Эффективная борьба с терроризмом начинается со штрафов за брошенный окурок, полагает писатель-мент
В Воронеже снова взорвали автобусную остановку — пятую за год. Власти признали случай терактом, но не могут найти исполнителя и заказчика. Борьба с террором в России пока успешна только в телесериалах и книгах. А один из главных «победителей» — писатель Данил Корецкий. «Огонек» отправился к нему за рецептами нейтрализации террора и преступности.
После очередного взрыва в Воронеже многие заговорили о том, что все эти взрывы на автобусных остановках (их уже пять) — дело рук одного человека, налицо «почерк». Как вы думаете, это одна группа или просто сходные приемы?
![](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2005/4885/06-28-30/index/06-28-2s.jpg)
Надо прочесть материалы уголовного дела. Если внешняя сторона преступлений (место, время, способ, использованные для взрывного устройства составные части, способы маскировки и т.д.) совпадает, можно выдвигать версию, что они совершены одним человеком (одними людьми). Чем больше совпадающих элементов, тем выше такая вероятность.
Тут многое совпадает: способ маскировки — всегда урна, время — всегда около часа пик, «начинка» — всегда гайки.
Час пик объясним: максимум возможных жертв. Способ маскировки тоже довольно стандартен. Говорить об одном исполнителе имело бы смысл, если бы два взрывных устройства были завернуты в части одного мешка либо их провода отрезаны от одного мотка. По Воронежу таких данных нет.
Обычно взрыв на остановке предшествует более крупному теракту (с разницей в два-три дня) или захвату оружия. Не может ли он быть сигналом или отвлекающим маневром?
Вы имеете в виду, что в Москве этот взрыв предшествовал Беслану? Странный отвлекающий маневр: где Москва, а где Беслан.
Но не исключен ведь и психологический эффект: теракты как бы идут по нарастающей. Так было в августе прошлого года в Москве: взрыв на «Рижской» — взрыв на остановке — гибель двух самолетов — Беслан. Возникает ощущение нарастающей, лавинообразной катастрофы.
Есть и обратный эффект — своеобразное поглощение. Больший теракт заставляет забывать о меньшем, и гибель двух самолетов оказалась практически заслонена бесланской трагедией, к которой три дня было приковано внимание всей страны. Так что не думаю, что этот расчет — если бы он был в действительности — оказался эффективен. А никакая связь между большими и малыми терактами статистикой не подтверждается. Закономерности ищут журналисты, они вообще стали большими конспирологами. Иное дело, что террористы явно предпочитают планировать несколько терактов одновременно: так и реагировать труднее, и действительно возникает ощущение «обложенности», окружения.
Как вы полагаете, российский террор — это все-таки точечная деятельность нескольких групп или все координируется из единого мозгового центра?
![Пассажирский Ту-154 террористы взорвали в 140 км от родного города писателя Корецкого — Ростова-на-Дону. Август 2004 года](https://iy.kommersant.ru/Issues.photo/OGONIOK/archive/common/archive/2005/4885/06-28-30/index/06-28-1s.jpg)
Тут давайте посмотрим цифры. В 1999 году в России совершено 20 террористических актов, в 2003-м — уже 561, причем 94% зарегистрированы в Южном федеральном округе. В Чеченской Республике в 2003 году зарегистрировано 492 факта терроризма, то есть почти 88% от всех преступлений этой категории. Поэтому ответ очевиден: стратегия террора определяется одним центром, а тактические решения проводят в жизнь различные группы. Конечно, ликвидация мозгового центра сократила бы число терактов в разы.
А почему до сих пор не удается перерезать каналы, по которым террористы получают взрывчатку? И каковы ее основные источники?
Источники получения оружия, боеприпасов и взрывчатки — это касается и террористов, и криминальных группировок — известны: в подавляющем большинстве случаев это армейские склады. На протяжении десятков лет в Чечню поступают автоматы, мины, гранатометы, гранаты, пулеметы отечественного производства, миллионы патронов. Если это не результат предательства, то я не знаю, что это такое. Тогда понятно, почему нет уголовных дел по этим фактам.
Только что официально сообщено, что в Чечне обнаружена и уничтожена огромная группировка со своим тренировочным лагерем и количеством взрывчатки, достаточным как минимум для двадцати терактов. Ни взрывчатки, ни боевиков никто не показал, не опубликовали и фотографии. Это пиар силовиков или, на ваш взгляд, реальная операция?
Не знаю, я там не был. Но как раз если бы это была пиаровская акция, все, что нужно, показали бы. Это несложно.
Как вы думаете, участвует ли чеченская диаспора в Москве и других крупных городах в финансировании терактов и создании легального прикрытия для террористов?
Если отчисления «в общак» — обычная практика для российских бизнесменов, то почему надо предполагать иное для бизнесменов чеченских, связанных с родиной еще более крепкими узами? В этом смысле и превентивная работа с чеченской диаспорой могла бы быть эффективна... если бы нашлись люди, желающие реально победить терроризм. Но ведь модное сейчас словосочетание «борьба с терроризмом» — не больше чем публицистическая абстракция. Ибо терроризм при всей своей опасности — только элемент сложной системы преступности. Бороться с одним из элементов системы так же невозможно, как и лечить сифилис 4-й степени. Надо начинать с санитарно-гигиенических мероприятий. Если в обществе штрафуют за брошенный на асфальт окурок и арестовывают на 15 суток за нецензурную брань, то тротиловая шашка не может попасть в криминальный оборот.
Так не бывает.
Когда-то так и было. А если средний срок наказания за убийство составляет 8,5 года, если уголовную ответственность за хулиганство практически отменяют, если совершить преступление легко, а попасть за него в тюрьму трудно, если на права потерпевших и честных граждан плюют, а права преступников и наркоманов абсолютизируют, то мы имеем то, что имеем.
Личность террориста — это ведь не какая-то особенная сверхчеловеческая психология. Это личность преступника, плюс оружие, плюс идея. Стало быть, борьба тут нужна трехкомпонентная: надо противодействовать формированию личности преступника, незаконному обороту оружия и распространению экстремистских идей. А у нас в последние годы либерализируется уголовное законодательство, смягчается судебная практика (имею в виду прежде всего наказание за реальные уголовные преступления против личности), устранена уголовная ответственность за ношение любого гладкоствольного огнестрельного, газового, холодного, метательного оружия! Эффективная борьба с экстремизмом отсутствует. Это похоже на борьбу с терроризмом?
Необходимо учитывать, что новые формы терроризма требуют и новых методов борьбы с ними. В частности, назрела пора по-новому использовать предусмотренный Уголовным кодексом институт крайней необходимости. А можно вспомнить и эффективные методы генерала Ермолова. Он, в частности, хоронил шахидов в свиных шкурах, закрывая им дорогу в мусульманский рай. Такая мера относится к организационно-практическим и вообще не требует правовой регламентации.
Верите ли вы в раскаяние Заремы Мужахоевой и считаете ли Зару Муртазалиеву реально причастной к терактам? В чем, на ваш взгляд, корни этого сугубо российского (чеченского) феномена — женщины-шахидки?
Практика показывает, что чаще раскаяние носит конъюнктурный характер. А чтобы говорить, кто к чему причастен, надо читать материалы дела. Женщины-шахидки — это восточный феномен, не только чеченский. С одной стороны, они подвергаются всевозможным ограничениям, зачастую считаются «нечистыми», с другой — у них появляется возможность смыть все грехи и оказаться в раю. Это идеологическая основа. А есть еще прессинг, да еще социальные ожидания со стороны ближайшего окружения.
Но помилование Мужахоевой могло бы иметь огромный воспитательный эффект.
Нет. Вы забываете, что люди, ставящие на силовые и попросту криминальные методы разрешения конфликтов (а терроризм и есть крайняя степень насилия), понимают именно язык силы, а милость расценивают как слабость. Думаю, приговор Мужахоевой, который вынесли присяжные, тоже имел огромный воспитательный эффект. А любые попытки договариваться, миловать, снисходить рассматриваются как капитуляция. Дискутируется вопрос: надо ли выполнять требования террористов? Надо ли власти идти на переговоры, лично приезжать по их «вызовам»? Надо понимать, что заложников это, скорее всего, не спасет, а поглумиться и покуражиться позволит. Я не верю, что уступки террористам способны решить проблему. И практика Израиля, Турции, США подтверждает мою правоту.
Настаиваю на том, что разговаривать с террористом должен самый низовой сотрудник милиции. Участковый милиционер, оперуполномоченный, в самом крайнем случае — глава районного ОВД. Тот, от кого не зависит ни предоставление самолета, ни выдача миллионного выкупа. Любое высшее должностное лицо, появляющееся по вызову террориста, повышает его представление о своей личной значимости. А именно это завышенное представление и служит очень часто топливом для его решимости. Если его никто не принял всерьез и не признал равным, это заставляет очень быстро пересмотреть уровень требований...
Как вы относитесь к спекуляциям на том, что ФСБ якобы причастна к взрывам в Москве, а возможно, и в Дагестане? Если вы посмотрите на ситуацию как следователь, эта версия хоть насколько-то реальна?
Это полный бред, с какой стороны ни возьми. Такая же паранойя, как утверждения, что американцы сами взорвали свои небоскребы и Пентагон. Даже если отбросить моральные аспекты этого дела и допустить, что в наших и их органах работают чудовища, бессердечные монстры, то каждому ясно: совершать чудовищное преступление для призрачной цели «развязывания рук» нет никакой необходимости. Когда надо, руки и так развязываются, и история это много раз подтверждала. К тому же в наше время любой руководитель воздерживается от резких решений даже в рамках закона, а подчиненные избегают их исполнять, стараясь спустить на тормозах. Сейчас некому отдать столь людоедский преступный приказ и некому его исполнить. Короче, это спекуляции душевнобольных.
За январь в Дагестане накрыли уже две крупные террористические группировки, которые и были уничтожены фактически вместе с домами, в которых они скрывались. Как вы оцениваете эти операции?
Раз накрыли и уничтожили — значит, сработали успешно.
Вы верите в идейность террористов?
Детально этим вопросом не занимался, но полагаю, что главным стимулом являются все же деньги.
Тогда почему огромная часть российской интеллигенции считает чеченских террористов идейными борцами, а не просто убийцами?
Не надо преувеличивать эту часть. Такую позицию занимают люди, враждебно настроенные к власти и поддерживающие любого, кто этой власти противостоит. По опасному принципу: «Враг моего врага — мой друг». Вот и оказываются они в друзьях у террористов, убийц, насильников. Очень сомнительная компания. Ведь существует не менее известная поговорка: «Скажи мне, кто твой друг...»
Верите ли вы, что террор, как часто пишут нынче, «не имеет национальности», а потому Чечня, в частности, не может и не должна за него отвечать?
Национальность — важнейшая характеристика любой личности. В том числе и личности преступника. Характеристика психологическая, нравственная, ни один следователь не может абстрагироваться от нее — как же это «террор не имеет национальности»?! Почему федералы, обвиняемые в нарушении прав человека, имеют национальность, и вполне конкретную, — русские, а террористы не имеют? Я все-таки за равенство.
Прекратится ли террор на российской территории, если Чечня получит полную независимость?
Нет, конечно. Террор прекратится тогда, когда в Чечне будет наведен порядок. Исторические примеры этому имеются. Генерал Ермолов, думаю, еще жестче ответил бы на ваши вопросы.
Дмитрий БЫКОВ