«Князь, вы душка!», «Государь вас жалует», «Нынче же стреляться!..» - регулярно доносятся странные, неестественные крики из наших телевизоров. На российском телевидении воцарилась новая мода - сериалы на материале ХIХ века
В моду стремительно входят ретросериалы - любовно-детективные истории на материале XIX века. Только в этом сезоне их три - «Счастье ты мое», «Сатисфакция» (на выходе) и «Адъютанты любви» (снимаются первые 60 серий из задуманных 120). Золотой век русской культуры казался благодатнейшей средой для сериалов и мог, кажется, облагородить их… но случилось ровно наоборот. Нужно долго, очень долго читать Толстого или хоть Писемского, чтобы убедиться: в нашем прошлом орудовали не только Марины Александровы или Александры Домогаровы, не только глупые короли и гениальные сыщики, но и живые люди с адекватными представлениями о добре и зле.
Первым золотую жилу нанюхал… нет, не Акунин, а постановщик «Петербургских тайн» Леонид Пчелкин. «Тайны» - экранизация бездарнейших «Петербургских трущоб» Всеволода Крестовского - оказались ко времени, потому что Крестовский ведь и сам был не ахти какой аристократ. Жизнь высшего общества он знал понаслышке и писал о ней с той смесью презрения и зависти, которая отличала и советских постановщиков. Аристократы у него - сплошь прожженные циники и лицемеры, а в лучшем случае бретеры да пьяницы. Эти мечты о красивой жизни в исполнении плебея имели большой, заслуженный успех - как в романном, так и в телевизионном варианте. Вельтмановские «Приключения, почерпнутые из моря житейского» вышли под названием «Саломея»; этот сериал был не так успешен, поскольку в нем меньше зубодробительных страстей. Так выявилась главная особенность русского ретросериала, его фундаментальное противоречие, столь привлекательное для отечественного зрителя: жизнь должна быть ужасно, ужасно красива, и манеры изысканные (в современном понимании, конечно), и прононс в нос, как в лучших домах Парижска, - но в душе все обязаны быть кровавыми мерзавцами, неисправимыми циниками. Знаем мы эту аристократию и этих олигархов! Все состояния нажиты самым бесчестным путем! И, конечно, среди позолоченного гадюшника должна потерянно бродить наша рабыня Изаура, честная, но бедная, вознаграждаемая в конце концов любовью старого аристократа и бесконечной преданностью его многочисленных крепостных.
Зависть и восхищение - два чувства, владеющие холопом, ворвавшимся в барскую усадьбу. Где-то к 60-м образуется синтез этих двух традиций, и обозначен он не столько фильмом Эльдара Рязанова «Гусарская баллада», сколько циклом анекдотов о поручике Ржевском. Вот так мы с тех пор и воспринимаем родную аристократию: «Я был в моем обычном утреннем костюме, господа: кондом, пенсне и тапки». Аристократизм, замешенный на брутальности; внешний лоск при внутреннем неискоренимом хамстве; европейские моды при азиатских обычаях…
Первым манифестом новорусской ностальгии по XIX веку сделалась «Бедная Настя». Недавно Юлия Ларина в «Огоньке» писала о том, что китайцы от «Насти» в восторге - но им и бог велел, они о русской культуре имеют представление самое приблизительное. Их восхищает «убогая роскошь наряда», как называл это Некрасов; они верят, что русские красавицы такими именно и были, как Елена Корикова… Оказалось, что современные россияне знают о своей культуре примерно столько же, сколько китайцы, если не меньше. То есть готовы принимать «Настю» как экологически чистый продукт. Дальнейшее не заставило себя ждать - хлынули клоны. На материале русского модерна («Гибель империи»), кануна Первой мировой («Счастье ты мое»), 30-х годов (восьмисерийная «Сатисфакция», которую мы увидим совсем скоро). Суперпроект «Адъютанты любви» увенчивает эту чудовищную пирамиду: в «Адъютантах» (называвшихся поначалу «За веру и Отечество!») планируется 120 серий. Снимают их на «Мосфильме» три бригады, актеры не спят сутками и теряют сознание на озвучании. Действие происходит в начале XIX века, в центре повествования - судьба молодого аристократа, желающего служить Отечеству на ниве дипломатии (Павла I сыграл Авангард Леонтьев). Хорошо еще, что аристократов не трое и что они не из навигацкой школы. Едины па-а-арус и душа, царь и Отечество едины! Опять же и патриотично, куда ж без этого; в последнее время модно подпустить в сериал мотив военной чести, офицерской доблести. Честь выражается в том, что все оглушительно щелкают каблуками. Честь имею! Честь имею! Пардон, ангаже вотр дам! Господа гусары пьют стоя (падает носом в салат). Па-ру-чик, я вас вызываю! Офицеры, малчать! Я же говорю, Ржевский forever.
Некий рекорд в этом смысле ставит, конечно, «Счастье ты мое» - беспрецедентный провал, доказывающий, что время творит чудеса и с одареннейшими людьми. Ставит Леонид Эйдлин («Эта женщина в окне»), в главной роли Николай Караченцов (лучшие роли впишите по своему выбору), сценарий Вадима Зобина («Петербургские тайны») адаптировал и усовершенствовал Александр Адабашьян (понятно, да?). То, что они коллективно произвели, зрители на форумах уже назвали «Горе ты мое», и не без оснований. Звездой сериала стала Марина Александрова, уже в «Азазеле» упомянутого Адабашьяна доказавшая полную свою кукольность, а затем подтвердившая эту репутацию в «Насте», где без нее тоже не обошлось.
Александрова - символ нового русского ретросериала, его прима и фирменный знак. Сыграв Валентину Серову в сериале Юрия Кары, она все свои наработки без малейших изменений перенесла на роль молодой певицы Полины Гайворонской, за которую поет Любовь Казарновская. В фильме много проходов по анфиладам, проездов на лошадях и реплик с прононсом. Обязательно действует государь император (без него и в советских фильмах не обходилось: император лично вмешивается в мельчайшие личные дела подданных - оттого, видать, и Россия погибла!). Старый князь, разведчик, вояка, служака, рубака, фанатично влюбленный в царя и Отечество, посещает Вену и знакомится там с 20-летней певицей Полиною. Пучина страсти поглотила обоих в один момент. Караченцов - сильный актер, возрастные роли ему внове, он до последнего времени играл бретеров без возраста - трудно ему, это видно; главное же - видна титаническая борьба профессионала с разлезающимся, мелодраматическим, мыльно-оперным материалом, оскорбительным для столь великой и трагической эпохи, как закат русского Серебряного века. Марина Александрова владеет ровно одним актерским приемом - мастерски пучит глаза. Тут же и влюбленный в нее аристократ-дегенерат, рабски зависящий от смертельно больной маменьки; маменька передвигается в кресле на колесиках (сериал снимали в Горках - не иначе призрак Ленина пробрался в картину) и выражается отчего-то в стилистике госпожи Простаковой: «Нынче же быть сговору!»
Вообще представления об аристократах самые утонченные: бесчисленные «ах», фамильярное «князь», а на лексическом уровне - «нынче» и «теперь» вместо «сейчас» («нынче» - вообще чемпион по употребительности в ретросериалах). «Государь вас просит» и «государь вас жалует», «обещали всенепременно быть-с», «откушайте» - все в рамках антуража, которым обходились американские режиссеры 30-х, экранизируя русскую классику. Икру, правда, ложками не едят: но, думается, исключительно потому, что не позволяет бюджет. Жуть берет, как подумаешь, что Адабашьян и в «Азазеле» умудрился абсолютно не схватить дух времени, ограничившись все той же небрежной стилизацией: один щелкает каблуками, другой плетет интриги - вот тебе и все противостояние офицера и злодея, чести и бесчестья.
В «Сатисфакции», судя по анонсам, без первых лиц государства тоже не обойдется. Причем Бенкендорфа сыграл Виктор Сухоруков, уже засветившийся в образе Павла. Разумеется, герои - тоже молодые офицеры; артисты кочуют из фильма в фильм - главную роль сыграет Дмитрий Марьямов, а Николая нашего Палкина, держите меня семеро, исполнит Марат Башаров. Не хочу ругать не вышедшую покуда картину, однако позволю себе удивиться этой тенденции - непременному появлению Николая и Бенкендорфа в любой частной истории о конфликте в дворянской среде. Это началось, конечно, с «Насти» и отражает потрясающую бедность наших представлений о той эпохе. Кого из ее персонажей мы знаем? Знаем, что были в стране военные, помещики, пузатые купцы, крепостные актеры, Пушкин, царь и Бенкендорф.
Отличительный признак ретросериалов - маркирование каждого типажа одной узнаваемой чертой. Если действует придворный сановник - честный, искренний, - он всегда обязан быть мрачен, потому что уже сейчас, в 1914 году, все знает про революцию, большой террор и перестройку. Так мрачен Александр Балуев в «Гибели империи» - прекрасное доказательство, что и сильный режиссер Хотиненко бессилен против духа эпохи: декаденты нюхают кокаин, поэты сидят в кафешантанах. Вывод, увы, напрашивается один: наше прошлое утрачено бесповоротно. Мы разучились воспринимать его живым, преемственность нарушена куда радикальнее, чем в 1917-м. Когда аристократов играли Юрий Яковлев, Владимир Кенигсон или Николай Гриценко, старики МХАТа или Софья Гиацинтова, Юлия Борисова или Юрий Соломин - им еще можно было поверить. Как писал Пелевин, в условиях ГУЛАГа вишневый сад мутировал, но выжил, а после краха советской эпохи вишня в России вообще не растет. Сегодняшние актеры и сценаристы, тщащиеся изображать аристократию, на деле экранизируют анекдоты о поручике Ржевском. Советская Россия ощущала пусть искореженную, но преемственность с Россией XIX века: Майя Плисецкая не была похожа на Бетси Тверскую, но могла сыграть аристократизм, Алла Тарасова не принадлежала к элите, но знала и, главное, чувствовала ее.
С началом XXI века старая Россия отошла в прошлое бесповоротно. Все, что может сделать сегодняшний актер, - это выдохнуть: «Ах, князь!» - или задумчиво произнести: «Нынче дождь…»
