"Клоуну простят"

Режиссер Иван Дыховичный вместе с актером Николаем Фоменко собрались иронично вести новую программу на телевидении о телевидении

Иван Дыховичный и Николай Фоменко — экстремалы. Первый известен как автогонщик, второй профессионально водит не только автомобиль, но и мотоцикл, с детства катается на горных лыжах и даже имеет права на вождение самолета. Их новая программа тоже в некотором смысле экстремальна, поскольку она — на грани. Они снимают передачу о телевидении, которая это телевидение пародирует.

Первый, пилотный, выпуск программы «Человек из «ящика» записан с Владимиром Познером в качестве гостя. В этом ток-шоу, придуманном «Авторским телевидением», Дыховичный — ведущий, а Фоменко играет роль главного зрителя в студии. «Слава богу, появится программа, которая откроет, как вы тут работаете на телевидении», — говорит зритель Фоменко. В передаче Владимира Познера несколько раз разыгрывают, а заканчивается все импровизированной программой «Времена» (с разговором о сексе), в которую приходит Михаил Швыдкой.

Пока неизвестно, на каком канале в новом сезоне пойдет эта программа. Корреспондент «Огонька» встретилась с режиссером Иваном Дыховичным, который тоже в какой-то степени является «человеком из «ящика».

— Вы в новой программе пытаетесь спародировать телевидение вообще и ток-шоу в частности. Не кажется ли вам, что наше телевидение само по себе пародийно и усугубить что-либо здесь трудно?

— Вы правы. Но мы в этой пилотной программе пока очень нежные. Думаю, что и я, и Коля способны значительно прибавить. Мы оба — хулиганы. И я уверен, что через ироническую форму можно будет многое людям прояснить. Смех прощает все. Злобные выступления по поводу «Аншлага» или еще каких-то программ — бессмысленное занятие. Значительно полезнее живой разговор. А живой разговор — это всегда юмор. В этой программе можно обсудить все что угодно. И клоуну простят.

— Форма программы действительно способствовала тому, чтобы вызвать на откровение Владимира Познера. Вспоминая «Лолиту», зритель Фоменко спросил, мог ли бы Познер влюбиться в 13-летнюю девочку. И Познер ответил: «Да». Я не знаю другой программы, в которой, во-первых, Познеру задали бы такой вопрос, а во-вторых, получили бы на него откровенный ответ...

— Я очень уважаю Владимира Владимировича Познера. Он талантливый, элегантный. Но он достаточно закрытый человек. И меня поразила степень его честности. Это касается и других вопросов. Познера, как, впрочем, и меня, и Колю Фоменко, волнует, что происходит с нами, какую историю мы прожили. Мы сейчас находимся в зоне очень больших опасностей. Мне не хотелось бы закончить свою жизнь так, как я ее начинал, — в стране с тоталитарным режимом.

— Но телевидение сегодня как раз меньше всего способствует тому, чтобы мы в такой стране не закончили. Будет ли у вас возможность с экрана об этом рассуждать?

— Мне кажется, эта неформатная программа в очень изящной и достойной форме, иносказательно, через героев, авторитетных для зрителя, будет доносить до него какие-то истины.

— Почему вы называете программу неформатной?

— Ее такой считают. Я за последние годы сделал разным каналам несколько предложений. Они были отвергнуты со словами: «Очень интересно, но не формат». Я думаю, что формат — это обман. Его придумали для того, чтобы отделаться от программ, которые на каналах не вызывают интереса. Все замечательное, что было сделано на телевидении, начиналось с неформата. А заканчивалось форматом, потому что потом это использовали и тиражировали. Мне очень приятно работать с «Авторским телевидением», которое делает неформатные программы.

— И как они нашли вас с Фоменко?

— Видимо, для такой неформатной передачи нужны были и не совсем форматные люди.

— Вас с Фоменко, кроме этой программы, что-то связывает?

— Коля — близкий мне человек. Он достаточно жесткий и прямой. Но он неравнодушный. Коля занимается автомобилями не только потому, что это ему нравится. Это ведь еще и способ ухода от происходящего сегодня. Если не можешь делать то, что ты хочешь, лучше заниматься хоть сельским хозяйством. Лучше делать что-то другое, чем подыгрывать на этой балалайке.

— Вы в кино делаете только то, что хотите?

— Да, и из-за этого я снимаю очень редко. Долго приходится искать деньги. Государство мне ни разу не дало средства ни на одну картину (только иностранные государства давали). А я все-таки не последний режиссер в этой стране. С одной стороны, горько. Но с другой — мне когда-то Андрей Тарковский сказал: «Когда начнешь им нравиться, тогда наступит конец». То есть пока ничего не дают, все хорошо. Странная позиция, но очень российская.

— Кинофестивали вы игнорируете?

— Я никогда не хожу на них и не участвую в них. Да меня никто и не приглашает. Я не страдаю от этого. Все фильмы я вижу раньше, чем они показываются на фестивалях, потому что я интересующийся человек. Пользы от общения я ни на одном кинофестивале не получал. Ходить, выпивать на халяву и в тусовке участвовать... Не то чтоб я выше этого. Мне неинтересно. Кроме того, я очень не люблю Михалкова. Я этого никогда не скрывал, много раз произносил это вслух. Он об этом знает и сделал все, чтобы я за свои слова отвечал. Я и отвечаю.

— Сейчас что-то снимаете?

— Я написал три сценария. Один с Сорокиным, второй самостоятельно, третий с замечательной сценаристкой Марголиной. Деньги пока найти не можем. Хотя есть несколько достойных богатых людей, которые готовы дать деньги, но на другой проект — что-то вроде «Копейки-2». Мне очень дорог фильм «Копейка», но все мои картины разные. Мне неинтересно два раза делать одно и то же.

— Вы однажды пытались выступить с законопроектом, предусматривающим 30-процентный налог на прокат американских фильмов в кинотеатрах...

— Я даже потратил достаточно много денег на то, чтобы юристы подготовили этот законопроект. Во всех странах такой налог существует. А в нашей, которая нечеловеческими пошлинами обкладывает все ввозимые товары, эта сторона духовной жизни почему-то отдана криминалу. Кинотеатры в руках самых страшных людей. Они никогда не пустят никакую русскую картину. Она им просто не нужна. А тем, кто кричит постоянно, что он русский, совершенно наплевать, потому что они-то лично все имеют. Я подготовил этот закон, но его даже никто не прочел.

— Не считаете ли вы, что нужен какой-нибудь закон, который регламентировал бы и телевидение?

— Когда я говорю о 30-процентном налоге, это означает: вы не обязаны показывать русское кино, но за американское вы будете платить больше. Как только мы введем ограничения на телевидении, которое меня во многом категорически не устраивает, мы получим еще более худшее телевидение. Это как с начальством. Когда очень не хочешь, чтобы тобой руководил какой-то начальник, и добиваешься, чтобы этого человека убрали, на его место тут же назначают такого мерзавца, от которого вообще дышать невозможно, и ты думаешь: «Господи, что мы наделали?!» Цензуру вводить нельзя. Еще и потому, что внутреннюю культуру, которая должна быть в людях, не введешь законодательно. Кто станет менять костюмчик на ведущей? Это будет еще бо'льшая дура, чем та, которая так оделась.

— Почему вы редко делаете что-то для телевидения? По-моему, со времен ТВС и сериала «Деньги» вы ни в чем не участвовали.

— Я не ощущаю себя слитым с сегодняшним телевидением. За последнее время я делал еще только передачу «Ностальгия» на ТВЦ. Я чувствую программы, которые исчезают, в которых еще можно что-то произнести. Меня попросили провести «Ностальгию», потому что я совершенно не ностальгирующий человек. Но я очень хорошо помню прошлое, мне жалко, что забыты какие-то детали жизни. Государство не заботится о том, чтобы сохранить память. Еще вчера стояло какое-то здание, сегодня его уже нет. Машину, которая выпускалась недавно, не отыщешь. А я эти детали прошлого очень люблю (что видно по фильму «Копейка») и пытаюсь их сохранить. Мне кажется, это мне зачтется.

— Но «Копейку» телевидение не показывает...

— Фильм не купил ни один канал, кроме ТВС, который один раз успел показать его перед закрытием. Говорили: это неприлично, непристойно. После того, что они делают на телевидении, моя картина — самая пристойная. Они не дают петь Шнуру, потому что звучат матерные слова. Но у Шнура — ирония, сатирический голос. А они выпускают этих пошлейших певиц, орущих про пусеньки-мусеньки. Я чувствую, что в стране много людей (хоть это 3 — 4 процента, но это очень много, и больше не бывает), которые достойны жить лучше. Даже не материально, а морально. И они в этом нуждаются. Я прожил с этими людьми жизнь, я делал кино, я играл в театре, в который ходил замечательный зритель, и не надо обманывать меня, что этим людям нужны «Аншлаги». Не то чтобы я на старости лет решил иметь какую-то моральную ответственность. Я ее всегда имел. Мне кажется, что эти люди очень изголодались по другому телевизионному продукту.

Юлия ЛАРИНА