо, более социально защищенные.

— Или не сумевшие раздобыть красивую корочку с гербом. Сколько блатных категорий сейчас существует?

— Льготных... Более шестидесяти. Но ведь внутри каждой категории есть подвиды, их число растет... Впрочем, мы ввели систему автоматизированного контроля и можем пересчитать клиентов, что называется, по головам, сказав, кто есть кто. Сейчас действуют свыше 110 типов удостоверений, дающих право на проход в метро без оплаты.

— И сколько же в итоге льготников набирается?

— Сорок процентов от общего числа... Только за прошлый год мы лишились шести миллиардов рублей доходов.

— Надо бы и «зайцев» посчитать.

— Думаю, смело можно приплюсовать еще процентов восемь.

— Получается почти фифти-фифти: каждый второй едет на халяву?

— Вот мы и ратуем за введение электронных ключей для льготников. Бабульки, которые сидят на станциях, могут не заметить фальшивого удостоверения, но машине ведь «липу» не подсунешь...

— Не возьму в толк, почему пытаетесь покрыть расходы исключительно за счет пассажиров? Разве нет иных источников — средств от рекламы, сдачи помещений в аренду?

— Зарабатываем как можем. В прошлом году собрали триста миллионов рублей, в этом планируем получить около полумиллиарда. Это почти четыре процента наших доходов. Нормальная цифра по мировым стандартам. Да, гонконгское метро зарабатывает до миллиарда местных долларов. Но ему городом предоставлена и земля вокруг линий метрополитена. Там дома строят! У нас ничего этого нет, мы не являемся собственниками, лишены права коммерчески использовать землю. Нам лишь разрешена аренда на 49 лет. Учтите: срок пошел с 1993 года... Никто не знает, что будет через сорок лет. Много найдете инвесторов, готовых рисковать деньгами? Понимаете, не мы определяем условия работы. Есть правила, вытекающие из логики российского и городского законодательств.

— Дороже продавать рекламные площади тоже законодательство мешает?

— Проводился конкурс правительством Москвы, в нем участвовали несколько фирм, прошедших квалификационный отбор... В итоге на продаже прав мы заработали почти двадцать миллионов долларов.

— А что за разговоры, будто победила дружественная вам, Дмитрий Владимирович, фирма?

— Мы занимаемся перевозкой трудящихся — девять миллионов человек ежедневно! — и ничем иным. Комментировать сплетни глупо, скажу лишь для сравнения, что Москва право на размещение наружной рекламы на улицах города переуступила за сорок миллионов долларов. Сопоставимы эти цифры, как полагаете? У нас подземка, а тут вся наружка...

— Кстати, про нее, про наружку. Я уже перебирал предметы на вашем столе — деревянная фига, вертушка-подсказка для руководителя... Хочу продолжить осмотр. Книга Аркадия Райкина здесь неслучайна? Наверное, были знакомы с Аркадием Исааковичем?

— Любил и люблю этого артиста, хотя общаться с ним не довелось. Лишь несколько раз ехал в одном вагоне «Красной стрелы» из Москвы в Питер.

— Часто приходилось путешествовать между двумя столицами?

— Был такой период в моей жизни. Полмесяца проводил здесь, полмесяца — там... Сегодня это не секрет, могу сказать, что работал над созданием систем ПЖРК — передвижных железнодорожных ракетных комплексов.

— В какие годы?

— В начале восьмидесятых... От Министерства путей сообщения отвечал за железнодорожную эксплуатацию комплексов.

— Они и сейчас стоят на запасном пути?

— Видимо, несут боевое дежурство, хотя не могу утверждать, поскольку отошел от темы лет двадцать назад.

— Наверное, из-за секретных допусков вас долго за границу не выпускали?

— Особенно и не стремился. Впервые поехал за рубеж в 89-году, когда работал в Московском комитете партии. Сразу попал в Северную Корею.

— Как впечатления?

— Дядюшке Джо это и не снилось.

— Вам так понравились идеи чучхе?

— То время действительно было удачным для Кореи...

— Наверное, и по Советскому Союзу грустите, Дмитрий Владимирович?

— А вы нет? Обидно, что Крым стал заграницей, что в Прибалтику надо ездить с визой. Понимаю, это объективный исторический процесс распада империи, но вы же спросили о чувствах...

— Против снятия с метрополитена имени Ленина вы возражали?

— Этот вопрос никогда не возникал. Кому имя мешает? Разве сервис и качество обслуживания пассажиров улучшатся, если мы его уберем? Скажем, была станция «Ленино», к вождю мирового пролетариата отношения не имевшая. Кому-то приспичило, и ее переименовали в «Царицыно». Что от этого поменялось? Надо делом заниматься.

— Но иногда нужно и расслабляться.

— Вы о чем?

— О кинопродюсере Дмитрии Гаеве. Участие в производстве фильма Александра Абдулова «Бременские музыканты» для вас ведь было чем-то вроде хобби?

— Я давно дружу с ребятами из Ленкома.

— Потому и помогли с деньгами на картину?

— Хороший продюсер никогда никому ничего своего не дает, он чужие средства привлекает. А фильм у Абдулова, считаю, получился хороший.

— Вы киношников в метро за деньги пускаете?

— Естественно. Двести долларов в час. Минимум.

— Интересно, на мюзикл «Метро» ходили?

— Обязательно.

— Для работников метрополитена вход бесплатный?

— Нет, платили за себя.

— Если бы пришли в форме, неужели не пропустили бы?

— Не проверял. В голову не приходило.

— Кстати, у вас, Дмитрий Владимирович, какое звание, если на язык военных перевести?

— Четырехзвездный генерал.

— Генерал армии получается?

— Совершенно верно. Только армия моя подземная...

Андрей ВАНДЕНКО

В материале использованы фотографии: Константина СМИЛГА, Юрия ФЕКЛИСТОВА, Владимира СМОЛЯКОВА
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...