Писатель Василий АКСЕНОВ прощается с Великим и Могучим в надежде на Правдивый и Свободный
ЯЗЫК КУРЯТНИКА
«Я сижу, как бы ужинаю. Приходит Сергей, типа друг: «На нас наезжали. Хотели развести на распил. Мы не прогнулись»
Размышляя о постимперском пространстве, я вспомнил, как часто в прежние времена в бытовом обиходе по отношению к огромной стране употреблялось слово «Союз». Почему-то оно оказалось удобной и свойской заменой официального «эСэСэСэР», не говоря уже о Союзе Советских Социалистических Республик, и в то же время эвфемизмом подразумеваемой «Империи», чем-то сродни американскому THE STATES (Штаты).
«Лучший в Союзе».
«Весь Союз объездил».
«Во всем Союзе хрен найдешь».
Даже эмигранты 80-х годов так называемой «третьей волны» от этого слова не избавились. Кажется, и по сей день оно бытует уже в качестве незамечаемой оговорки.
«У него семья в Союзе осталась».
«Что нового в Союзе?»
Нового словечка в обиходе пока еще не появилось. Ведь не скажешь же: «Во всей Федерации хрен найдешь», хотя «федералы» и бытуют повсеместно, особенно на Кавказе. Аббревиатура «эРэФ» звучит как-то не по-нашему. В сравнении с ней даже «ГэКаЧеПэ» поражает удивительной русскостью. А вот «России» в этом смысле не удалось полностью заменить «Союза», это слово пока что произносится с какой-то официальной неловкостью. Для обихода лучше бы подошла «Русь».
«Лучший на Руси».
«Всю Русь объездил».
«Во всей Руси хрен найдешь».
Тут, впрочем, и спотыкнуться можно ненароком. Ты куда сейчас? В Русь? На Русь?
В контексте постимперского синдрома производит впечатление инфляция местоимения «мы». В период расцвета утопической державы, не вдумываясь в сакральный смысл тотального единства и не имея представления о существовании романа Евг. Замятина «Мы», постоянно мыкали.
«По темпам роста мы опережаем США».
«В области балета мы впереди планеты всей».
«Мы планируем поворот рек».
Мыканье продолжалось даже во времена повального критиканства. Диссиденты советских поколений, атакуя правящий класс, подсознательно еще не подошли к размежеванию.
«Мы катастрофически отстаем по производству сельхозпродуктов».
«Мы не уважаем наших собственных законов».
«По какому праву мы вторглись в Чехословакию?»
«Мы постоянно лжем нашему народу».
В постимперском мире размежевание достигло своих высот. Сейчас, если гражданин говорит «мы», не совсем понятно, кого он имеет в виду: семью, фирму, сословие — ясно только, что не все общество. Не совсем ясно также, кто маячит за словом «они». Ясно только одно: если человек говорит «я», он имеет в виду самого себя, но не свой номер. Наступила пора повсеместного «яканья» Наблюдая жизнь современных русских, я замечаю, что многим стало трудно произнести единую фразу без местоимения «я».
Любопытную трансформацию претерпело довольно известное слово «Кремль». В имперский период оно означало — или предназначалось означать — национальную гордость, святыню, отнюдь не крепость, но архитектурное сокровище. Сейчас «Кремль» является синонимом слова «власть», и если что-то еще может стоять за местоимением «они», то это Кремль.
Когда-то, лет восемнадцать назад, в Штатах (Союз тогда был для меня закрыт) я участвовал в конференции славистов и советологов (кремлинологов). Мое сообщение называлось «Суффиксы и префиксы в контексте идеологической войны». Речь шла о том, как определенные суффиксы и префиксы меняют смысл словесного корня. Вот, например, если к корню сбор- прибавляется суффикс -ищ, получается гадкое слово «сборище», которому в принципе уже не нужны уточняющие прилагательные. «Именно так, господа слависты и кремлинологи, — сказал я аудитории, — напишут в Союзе о нашей конференции: сборище». В этом же духе любимый западными филологами «булгаковизм» может быть трансформирован в «булгаковщину».
С этими частицами, впрочем, случаются и парадоксы. Возьмите препротивнейшее слово «антисоветчина». Уберите негативный префикс анти-. Вроде бы должно получиться что-то более приятное, однако оставшаяся «советчина» звучит еще хуже. Виноват родственник
-ищ — суффикс -чин.
Хорошо бы и сейчас в постимперской России провести анализ изменений суффиксов и префиксов в современном словесном обиходе. Новый «линго», возникший за последние 15 лет, вместе с новой энергетической интонацией отражает психограмму нового общества, а в частности, атмосферу постоянной спешки, убивающей всяческую высокопарность. Вот, например, слово «речовка». Торжественная «речь», снабженная суффиксом -овк, немедленно теряет свой пафос. «Речовка» отражает основное настроение аудитории: «Ну хорошо, а дальше что?»
Все уже привыкли к бесконечно употребляемым и вроде бы бессмысленным междометиям «типа» и «как бы».
«Я сижу, как бы ужинаю».
«Приходит Сергей, типа друг».
На самом деле в этом языке курятника (тип-тип-тип-), равно как и в постоянном кваканьи (как бы, как бы, как бы) содержится смысл постоянной спешки.
«Я сижу и, не вдаваясь в подробности, ужинаю».
«Приходит Сергей, не вдаваясь в подробности, друг».
Подробно можно говорить только о деньгах. Впрочем, и по этому предмету наблюдается замечательный постимперский лаконизм.
«Они на нас наезжали. Хотели развести на распил. Однако мы не прогнулись».
В таком контексте можно смело попрощаться с Великим и Могучим. Остается только надеяться на будущий Правдивый и Свободный.
Василий АКСЕНОВ
На фотографиях:
- НОВЫЕ ЛЮДИ ГОВОРЯТ НА НОВОМ ЯЗЫКЕ
- В материале использованы фотографии: Романа ДЕНИСОВА, Евгения КОНДАКОВА