ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

Кто сказал, что приключения бывают только яркими? Расскажу о неярком. Теперь начисто забытом. Но тем не менее будь здоров! Это как после войны у нас пошло частное автовладение. Я был в числе первых. И знаю одиссею досконально. Не меньше великого грека приходилось крутиться и изворачиваться нам, автопервопроходцам

ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

Сам Сталин принял решение продавать машины народу. Необычное, кстати. Ибо идеологически — вразрез. Собственность не поощрялась тогда. Личную только можно было иметь. То есть вещи. Крупную (частную) — ни под каким видом (дачи — вынужденное исключение). А автомобиль — это личная или частная? Скорее частная все-таки. Недаром первых автовладельцев прозвали «частниками». И заметно не любили.

Сталин же и обревизовал, что именно будет продаваться. Передаю со слов присутствовавшего при том охранника Ивана Сергеевича Плетнева. С которым позже свела судьба. Пригнали Иосифу Виссарионовичу в Кремль две машины, «победу» и «москвич». Первую еще сейчас редко-редко можно встретить на улице. Или в кино про те времена увидеть. «Москвич» — нигде. Видно, сносился подчистую. Скажу только — скопирован был один к одному с немецкого военного «опель-кадета» (лишь вместо двух дверец у того сделали четыре у этого). Так вот, обошел машины Иосиф Виссарионович и остался хмур. Приказал прокатить себя на «победе». Вылез опять хмур. Изрек: «Победа, но небольшая». А на «москвич» еще раз глянул, выругался и пошел прочь. Такая вот «путевка в жизнь» получилась. Дальнейшее — отчасти по ней.

Охарактеризую так — иметь машину было большое удовольствие. Никаких сомнений. Но разнообразно отягощенное.

Вот, например, первое-препервое — покупка. Без права выбора. Вернее, с таким ограничением, что ничего от выбора не оставалось. Записывались в очередь (когда только образовалась — полгода ждать, затем до трех-четырех лет дошло), и в некий день вам открытка: явиться при деньгах такого-то в автомагазин. Один-единственный тогда. Приехали — стоят пять-шесть одинакового цвета. Из них и выбор. Не выбрали — конец вашей очереди. Считается, отказались. Подъехали так, что осталась всего одна, — берите ее. Не взяли — отказались. А народ-то тогда был по машинам сплошь неопытный. Трухающий выбирать. На страхе кормились мелкомасштабные прохвосты. Крутились возле магазина, за небольшие деньги предлагали с выбором помочь. Как? Скажет будущему владельцу: «Заведи мотор!» Заведет — прохвост ухом к капоту. Послушал внимательно минуту: «Нормальная машина! Бери!» Или еще: «Подними капот! Теперь брось!» Глядит, как упал, — и: «Нормальная машина! Бери!» Еще слушали выхлоп. С тем же, понятно, результатом: «Нормальная!»

К машине первопроходцы относились как во французском музее Лувр к главной картине «Мона Лиза». Мы дышали над ней. Пылинки сдували. Ездили только с мая по октябрь. Когда хорошая погода. Дальше — ни-ни. Дальше «консервация» (что за предприятие — поясню позже). Зимой «частник» исчезал с улиц тотально. В этом невозможно ошибиться. Легко устанавливалось по номеру. Буквы номера ЭБ или ЭВ — «частник»

А почему не ездили? Машины жалко. Непогодь ведь. Да что там зима — летом часто не выезжали тоже. Дождь, например, — две трети «частников» трамваем-метро путешествуют. От дождя она ведь ржаветь пойдет! Солнечный день тоже не всеми признавался благоприятным. Краска выгорает! И возили многие с собой солнцезащитные накидки. Коими машины укрывали, если, например, возле работы оставить приходится. Иные накидки как накидки — иные из старых простыней, вместе сшитых. Все годилось, лишь бы она, драгоценная, не выгорала. А если на нее, покрытую, дождь? Бегом к ней и снимай — под влажной тканью она преет быстрее. Мой родственник (дядя, великий автолюбитель) возил с собой два покрывала. Дождь пролил — он мокрое снял, машину вытер и сухим накрыл! Вот так! Потом дядька где-то раздобыл непромокаемый парашютный шелк и долгое время блаженствовал. Пока не заловили. Выходит как-то с работы, а у машины автоинспектор: «Откуда этот материал?» Материал-то был военного предназначения. Криминальный при прочем использовании. Не говорил дядька, как отбился, но несколько дней ходил бледный и шелком больше не покрывался. Еще на памяти картинка насчет уберегания машин от погоды. Некоторое время я работал возле большого «почтового ящика». На машинах туда приезжали многие. И вот весь божий день владельцы бегали с работы и передвигали свои авто. За тенью. Солнце движется, тень ползет, они за ней.

Кстати, привычка ставить в тень оказалась прилипчивой. Уже в пятидесятые я в составе «частновладельческого» автокаравана ездил по Скандинавии (называлось это «Пробег мира и дружбы»). Там мы, матерые «частники», тоже норовили стать в тень. Что возбудило подозрение полиции: чего-де борцы за мир везут, что надо обязательно в тени держать? Руководителю пробега был задан вопрос. На который получен правдивый ответ: «Чтоб краска не выгорала». Полиция явно не поверила. Руководство «борцов за мир» провело совещание: как быть? Престиж мероприятия оказывался под угрозой. И решили ставить только на солнце!

А теперь уделим внимание «консервации». То есть обработке машины для зимнего бездействия. Машину «консервировали» так, что в принципе могла простоять не зиму — век. Перво-наперво искалась автояма, ставилась над ней машина и промазывалась снизу. Все днище! Со всеми закоулочками! Чем? Самодельными разными смесями. Наиболее популярная — вязкий черный нигрол плюс порошок асбеста (или опилки в крайнем случае). Орудовали сначала малярной кистью, потом детской рисовальной (по деталям). На операцию иногда уходила пара вечеров. Затем машина пригонялась на место зимнего пребывания, и с нее снимались колеса. (От воровства? Нет. Чтобы резина лучше сохранялась!) Вместо колес машину «вывешивали» на подпорки. А колеса — домой. Затем «частник» шел на операцию поопаснее. Уносил в дом аккумулятор. Там, как известно, едкая кислота. Ее надлежало слить, предварительно аккумулятор разрядив. Все это владелец предпринимал. Затем пер тяжеленную вещь домой и ставил куда-нибудь в угол, накрыв тряпкой. Потому что аккумулятор все равно давал запах кислоты. Весьма вредный. «Частнику» это было ведомо, но желание сберечь аккумулятор брало верх.

После всей этой разукомплектации начиналась дальнейшая обработка автомобиля. Солидолом покрывались хромированные части. Многие неистовые владельцы обливали солидолом вообще всю машину, включая стекла. Стопроцентная гарантия от коррозии! Еще открывался капот и солидолом промазывалось там все мыслимое. Выхлопная труба затыкалась промасленной же тряпкой. Иногда еще свинчивали карбюратор, помещая в емкость с бензином — весь.

Весной, при расконсервации, приходилось повторять все снова. Только по обратной цепочке. Плюс адова мука. Солидол за зимнее время ссыхался в твердейшую корку. Словно металлическую. И, чтобы ее смыть, «частник» пер из квартиры ведро за ведром горячую воду и орудовал ею. Редко укладываясь в полновесный рабочий день.

Еще одиссея — добывание бензина. Происходившее отдавало сюрреализмом. Причем крутого замеса. Бензина в те поры было — хоть залейся. По всей стране. И сказочной дешевизны. Для «частника» он был сделан подороже. Но что значит «подороже»? Семь копеек литр (при средней зарплате под сто сорок). Правда, ограничения — где брать. В самом начале «частнического» автовладения в Москве были всего четыре автозаправки для «частников» (на остальные ему — ни-ни). По мере расширения парка индивидуальных авто сделали так: заправляться на любой колонке, кроме «спец» (правительственных). Но не за деньги, а по заранее покупаемым талонам. А если за деньги — «срок» для того, кто продал, и конфискация авто у того, кто купил.

С бензином действительно рай был. И тем не менее «частник» во все тяжкие лез, чтобы добыть еще дешевле. Рискуя тяжелейшими наказаниями.

Один способ исходил из сюрреализма в сфере государственного бензинопотребления. Для госмашин тоже печатались талоны, шоферы под них закупали потребное количество, осуществляли нужные ездки, а вечером в гараже отчитывались: вот столько куплено, вот сколько потреблено (предъявлялись цифры пробега за день по спидометру; утром в гараже обязательно фиксировалось, с какой цифрой водитель выезжал). Казалось — полный контроль! Все в порядке! Ни черта подобного. Шоферы накручивали спидометры вручную так, что километраж получался больше настоящего. (Заработок зависел от пробега машины.) А оказавшийся излишним бензин сливался по дороге в гараж в любую яму, канаву.

Вот за этим, обреченным на слитие, бензином охотились «частники». Шоферы готовы были продать таковой хоть за пару копеек литр — все выручка по сравнению с «канавным» вариантом. И делалось так. «Частник» останавливался на обочине шоссе и стоял. Когда вылезши, когда за рулем. Для проезжающих госмашин большего не требовалось — там вмиг догадывались. Госмашина останавливалась, шофер — к «частнику»: «Что, бензин?» Получив подтверждение, договаривались, где осуществить. На шоссе ни в коем разе. Наедет автоинспектор — конец света. Чтобы это исключить — договоренность: один едет впереди, сворачивает в безопасное место (лесок, например). Второй — на дистанции за ним. Там все и происходит. «Частник» извлекает из багажника канистры, резиновый шланг, вставляет один конец в бензобак «государственника», с другого резко ртом засасывает, чтобы вызвать ток бензина, — и в канистру. Пять минут — и две-три полны. Цена пятьдесят копеек за канистру (иногда тридцать). Сказка, а не снабжение! Один минус: если сказка регулярна, «частник» в сумме очень прилично напивается бензина.

Выезд обратно на шоссе — тоже операция тщательная. Вначале один. Обозрев дорогу в оба конца, дает отмашку оставшемуся в сени дубрав: «Давай! Никого нет!» — и тут же деру на полном ходу. Тогда едет и второй. Зачем конспирация, когда дело сделано? А по тогдашним обычаям полного доказательства вины не требовалось. Увидев выезжающих из леска «частника» и «нечастника», автоинспектор, конечно, догадывался, фиксировал номера, писал рапорт. И отпираться при дальнейшем разбирательстве было бесполезно — все тоже догадывались.

Попутно — о тогдашней автоинспекции. Была не то что строга — свирепа. Причем, прошу поверить, взяток не брала. Или по крайней мере очень редко. Даже предлагать было рискованно. Упомянутый дядя-энтузиаст, когда я обрел машину, первым делом предупредил: «Инспекторам деньги не суй. Себе на голову будет». Инспектора тоже боялись попасться на этом деле. И к «частнику» они относились с повышенной жесткостью — это мы тоже знали. Шоферам-профессионалам, случалось, прощали — мол, куска хлеба человек лишится. «Частник» на великодушие рассчитывать не мог.

Теперь обратно к заготовке бензина. Еще способ. Покупать за деньги на бензоколонке. Там каким-то образом тоже скапливались излишки. Но тут действовать приходилось еще более «детективно». Колонка — место открытое, тут тебя засечь могут вмиг. Операция осуществлялась глубокой ночью, не иначе. Подъедет автовладелец, машину — поодаль, сам к окошечку и женщине там: «Можно?» Она кивнет — и на улицу. Лично оглядеться. Потом пошла заправка — по цене слитого бензина. Причем заправщица все время «на стреме». Если издали фары — немедленный конец операции. Она обратно в будку, «частник» на машине рывком прочь. Ведь вдруг ГАИ едет (они как раз ночью колонки объезжали)! Деньги не успел отдать? Неважно, завезешь потом.

До какой степени московский «частник» втянулся в эти махинации — узнал на ежегодном собрании автовладельцев (проводила такие ГАИ). Там услышал цифру, которая потрясла. За год, оказывается, среднестатистический «частник» покупал по талонам всего шесть литров бензина! Отчетливо помню глубокую личную уязвленность: считал себя не последним по ловкости, а оказался близок к тому. За год по-честному приобретал литров сто (примерно седьмая-восьмая часть пробега). И был, как выяснилось, на фоне прочих полным колпаком.

Попутно — о фиаско власти в борьбе с этим гигантским воровством. Казалось бы, проще пареной репы существенно уменьшить. Скажем, сделать «неподкручиваемые» спидометры. Уже какой барьер! По-моему, для историка интересно узнать, отчего не вышло. Потому что проливает свет на всю тогдашнюю систему. Действительно, попытались те спидометры создать (историю знал из абсолютно достоверного источника). Опытный образец изготовили быстро. Но затем началось! Внедрение удорожало производство автомобилей, хотя в конечном итоге потери, по подсчетам, более чем компенсировались сокращением по части транжирства горючего. Но раз удорожание — Министерство автомобильной промышленности, стоявшие над ним Госплан и Совмин были категорически против. Ибо их интерес — производство удешевлять и удешевлять. Тем, кто производил бензин, было на всю проблему наплевать — они от того, как расходуется бензин, никак не зависели. Получалось, маленькая на фоне таких гигантов ГАИ воевала в одиночку. С заоблачной выси хлестнул всемогущий Косыгин: «Милиция воров не может ловить, а нам за это удорожать производство?» После такой реплики — слова заммина внутренних дел, что «пробивал» предложение: «Чтоб я еще когда-нибудь в жизни! С такой идеей!»

Но государство таки отыгрывалось. Правда, невольно. Способом, которого оно не предусматривало. И с которым опять-таки было бессильно справиться. Способ этот — госремонт «частникового» транспорта. Техстанции.

Вот тут нашего брата стригли как овечку. Техстанциями «частники» пугали друг друга. Там шел могучий разбой, и все деньги, что автовладелец экономил на операциях с бензином, он оставлял там. Да еще и добавлял. За все делаемое надо было платить «сверху» — и без толку. Техстанций было чуть. Записывались на ремонт, бывало, за две недели. При таком сумасшедшем наплыве тамошние слесаря-мотористы-электрики в отдельном клиенте были никак не заинтересованы. Исправно клали в карманы своих грязных комбинезонов десятки и двадцатипятирублевки — и обманывали по части работы вчистую. Шел слух: эта пьянь зашибала в месяц сверх тысячи. Сумасшедшие деньги на фоне обычных заработков. В семь-восемь раз больше.

«Частнику», стало быть, и здесь приходилось бороться. Как? Пристраиваться по ремонту в государственные гаражи. Кладя «на лапу», естественно. Но это было столь же опасно, как заливаться госбензином. Ремонт в госгараже приравнивался к хищению госсобственности и карался соответственно. ГАИ беспрерывно делала облавы по гаражам, ища пристроившихся. Бедолага-автолюбитель совместно с гаражными ремонтниками находили как вывернуться. Делалось так: твой авто загнали в гараж и тут же заменили ему номера на государственные. Свинтив те с какой-нибудь машины. Прикатил автоинспектор, пошел глядеть — «частных» машин нет, все в порядке. Сам же владелец в случае визита должен был стремглав спрятаться. Куда угодно. Бывало, даже забрасывали гаражной одеждой. Либо запирали в инструментальном шкафу. Один — в гараже под мостом Кутузовского проспекта, очень строгом государственном тогда гараже, — быстренько свалился у ворот на асфальт и изобразил заснувшего пьяного. Сошло.

Еще одиссея, которой завершу, — запчасти. Впечатление — их вообще не выпускали. Заедешь в тот единственный автомагазин (возле метро «Автозаводская»), а там в продаже резиновые половики, еще какая-то дребедень — и больше ничего. Ну, куда податься, если приспичило? Опять же в госгараж. Или таксопарк. Хитро договариваться с каким-нибудь слесарем. Хитро — потому что контроль там тоже будь здоров. До такой степени, что не войти. Сразу: «Давай отсюда! Быстро давай!» Приходилось тех слесарей отлавливать после рабочего дня. Когда шли домой. А передача запчасти? Особенно если громоздкая (глушитель, например)? Опять-таки «детективная» операция. С малогабаритными-то просто — их кидали в условленном месте и в условленное время через забор. Покрупнее — вывозили в машинах шоферы гаража или таксопарка. Опять же в условленном месте и в условленное время ждешь. Причем прилюдно передавать и расплачиваться не годится. Садишься к нему в машину, пару кварталов проехали, ты тем временем предмет уложил в сумку, деньги отдал — и быстренько из машины. Не оглядываясь.

Но бывали случаи — попадались. Доносчики на улицах — таксисты. Таксисты в ту пору не любили «частников». Почему? «Частники» у них отбивали хлеб, занимаясь извозом. «Частниковый» извоз был категорически запрещен. Под угрозой той же конфискации. Почему запрещен? Считался «частным предпринимательством». Кстати, через извоз многие лишались машин. Если верить ГАИ, до сотни в год. По Москве. Но не удержусь рассказать — «частник» навострился и тут. Подвезет и просит имя-отчество-фамилию сказать! А в обмен свои данные выдает и просит запомнить. Для чего? А если в ГАИ кто настучит — есть чем отбиваться: знакомого подвозил, имя-фамилию могу назвать. ГАИ тогда тому звонит: а вы можете назвать, кто подвозил? Тот может — и ГАИ с носом.

***

Иной скажет — экие трудности да несуразности! Но тогда легче воспринималось. Народ мы были ничем не избалованный. Свободного времени у мужчин — масса. Да, с одной стороны, восьмичасовой рабочий день шесть раз в неделю. Но с другой — кончилась работа, абсолютно нечего делать. Ведь всякая дополнительная деятельность строжайше запрещена. Только «козла забивать». Автомобиль стал для многих целым новым и захватывающим миром. Вечерами напролет возле него околачивались — надо, не надо. И изворачивались, как описано, с каким-то лихим настроением. Людям, живущим скучно, все в приключение.

Юрий ОЛЕЩУК