ЗАВТРАК С КОКАИНОМ

В книге «99 франков» явно угадывается параллель с культовой «Generation «П» Виктора Пелевина. Недаром о Бегбедере теперь только так и говорят: французский Пелевин

ЗАВТРАК С КОКАИНОМ

Роман «99 франков» Бегбедера (в 2000 году — лидер продаж во Франции) вошел у нас в двадцатку бестселлеров года. Его герой Октав (криэйтор) — alter ego самого Бегбедера. Бедняга 10 лет работал в рекламном бизнесе. После чего написал роман, в котором обличает и срывает маски

Виктор ПЕЛЕВИН. Бывший криэйтор (стаж — не больше года). Герой: Ваван Татарский; работа: криэйтор; увлечения: кокаин, грибы, ЛСД

Фредерик БЕГБЕДЕР. Бывший криэйтор (стаж — 10 лет). Герой: Октав; работа: криэйтор; любимый досуг: богемные тусовки, кокаин

Сами же рекламщики утверждают, что Бегбедер и Пелевин представляют собой новый тип творца, который вонзает критическое перо в самое зудящее место общества. При этом иезуитски использует тот же закон рекламы: популярно то, о чем говорят, а хорошо это или плохо — уже не важно. «Убей менеджера!»-- пишет такой автор, после чего несет свой текст этому самому менеджеру, который успешно его и продает... Такова нынешняя се ля ви.

ДАЕШЬ ДИСНЕЙЛЕНД!

— Почему я пишу? Потому что не могу найти ответа на вопрос: «Почему существую?» Я не нашел его в наркотиках, религии, удовольствиях и семье. Потом, литература — это тоже наркотик. Что, как не это, заставляет человека сидеть дома целыми днями, не выходя на улицу? Мне, как наркоману, нужна своя литературная «доза», иначе начинается «ломка». Становлюсь агрессивным.

— Я смотрю, наркотики для вас — обыденная тема, как и для вашего героя Октава.

— Да, завтракаю я обычно кокаином, а потом есть мне уже не хочется, да я ничего и не ем. Думаю, что я войду в учебники литературы как автор «Рассказиков под экстези». Если Берроуз написал о героине, Эмис — о кокаине, кто-то же должен увековечить экстези? Это же абсолютно литературный наркотик, он дает возможность высказаться, как сыворотка правды.

— Вы взялись обличать рекламный бизнес посредством литературы. А телевидение? Не хотелось врага — его же оружием?

— Подумайте, где бы еще, кроме как на страницах книги, удалось выступить со столь массированной антирекламой такого промышленного гиганта, как «Данон»? На телевидении это невозможно, поскольку именно на рекламе держится телеиндустрия, которая никогда не позволит критиковать самую суть рекламы.

— А зачем литературе бороться? Набоков, к примеру, считал, что литература не должна быть связана с социальными проблемами и большими идеями.

— Мне бы хоть часть таланта Набокова!.. Но ведь и он, сам того не ведая — писатели плохо знают свое творчество, — создал социальный портрет Америки в «Лолите»... Раньше я пописывал ни к чему не обязывающие автобиографические опусы, но сейчас думаю, что писатель — борец. Реклама — новая цензура, идеология, и с ней нужно бороться посредством сатиры и юмора. Художник должен восстать против мира торговцев!

— Да, но вы сами стали лейблом, притом популярным.

— Да, я сам являюсь продуктом и продаюсь по сходной цене — приблизительно по 99 франков каждая книга, точнее, по евро. Посчитайте, сколько заработал на ней, если получаю 10 процентов! Гораздо больше, чем в рекламном бизнесе.

— Судя по вашему довольному виду, писатель должен быть буржуазным?

— Как говорил Селин, писатель — это музыкант. Я, конечно, не классический композитор, скорее рок-стар. Со всеми вытекающими последствиями. Современный писатель имеет полное право иметь лимузин и появляться со скандалами в светской хронике, как Мик Джаггер. Ко мне, наркотики и испорченные девушки! Я хочу иметь собственный парк аттракционов, как Майкл Джексон. Даешь Диснейленд для писателей! И в конце концов я тоже хочу спать с детьми!

ВНЕБРАЧНЫЙ СЫН БАЛЬЗАКА

— Вы не слишком пользуетесь традициями французской литературы, и особенно XX века...

— Я понимаю, к чему клоните. Хотя считаю Октава потомком бальзаковского Растиньяка... А вообще сейчас как никогда мы приходим к договору между читателем и писателем: последний распахивает свои объятия читателю и оставляет за собой право совращать, доставлять удовольствие и надоедать. Стоит писать, чтобы вызывать разные эмоции. К примеру, я люблю смешить своих читателей.

— В этом вы видите задачу литературы?

— Писать нужно, чтобы рассказать о собственной жизни, что стало традицией французской литературы (здесь я плетусь в хвосте у Руссо и Пруста), и покритиковать общество, в котором живешь.

— То есть вы верите Генри Миллеру, который говорил, что поэт способен изменить целый мир?

— Посмотрите, как изменился мир после «Капитала»!.. Ладно, не самый лучший пример. Но мир стал другим и после керуаковской книги «На дороге». Иногда достаточно написать пару глупостей. Но я не государственный деятель, и влияние мое другое. Я считаю, что если открою глаза людям на истинное лицо рекламы, этого мирового зла, то цель моя достигнута. В этом смысле слова Фасбиндера для меня являются руководством: если ты не можешь этого изменить, постарайся хотя бы это описать.

ОЗАБОЧЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

— Вы ведете такой же образ жизни, как ваши неугомонные богемные герои?

— Да, я люблю оргии, девушек, развлечения. Когда человек пишет книгу, ему приходится отказываться от собственной жизни во имя вымышленной. К примеру, Флобер или Пруст вели затворнический образ жизни. Я слишком люблю жизнь, у меня мало мужества для монашеской кельи. Вот почему я никогда не стану гением.

Слава приятна, но она коварна. Печальна судьба Сэлинджера, который пережил свою славу и умер забытым. После 65-го года он не давал интервью, его имени не упоминал ни один журнал. Для такого финала я хотел бы запастись внутренней силой. Пока что я даю десяток интервью в день. Приходится быть клоуном.

— Многие у нас называют вас французским Пелевиным.

— Я читал некоторые его вещи. Думаю, что это наиболее значимый российский автор, потому что нужно достаточно мужества, чтобы критиковать свободу, которой раньше не знал. Мне это легко, я вырос в ней и с нею, а Виктор убедительно доказал в стране зарождающегося капитализма, что этот самый капитализм далеко не предел мечтаний. Я, выросший в стране демократической, веду себя как разбалованный ребенок, если вы успели заметить. Я уже поломал все свои игрушки. Но создал и новые.

— Ну а вы лично после разоблачения деятельности концерна «Данон» в романе «99 франков» кушаете ли йогурты?

— Я бы хотел бойкотировать полностью эту компанию, но во Франции ей принадлежат 77 процентов рынка. Поэтому, покупая «Эвиан», может быть, даже не догадываясь, покупаешь тот же самый «Данон». Так что я не согласен умирать от жажды или объявлять голодную забастовку.

— Следующий роман будет посвящен тоже острым проблемам современности?

— Да, я пишу роман о событиях 11 сентября. Думаю, было два мощнейших падения идеологии — коммунистической и капиталистической. 11 сентября знаменует крах второй...

Знаете, как я назвал бы свое литературное поколение? Озабоченным! Мы выросли в традиционных католических и весьма буржуазных семьях. Но после 1968 года все изменилось. И я уже рос в мире без Бога. Плюс к этому мои родители разошлись, когда я был маленьким. Кстати, мама, Кристин де Шатенье, занимается переводом «дамских» романов, в частности Барбары Картленд.

— О, да это у вас наследственное?!

— Но не заразное, уверяю вас.

Саша ДЕНИСОВА