Нынешнее лето пройдет в той части Европы, которая лет 15 назад располагалась по нашу сторону «железного занавеса», под знаком светлого евросоюзовского будущего. Десять стран Восточной Европы и Средиземноморья подписали в Афинах с Европейским союзом официальное соглашение о приеме в ЕС, которое вступит в силу 1 мая 2004 года. Теперь им осталось провести референдумы, на которых населению предлагается ответить на вопрос: «Хочет ли оно, население, жить в объединенной Европе?»
РАЗЪЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ЕВРОПЫ
Население в основном хочет. Как свидетельствуют результаты референдумов, уже состоявшихся в трех из десяти стран-кандидатов, «еврооптимисты» заметно преобладают там над «евроскептиками».
ИМЕТЬ ИЛИ НЕ ИМЕТЬ
«Еврооптимистическая» кампания, развернутая в странах-кандидатах накануне референдумов, поддерживается правительствами и глушит голоса не слишком многочисленных «евроскептиков». Например, в Чехии минувшей зимой состоялся съезд местных партий, выступающих против присоединения к ЕС, которые потребовали, чтобы государство выделило сопоставимые средства на разъяснение как выгод, которые несет чехам Евросоюз, так и опасностей и неудобств, связанных с этим шагом. Вполне справедливое и демократичное требование было полностью проигнорировано властями. Впрочем, надо отдать им должное: в Чехии, где референдум намечен на середину июня, разъяснительная кампания пока довольно ненавязчива. Короткие телевизионные ролики, в которых местные знаменитости рассуждают о выгодах и невыгодах ЕС, достаточно взвешенны и выдержаны в духе песенки из известного рязановского фильма: «Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь».
Аргументы в пользу «иметь» давно и хорошо известны. Присоединение к единому европейскому экономическому пространству даст относительно небогатым восточноевропейцам возможность подзаработать на Западе, где им как новоиспеченным гражданам ЕС более не потребуются специальные разрешения на работу. Довольно популярна в Восточной Европе и мысль о том, что после мая 2004-го, с одной стороны, на местный рынок придут новые западные инвесторы, а с другой — откроются дополнительные возможности для восточноевропейских предпринимателей на самом Западе. Реалистически настроенные экономисты, правда, отмечают, что те инвесторы, которые хотели работать в бывших соцстранах, туда уже пришли. Что же касается восточноевропейских товаров и услуг, то среди них найдется не так уж много способных выдержать конкуренцию на западных рынках. Чешское пиво и относительно недорогие и надежные автомобили «шкода» (впрочем, уже скорее немецкие, чем чешские, — завод, где их делают, принадлежит концерну «Фольксваген»), венгерские вина, дешевые горнолыжные курорты Словакии, польская сельскохозяйственная продукция... Стоп. Вот с сельским хозяйством как раз загвоздка: объемы дотаций, которые ЕС собирается выделять аграрному сектору своих новых членов, гораздо ниже, чем те, что получат фермеры стран-«старожилов». Восточноевропейские крестьяне встревожены: евроинтеграция может принести им не благополучие, а разорение.
Однако как бы убедительны ни были прогнозы и выкладки экспертов, они вряд ли сильно повлияют на представления о «единой Европе», которые у многих граждан стран-кандидатов относятся скорее к разряду мифов. Например, автору этих строк неоднократно доводилось слышать от чешских, польских и венгерских собеседников утверждение, что, мол, «придет ЕС — коррупции будет меньше». Почему? Четкого ответа на этот вопрос мне не удалось получить ни разу. Конечно, в законодательства стран-кандидатов будут внесены (и уже вносятся) многие изменения, дабы привести их в соответствие с законами Евросоюза. Но чиновники-то останутся прежними, никаких бюрократических «евродесантов» в Восточной Европе не ожидается, и совершенно неясно, что же будет мешать некоторым из них нарушать европейские законы так же, как до сих пор они нарушали свои, национальные.
ЦЕНЫ И СТАНДАРТЫ
Опасения, которые вызывает у восточноевропейцев предстоящая интеграция, касаются главным образом возможного роста цен. Сейчас их уровень в странах-кандидатах колеблется от 48 (в Словакии) до более чем 80 (на Мальте) процентов от среднего по Европейскому союзу. Польские экономисты полагают, что после мая 2004-го Польшу и ее соседей ждет примерно то же, что в 80-е годы Испанию и Португалию, присоединившиеся тогда к ЕС. А именно — подъем цен в среднем на 20 — 25 процентов в течение первых трех-четырех лет после вступления в Союз. Второй аргумент, используемый оппонентами ЕС, — «засилье брюссельской бюрократии», якобы грозящее новым членам Союза сразу после присоединения к нему. В качестве наиболее одиозных примеров такого засилья приводятся ныне действующие в странах Евросоюза стандарты, устанавливающие допустимую кривизну (!) огурцов, разрешенных к розничной продаже, и регулирующие мягкость и плотность туалетной бумаги. Впрочем, подобные вещи — специфика отнюдь не только евросоюзовских органов, но и бюрократических инстанций отдельных стран. Например, недавно на железных дорогах Великобритании вступили в силу инструкции, предусматривающие, в частности, минимально допустимый уровень воды в сливных бачках туалетов в пассажирских вагонах.
Однако есть и политическая сторона объединения, куда более сложная и запутанная, особенно после войны в Ираке и предшествовавшего ей дипломатического кризиса. Противостояние сторонников и противников военного решения иракской проблемы разделило Европу на «старую» и «новую», если воспользоваться быстро вошедшим в обиход выражением главы Пентагона Дональда Рамсфельда. Ядром первой, скептической, пацифистской и вполне отчетливо антиамериканской, оказались наиболее влиятельные члены Евросоюза — Франция и Германия. Вторую, проамериканскую, составили помимо главного союзника США в Европе Великобритании также Испания, Италия и практически все страны — кандидаты в члены ЕС. Можно не сомневаться, что разрыв между Вашингтоном, с одной стороны, и Парижем и Берлином — с другой не будет долгим. А вот противоречия внутри самой Европы, скорее всего, сохранятся. Иракский кризис показал: единая Европа — это все еще иллюзия. В действительности существует рыхлый конгломерат, состоящий из двух десятков разных по величине и влиятельности стран, каждая из которых борется в первую очередь за свои интересы — даже в ущерб идее интеграции.
Для Восточной Европы Америка — главный защитник как от возможного гегемонизма больших и сильных соседей по ЕС, в первую очередь тех же немцев и французов, так и от России, в агрессивность которой в бывших соцстранах по-прежнему верят многие. «Если имперские амбиции Москвы когда-нибудь возродятся, — без обиняков пишет чешский еженедельник «Тыден», — практически не приходится сомневаться в том, что США вновь придут на помощь Европе прежде всего в своих собственных интересах». Роль Вашингтона как гаранта безопасности для восточноевропейцев, похоже, столь важна, что ради союза с США они вполне способны поставить на кон дружеские отношения с Берлином и Парижем. Впрочем, дипломатическая изоляция, в которую попали последние во время иракского кризиса, в определенном смысле оказалась выгодна будущим членам ЕС: «маленькие» наглядно продемонстрировали «большим», что с ними придется считаться. Тем более что арифметика голосования в Европарламенте и других органах Европейского союза составлена таким образом, что, объединив усилия, «маленькие» вполне способны заблокировать любое предложение «больших». С определенной долей преувеличения можно сказать, что войну в Ираке проиграл не только Саддам Хусейн, но и Жак Ширак с Герхардом Шредером, а выиграли ее не только американцы с британцами, но и союзные им правительства стран Южной и Восточной Европы.
В этом смысле вся Европа была «старой», а эти правящие элиты предпочли записаться в «новые».
ВЫВОДЫ ДЛЯ МОСКВЫ
Какие выводы из нынешнего расклада сил в Европе может сделать для себя Россия, которая, кстати, вместе со «старой» Европой вышла из иракского кризиса несколько дипломатически потрепанной? Первый: в ближайшие годы Москве придется иметь дело не с Соединенными, а скорее с Разъединенными Штатами Европы. Поэтому, не забывая о Брюсселе, где находятся руководящие органы ЕС, стоит, видимо, все же делать упор на развитие двусторонних отношений с отдельными европейскими странами. Второй вывод: русско-германо-французская Антанта вряд ли будет долговечной (хотя бы потому, что каждому из ее членов Америка способна предложить больше, чем все они друг другу), однако потенциалом дружественных отношений, сложившихся у Москвы с Парижем и Берлином, нужно распорядиться с умом. Вывод третий: европейцы начинают понимать, что федерализация Европы, ее фактическое превращение в единое государство — дело гораздо более отдаленного будущего, чем казалось недавно. Поэтому, скорее всего, в ближайшее время в Европе возрастет роль регионального сотрудничества, оживятся такие давно существующие «клубы по интересам», как Бенилюкс, «Вышеградская четверка» (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия), Центральноевропейская зона свободной торговли и прочие. Вывод четвертый: не стоит тешить себя иллюзиями быстрого создания «большой Европы», место в которой найдется и России. Европейские руководители не так давно открыто заявили, что возможное вступление в ЕС Румынии и Болгарии в 2007 году станет последним расширением этой организации в обозримом будущем. России нечего ловить среди золотых европейских звездочек: она чересчур велика для того, чтобы когда-либо, пусть даже через 20 лет, стать членом ЕС. Случись это, корабль объединенной Европы получил бы слишком сильный крен на восточный «борт». Поэтому для европейцев Россия, судя по всему, была, есть и будет важным партнером, но не более. Что во многом выгодно и для самой России, ибо вести собственную самостоятельную политику куда проще, чем постоянно сверять курс с двумя с лишним десятками «соратников».
Ярослав ШИМОВ
Прага