СТИЛЬ УИНСТОН ОТ МАЛЬБОРО

Есть люди, которые сложили нынешний характер человечества. Есть стиль и образ жизни «знаковых людей», которым подражали поколения. В ноябре этого года исполняется 130 лет со дня рождения величайшего консерватора XX века, гуру всех консерваторов

СТИЛЬ УИНСТОН ОТ МАЛЬБОРО

Уинстон Черчилль — недоносок. Просто мама его на седьмом месяце беременности отправилась на охоту в родовой замок Мальборо, никак нельзя было пропустить, вы понимаете, лошади ее растрясли, и ночью в раздевалке, среди шуб и горжеток, она родила ребеночка. Младенец вышел хотя и скороспелый, но весьма энергичный. Он так орал, что шокированная герцогиня Мальборо, бабушка, заметила: «Я сама произвела на свет немало детей, и все они имели прекрасные голосовые данные. Но такого ужасающего крика, как у этого новорожденного, я не слышала никогда». Он явился на свет хилым, но с большими претензиями.

Ребеночек очень любил свою маму Дженет. «Она была для меня вечерней звездой... сказочная принцесса, далекая и недоступная. Я горячо любил ее, но издали». Как заметил один из знакомых дома Мальборо: «Она принадлежала к тому типу женщин, для которых иметь меньше сорока пар туфель означает жить в нищете». Кроме туфель она очень любила физкультуру. Например, увлекалась бегом наперегонки с сестрой по лужайкам вокруг замка, к изумлению слуг, поскольку леди мчались в одних ночных рубашках.

Вспоминая отца в мемуарах, Черчилль смог припомнить лишь три доверительных разговора с батюшкой. «И замените в ваших письмах слово «папа» на слово «отец», — заметил ему папа Рэндолф, отвечая на письмо из школы-интерната, в котором семилетний сын сообщал, что к нему здесь плохо относятся еще и из-за отсутствия денег. «Пришлите мне немножко, — просит папу маленький лорд. — Десяти шиллингов будет достаточно, потому что мне хочется внести сколько-то в фонд часовни». Десять шиллингов — это пятьдесят пенсов или полфунта стерлингов.

Уинстон Черчилль не хотел жить в школе Сент-Джордж. Его вполне устраивала жизнь дома, тем более что там оставался человек, который его любил, — няня миссис Эверест. Она была дама одинокая, и, кроме этого рыженького мальчишки, у нее не было никого, чтоб любить. Вот она и писала ему в интернат: «Бедный мой милый ягненочек! Как мне хочется тебя обнять. Я люблю тебя больше всех на свете». А ягненочек все писал своей маме: «Дорогая мамочка, откликнись на мое письмо. Я так несчастен. Даже сейчас плачу. По крайней мере позволь мне верить, что любишь меня. Я не знаю, что делать. Не сердись». Он рано расстался с иллюзиями.

Маленький недоносок Черчилль был в интернате хуже всех: «Мое проклятие — это хилое тело. Я едва могу выдержать целый день». Вот он и нарушал распорядок, за что в школе Сент-Джордж пороли. Пятнадцать розог по голой заднице. Порол лично директор, очень любил это дело, бил в кровь. Как вспоминали потом пострадавшие, особенно директора «сексуально возбуждали рыжие мальчики»...

С голодухи маленький лорд стащил из кладовки пакет с сахаром. Ну тут уж ему влепили. Директор стонал от счастья. Но лорд ему классно отомстил. На экзамене по латыни, кроме собственного имени и нескольких клякс, он не оставил на листе бумаги ничего. «Никому не удалось заставить меня написать латинские стихи или выучить что-нибудь по-гречески, кроме алфавита», — небрежно бросил он однокашникам и отправился читать свое любимое литературное произведение «Копи царя Соломона». Он прочел его около двадцати раз, потому что был уверен: это не выдумка, где-то эти копи есть, нужно только понять книгу и расшифровать дорогу.

Хилого лорда однокашники тоже били с удовольствием. Но их он тоже сумел высокомерно поставить на место. В родительский день, когда ко всем являлись родители и воспитанники скакали вокруг, как собачки, а к Черчиллю приезжала серенько одетая няня, он не только не прятался, он царственно водил ее вокруг школы и целовал на прощание, чтоб видели все. Он научился превращать унижение в победу.

Итак!

Десятилетним мальчишкой на спор он прыгнул с моста на дерево, сорвался и упал с десятиметровой высоты. Он повредил себе руку и разорвал почку. Рука на всю жизнь осталась малоподвижной. Тем не менее когда в семнадцать лет настало время выбирать профессию, он поступил туда, куда врачами было противопоказано, — в Военную кавалерийскую школу, где для фехтования нужна была абсолютно здоровая рука. И он стал лучшим фехтовальщиком и стрелком, побеждал на скачках и постоянно играл в поло. Участвуя в военных действиях (а он воевал на Кубе, в Индии, Судане), он придумал новый способ боя для кавалеристов: вместо сабельных ударов расстреливал противников из револьвера, как ковбои в кино.

Во время Англо-бурской войны мальчишка Черчилль попал в плен, его предложили отпустить за выкуп, он посчитал это оскорбительным и бежал, прошел несколько дней по иссушенной саванне, по идее, должен был умереть. Но Божий перст указал на него, и изможденного его подобрал случайно оказавшийся рядом английский фермер, спрятал от буров, не выдал, хотя за голову Черчилля была обещана награда, подлечил и отправил к своим.

В одной из своих книг он сформулировал сделанное им в детстве открытие: «...у прославленных людей часто было несчастливое детство. Суровый гнет обстоятельств, периоды бедствий, уколы презрения и насмешки, испытанные в ранние годы, необходимы, чтобы пробудить беспощадную целеустремленность и цепкую сообразительность, без которой редко удаются великие свершения».

Он вернулся в Англию героем, полез в политику. Первое его публичное выступление случилось на улице, где он перед собравшейся толпою произнес пламенную речь в защиту прав проституток. Был скандал, все газеты обсуждали поступок наследника дома Мальборо.

Его заметили. И он попал в парламент. В 26 лет. Потом в правительство. Началась ломаная линия его взлетов и падений. Он был министром торговли, министром колоний, министром внутренних дел, лордом Адмиралтейства (военным министром). Почти каждый его взлет заканчивался падением. Но каждый раз он вставал и снова взлетал. Сумасшедшая энергетика. Правда, для молодого человека естественная.

Впрочем, взрослея, он не изменился. В войне 1914 года он участвовал сначала в качестве министра вооружений и настаивал на строительстве гусеничных машин, прообразов танков, но идеи его всегда опережали время, он в очередной раз оказался не у дел и отправился воевать командиром батальона, подполковником.

Он лез под пули, ходил с сигарой во рту перед линией окопов под выстрелами неприятеля, его батальон стал одним из лучших, потому что обожал своего сумасшедшего подполковника и выполнял невыполнимые задания. Потом Черчилль снова вернулся в правительство, настаивал на милосердном отношении к Германии, опасаясь, что иначе она заинтересуется революцией, не получил поддержки и снова был сброшен вниз.

Во время Гражданской войны в России Черчилль оказался самым яростным борцом с большевиками, настаивал не на свертывании, а на усилении интервенции в страну рабочих и крестьян. У интервенции в Англии не было сторонников, ее тут язвительно называли «личной войной Черчилля», он же считал, что большевиков необходимо уничтожать всем миром. Но всем было на Россию наплевать. Черчилль снова потерпел политическое фиаско. «Судьба обошлась с Россией безжалостно, — заметил он. — Ее корабль затонул, когда до гавани оставалось не более полумили».

После войны он стал министром финансов («Золотым канцлером», как его называли, поскольку обогатил страну и спас ее от депрессии). До Второй мировой занимал второстепенные должности и проводил время в своем поместье, написав огромное количество художественных и исторических книг и серьезно занимаясь живописью и ландшафтным дизайном. Когда настала пора в очередной раз «спасать нацию», именно Черчилль был востребован и стал премьер-министром.

Далее началось его абсолютное владычество в Англии и умах людей, всеобщее признание в мире. Уже все, что он ни делал, считалось замечательным и великим. Торжество его стиля.

Сложилась и главная тема жизни Черчилля — сражение человека с судьбой.

Долгое время судьба не была к нему благосклонна, она делала все, чтобы его уничтожить. И однажды он открыл секрет: рок отступает перед яростной атакой. Потому и выбрал единственный способ, чтобы уцелеть: сам атаковал судьбу. Везде, где только было можно бросить ей вызов. Он вцеплялся в нее, как английский бульдог (он и чувствовал себя бульдогом, отсюда оттопыренная нижняя губа), и — удивительное дело — судьба всякий раз сдавалась, оставляла его в живых и позволяла стать победителем. Она его начала бояться, она не хотела с ним связываться. Уже он ее преследовал, не давая передышки. Черчилль и те, кто делал жизнь с него, и привнесли в характер человечества ХХ века вот это рациональное атакующее начало.

Владимир БОРИСОВ