ПРОФИ

Почему Лужину было не лень играть в шахматы

ПРОФИ

Когда в России случается очередной бенц, падает самолет или курс доллара, неизбежно заходит разговор о профессионализме и дилетантизме. Кто-нибудь с высокой трибуны очередной раз призывает профессионалов во власть и на производство. Спорить с этим бессмысленно. Да, только профессионалы могут поднять страну и обеспечить ей нормальную жизнь. Беда лишь в том, что это слово все понимают по-разному. И пока мы не договоримся о терминах, толку будет немного.

Договориться о терминах я попробовал с профессором Зинченко. Владимир Петрович — доктор наук, психолог с полувековым стажем. Много лет он занимается проблемами образования. В том числе профессионального

— Давайте определим, кто такой профи: а) человек, получивший специальное образование; б) человек, имеющий профессиональные навыки; в) человек, умеющий хорошо продать свои навыки на рынке труда? Какой ответ правильный?

— Образование и навыки — условия необходимые, но недостаточные. А деньги тут и вовсе на втором плане. Я знал людей, которые работали в шарашках, описанных Солженицыным. Один из них, профессор Коренев, говорил мне: «Если б у меня было три жизни, первую я бы провел в путешествиях, вторую в семье, а третью непременно в шарашке». Он вспоминал шарашку как редкий пример осмысленного труда. Придумал, сделал, получилось — все, предел мечтаний! И не верьте тому, кто обещает чудеса профессионализма за сумасшедшие деньги. Либо он их будет творить при любой зарплате, либо это чудеса на уровне пятого класса. А то какой-то плавающий профессионализм получается — то он есть, то нет, в зависимости от обстоятельств.

— Вы хотите сказать, что ценность труда заложена в нем самом. Умом я вас понимаю, но стоит сесть за компьютер — так лениво становится... Как объяснить этот психологический феномен?

— Слушайте, а может, вам профессию поменять? Разве набоковскому Лужину было лень играть в шахматы? Да он не мог не играть! Лужинский профессионализм объясняется тем, что психологи называют импринтинг, или впечатывание. В юном возрасте человек получает яркое впечатление, и оно, как первая любовь, остается с ним на всю жизнь. Помните, как Лужина приучали к конторской деятельности, а он даже не понимал, о чем идет речь?

— Но ведь это вопрос везения. Кому-то повезло с детским хобби, у кого-то впечатления тусклые...

— Согласен, но для везения можно создать предпосылки. Я своими глазами видел, как в японском детском саду воспитывают профессионалов. На первый взгляд ничего особенного. Дают им фломастеры, клей, пластилин, бумагу и прочие прибамбасы. Все это отличного качества, фантастически яркой расцветки. Можно делать оригами, можно рисовать, можно клеить. Не получается — никто тебя не заставляет, попробуй что-то еще. Это я не к тому, что из всех японских детей выходят гении типа Лужина. Но они учатся работать для себя, а не из-под палки или за шоколадку. И профессионалами в своем большинстве становятся. Это видно хотя бы по тому, что мы покупаем японскую технику, а они нашу пока не очень.

— Зато у нас великая литература...

— Ну разве что литература. Хотя в Японии с писателями тоже порядок. Мораль же, вынесенная мной из детсада, такова: чтоб хорошо работать, надо себя очень любить и уважать. Но уважать не просто так, а за что-то, например за профессиональное мастерство. У нас же любовь к себе принимает какие-то странные, извращенные формы. Полно людей с обнаглевшим самосознанием, которые мало что понимают в профессии, но очень себя уважают. Как же я не профессионал, если мне столько платят? Как же я не профессионал, если занимаю высокий пост и все меня знают? А вот так! Это нечто прямо противоположное профессионализму — фантомный профессионализм. Что такое фантом? Представление есть, но нет подтверждения ему. Зато умением продавать себя эти люди владеют отлично. Большинство из них ничего не производят, кроме впечатления на окружающих. Есть профессии, в которых это сделать не очень сложно: юристы, экономисты, психологи. И в первую очередь менеджеры. Менеджеров, которых сейчас все так уважают и облизывают, ждет незавидная перспектива — им скоро будет некем руководить. Разве что менеджерами низшего звена, а те кому будут указания раздавать?

— Вот вы смеетесь, а это нехорошо. Люди платят сумасшедшие деньги за обучение менеджменту и управлению, книжки читают, стараются. А в итоге пополнят ряды безработных начальников.

— Могу объяснить вам, откуда берутся профессиональные руководители и почему их так много. Есть исследования, из которых видно, что любящая мама к двум-трем месяцам жизни своего младенца различает двенадцать видов плача. Она определяет по плачу, когда он голодный, когда мокрый, когда ему скучно и так далее. Младенец, не будь дурак, этим пользуется. Первым делом он учится командовать мамой и папой. Говоря научным языком, возникает коммуникация, имеющая управляющий характер. Ребенок тянется к предмету, и родители по этому сигналу ему тут же дают желаемое. Дети, овладевшие в совершенстве секретами управления, могут безбедно дожить до седых волос, не освоив никакой деятельности: ни игровой, ни учебной, ни трудовой. Вся наша номенклатура выросла из таких младенцев!

— Владимир Петрович, а вы вообще уважаете профессионалов?

— Разумеется.

— Тогда объясните, почему это слово чуть ли не ругательным стало? То и дело идет такой разговор: надоели, мол, бездушные профи. Куда лучше Левша, который блоху подкует, а она танцевать не сможет...

— Так рассуждают как раз фантомные профессионалы. Им легче говорить о загадочной русской душе, чем ремеслу научиться. Отчасти эта реакция вызвана советскими горе-рационализаторами. Рационализаторский зуд исходил от людей, не задумывавшихся о категории качества. Их давил груз профессиональных знаний, а хорошо или плохо они делают, было уже неважно. Для многих оскорбителен и истинный профессионализм. Он несовместим с тем стилем работы, который распространен сейчас повсеместно. Профессионал спрашивает себя: зачем хорошо работать, если тот, кто работает плохо, получает столько же или больше? Тут профессионализму и приходит конец.

— Выходит, профессионализм — очень хрупкая штука. Чуть что не так — исчезает, как будто и не было...

— Он исчезает, когда нет совершенно определенных вещей: востребованности, контроля, адекватной оценки. Мастер, который клал паркет у меня в квартире, рассказывал, как много лет назад обучался своему делу. В конце дня приходил прораб, брал пятак и пускал его из угла в угол. Если пятак вело в сторону, прораб говорил: «Перестилай, пол кривой». Вот он так два-три раза перестелил — и научился. Я спрашиваю: «Где ж теперь твои навыки?» — «А больше с меня никто так не требовал. Что я буду стараться?»

— Ведь вы говорили, что деньги — дело десятое. Что и без всякого поощрения профи будет работать на совесть. А теперь выясняется, что паркетчику нужен кнут, кому-то — пряник, и вообще все не так просто.

— Я говорил о сильных людях, которых трудно развратить или сбить с панталыку. Известно, что Ростропович в тринадцать лет сломал себе смычковую руку. А потом так ее натренировал, что восстановил навыки. Другой бы на его месте смирился, и не было бы у нас теперь Ростроповича. Но с рукой — это крайний пример. Слабому человеку достаточно было не справиться с каким-нибудь банальным этюдом, и он уже отступил бы. Полно людей, которые не преодолевают сопротивление материала. Я считаю, что им можно и нужно помочь.

— Знать бы еще, как именно.

— Сейчас придумано множество внутрикорпоративных стратегий — от гибкой системы зарплаты до униформы, дающей позитивный настрой. Но поверьте моему опыту: человеческий фактор все эти схемы ломает. Решать кадровые проблемы можно лишь в индивидуальном порядке, этого не понимали партийные начальники, и теперешние хозяева тоже не понимают.

— То есть нет специальных приемов?

— Приемы-то есть, но, во-первых, надо уметь ими пользоваться, а не стричь всех под одну гребенку. Во-вторых, мнение психолога далеко не всегда совпадает с мнением работодателя. Когда много лет назад Силаев формировал правительство, он будущих министров решил показать экспертам. Позвали психологов, в том числе и меня. Перед нами прошел тогда цвет российского интеллекта. Сейчас из всей этой когорты остался один Шойгу, и я не знаю, как коллегам, а мне за него не стыдно. Но самых сильных не утвердил Верховный совет. Слишком яркие личности вызывали мгновенную неприязнь, и их не пускали во власть.

— Но может быть, стоит обратиться к Касьянову и посоветовать ему этих людей? Если они настоящие профи, то и спустя десять лет не утратили своих качеств. Верно?

— Верно, но только в теории. Это в теории мастера невозможно испортить как признанием, так и непризнанием. А в реальной жизни профессионалом остается один Рабинович из анекдота. Его спросили: «Что бы ты делал, если б стал королем? Все у тебя бы было — и богатство, и власть, и красавица королева». А Рабинович был портным по профессии. Он сказал: «Вы знаете, все это заманчиво, но я бы еще немножко шил по ночам»...

Ян ШЕНКМАН