На этой неделе Дума рассмотрит бюджет-2005 в заключительном, четвертом, чтении. В третьем чтении за законопроект проголосовали 339 депутатов при необходимом минимуме в 226 голосов, против — пятеро
ПЛАТИТЬ ИЛИ РАСПЛАЧИВАТЬСЯ
В экономике, как и в футболе, разбираются все. Неспециалисты вряд ли вмешаются в работу оперирующего хирурга или даже стоматолога, но любой гражданин России может дать ряд советов министру финансов. Трудно найти россиянина, который не знает, что такое «инфляция», «дефицит бюджета» и даже «стабилизационный фонд». Впрочем, государственный бюджет действительно немногим отличается от семейного. Тем более удивительно, что в общественном обсуждении макроэкономической политики время от времени возникают идеи, которые любой рачительный хозяин отмел бы с негодованием, если бы дело касалось его собственного кошелька. Именно к таким идеям и относятся предложения по расходованию средств стабилизационного фонда на текущие нужды бюджета.
Если мы выигрываем в лотерею, то не тратим весь выигрыш сразу — ясно, что в будущем наш доход будет скорее всего ниже. Поэтому мы откладываем часть выигрыша на будущее и начинаем с того, что погашаем долги — в первую очередь краткосрочные, а также долги по потребительским или ипотечным кредитам, взятым под высокий процент. Именно такую идею, основанную на вполне обывательском здравом смысле, и отстаивает Министерство финансов, пытаясь защитить принцип сбережения части доходов «на черный день» в стабилизационном фонде в периоды высоких цен на нефть и использования их для опережающей выплаты внешнего долга.
Оппоненты Министерства финансов, предлагающие потратить сверхдоходы немедленно, делятся на две категории. Одни (называющие себя «кейнсианцами») считают заботу о макроэкономической стабильности «монетаристским догматизмом» и полагают, что госбюджет может позволить себе тратить больше, чем зарабатывает. Поэтому, если цены на нефть и упадут, в возникшем дефиците бюджета ничего страшного не будет. Вторая группа — «проектные финансисты» — боятся будущего дефицита бюджета, но предлагают бороться с ним при помощи вложения сверхдоходов бюджета в инвестиционные проекты. Когда цены на нефть упадут, отдача от этих проектов как раз и позволит избежать дефицита бюджета.
Интересно, что первый аргумент не имеет никакого отношения и к самой кейнсианской теории, которая говорит о том, что в периоды бума бюджет надо сводить с профицитом с тем, чтобы позволить себе дефицит в периоды спада. Широкое распространение этого аргумента скорее показывает, как быстро стерлось из памяти совсем недавнее прошлое. Опыт макроэкономической политики России 1990-х гг. убедительно доказывает, как дорого обходится дефицит бюджета экономике. Мы пытались покрывать дефицит за счет денежной эмиссии. Возникшая инфляция полностью уничтожила стимулы к инвестициям. Затем мы прекратили печатать деньги и стали покрывать дефицит за счет ГКО. Это привело к резкому увеличению процентной ставки, так что все свободные средства ушли из реального сектора на рынок ГКО. Предприятия не могли себе позволить инвестиции не только в основные, но и в оборотные фонды. Приходилось занимать и на внешнем рынке, что привело к увеличению долгового бремени, низким рейтингам, высоким ставкам процента и в конце концов — дефолту. В последние несколько лет бюджет был профицитным, что позволило обратить вспять эти процессы: получить инвестиционный рейтинг, резко снизить и удешевить долговое бремя.
Интересно, что и второй аргумент лишь отдаленно связан с проектным подходом. Действительно, любой управляющий инвестициями сравнивает доходность от проекта с издержками на привлечение финансирования. Приятно убедить себя, что сверхдоходы бюджета — это наличные и финансирование проектов ничего не стоит. Но это совсем не так — ведь эти наличные можно использовать для погашения долгов, по которым Россия платит до 7% годовых. Вполне возможно, что предлагаемые инфраструктурные проекты принесут огромные выгоды и их все равно стоит осуществлять. Но нельзя принимать решение об их финансировании, исходя из того, что у нас сейчас есть много бесплатных долларов, которые некуда девать; кроме того, ничто не мешает профинансировать их и в период низких цен на нефть (заняв недостающие средства на внешнем рынке).
Консервативная макроэкономическая политика приносит каждому из нас еще две выгоды. Во-первых, именно ей мы обязаны присвоением России инвестиционного рейтинга. Это, в свою очередь, означает более дешевые заемные средства для российских компаний и, следовательно, рост инвестиций в частном секторе. Во-вторых, вывод долларов из экономики в стабфонд или в счет погашения долгов позволяет эффективно бороться с «голландской болезнью», то есть противодействовать реальному укреплению рубля без разгона инфляции.
В нашей экономике — как всегда — много проблем, но макроэкономическая политика наконец-то не противоречит ни экономической теории, ни здравому смыслу. Дать себя убедить в обратном было бы непростительной ошибкой.
Сергей ГУРИЕВ
ректор Российской экономической школы