Каннский фестиваль, стартующий 17 мая «Кодом да Винчи», экранизацией раскрученного или, как сейчас принято говорить, культового романа, в очередной раз обошелся без участия нашей страны. За некоторыми небольшими исключениями: в неконкурсную программу «Особый взгляд» была отобрана картина Николая Хомерики «977», а для программы «Ателье» — лента «4» Ильи Хржановского. Еще на пост председателя конкурса короткометражных фильмов приглашен Андрей Кончаловский, в рамках фестиваля будет Русский день, где покажут несколько наших фильмов (в их числе — «Космос как предчувствие» и «9 рота»). Здесь же, на Лазурном берегу, пройдет выставка эротических рисунков Сергея Эйзенштейна.
Вот, собственно, и все.
Для киносверхдержавы и бывшей шестой части суши, согласитесь, почти ничего. Наши продюсеры вкупе с нашими же режиссерами хватаются за голову: как? почему? за что? Откуда, мол, такая немилость? При том что в основной Каннский конкурс кто только не попадает — от китайцев до мексиканцев, пуэрториканцев и иранцев. Россия же, страна с глубокими кинематографическими традициями, никак, хоть ты тресни. В последние годы высокое знамя отечественной духовности было доверено нести лично режиссеру Александру Сокурову: он его и нес как мог, почти каждый год участвуя в Каннском ристалище. Но поскольку Сокуров, видимо, устал это самое знамя нести, а подхватить его некому, высокомерный Канн от нас отвернулся.
Но, собственно, почему высокомерный? Ведь по отношению к Бангладеш, например, Канн почему-то никакого снобизма не проявляет. Почти каждый год в конкурсе этого самого респектабельного в мире фестиваля обязательно присутствует фильм из маленькой, только что появившейся на кинематографической карте мира страны. Ибо режиссеры из этих мест, сколь угодно бедных и провинциальных, умеют, в отличие от нас, державных и самоуверенных, извлекать из целлулоидной пленки совершенно иные, аутентичные, как выразился бы интеллектуал, образы. Аутентичные прежде всего собственному мироощущению. То бишь самобытные, и оттого сверкающие новизной и несущие на себе отпечаток подлинности. Чего так недостает нам, все еще находящимся в тенетах «папиного» кино, то есть традиционного, уныло-повествовательного, назидательно-моралистического кинематографа.
Кроме того, наши продюсеры, люди с большими амбициями, всему на свете предпочитают коммерческую составляющую, раз от раза вкладывая непомерные средства в блокбастеры. Но тогда и не нужно посыпать голову пеплом: нельзя иметь одновременно и то, и се, и пятое, и десятое. Или сверхприбыли — или авторство и право, международный престиж и ограниченный прокат. Нужно, как советуют менеджеры, четко определиться.
Ведь Аки Каурисмяки, предположим, выдающийся финский режиссер, попал в Канн (и, возможно, еще и золото отхватит) не потому, что затратил на свой фильм пару-тройку миллионов «зеленых», а потому, что снял нечто, интересное ему самому. А значит, и всему миру. Даже если его картина стоила сущие копейки. То же самое можно сказать и о других участниках нынешнего Каннского смотра — о Нанни Моретти, Педро Альмодоваре, Кене Лоуче, режиссерах, которые никогда не гнались за кассой и не выполняли заказов ни снизу, ни сверху. Я уже не говорю о таких экзотических фигурах, как Апичатпонг Вирасетакул или, скажем, Пак Чен Вук, что упорно гнут свою линию, не соблазняясь ни высокими заработками, ни сотрудничеством с жадными до наживы продюсерами. А ведь речь идет совсем о молодых людях, 30-летних.
Впрочем, эти сетования повторяются раз от разу перед каждым крупным международным смотром. Правда, стоит этому смотру завершиться, все наши охи и ахи тут же благополучно забываются. Аккурат до следующего кинематографического события мирового масштаба.
Тарковский тупик
Жоэль ШАПРОН, отбиравший для Канна фильмы из Восточной Европы, считает, что менять нужно не российское кино, а киноимидж нашей страны
Французский киновед Жоэль Шапрон с середины 1990-х занимается импортом и экспортом кино во Франции. Как представитель Unifrance, он продвигает французские фильмы в России; одновременно он же отбирает в Восточной Европе фильмы для Каннского кинофестиваля. В этом году Шапрон предложил кинофестивалю десяток картин из России: о том, почему они так и не попали в Канн, Шапрон рассказал «Огоньку».
Жоэль, прежде всего: что входит в обязанности «отборщика» Каннского фестиваля?
«Отборщик» — не вполне корректное слово, вернее будет назвать меня «иностранным корреспондентом». Я пытаюсь смотреть все, что снимается в Восточной Европе, и в частности в России. Я же предварительно отбираю фильмы для Каннского фестиваля. В этом году я видел 55 полнометражных русских картин и из них отобрал около 10. Естественно, это не значило, что все они непременно попадут на Канн. Но я гарантировал, что эти картины будут рассматриваться отборочными комитетами — всего их на фестивале три — с моей рекомендацией. Это значит: картины окажутся на самом верху стопок с дисками и кассетами, а эксперты фестиваля будут к ним чуть благосклоннее. Попасть в Канн можно и без моей протекции: русские продюсеры могут отправить фильм в Канн самостоятельно. Правда, за последние 12 лет не было случая, чтобы Канн взял картину из Восточной Европы, которую бы я отстранил.
А правда ли, что многие режиссеры, надеясь попасть на Канн, снимают кино «для Шапрона»?
Помню, лет пять назад кто-то говорил о кино, которое делают «под Шапрона». Но это ерунда. Никто не будет вкладывать деньги в фильм только ради меня. Тем более что я не гарантирую, что фильм заметят! Сейчас русские режиссеры занимаются своим делом, а попадут их картины на Канн или нет — уже второстепенно. Сегодня никто не снимает только ради фестивалей. Если у режиссеров и есть цель, так это собрать как можно больше денег. Даже когда речь идет о картинах авторских и вроде бы некассовых.
В этом году вы отобрали много российских фильмов — разных по жанру, настрою, динамике. России в этом году было что предложить. Но отборочные комитеты в Канне почти все отклонили. С каннской точки зрения это слабое кино?
Кино это, конечно, не слабое. Но есть у вас хороший глагол: «недотягивает». Хотя до каннского конкурса вообще мало кто «дотягивает». Комитеты выбрали всего 20 фильмов из 1500, присланных в этом году. Зато во внеконкурсную программу «Особый взгляд» отобрали «977» россиянина Николая Хомерики. Причем все комитеты подчеркнули, что общий уровень русских фильмов растет. Кстати, интересный факт: в этом году на Канн взяли 10 фильмов из Восточной Европы и бывшего СССР — Польши, Румынии, Венгрии, Таджикистана, — так вот, все эти картины сняли очень молодые режиссеры. Самый «старый» — таджик Джамшед Усмонов, 1965 года. А остальные вообще родились в 70-х! Думаю, действительно появляется новое кинопоколение.
Да, но именно это поколение Франции как будто неинтересно!.. Ваши фестивали и кинотеатры с радостью берут русские фильмы, снятые в традициях советского авторского кино «под Тарковского» или «под Сокурова», а вот принимать молодое российское кино не хотят.
Вы правильно вспоминаете Тарковского. Во Франции и у русского, и у советского кино сложился определенный имидж — это что-то долгое, вдумчивое. Сломать такой имидж трудно и фестивалям, и публике. Понимаете, во многих странах есть один большой режиссер, который задает оттенок всему национальному кино. Вот сербскому кино имидж создал Эмир Кустурица: цыгане, поющие, пьющие, танцующие… Теперь показывать другие фильмы из Сербии не так уж легко! Фестивалям и прокату проще отбирать то, к чему привыкли. Два года назад в Канн я привез венгерскую картину «Контроль» — она резко отличалась от того венгерского кино, которое мы знаем, тоже тяжелого, серого… А тут — молодой, живой Будапешт! Фильм хорош, но критики и прокатчики посмотрели его и… развели руками: ну что с ним делать?
Десятилетиями нам везли из России Параджанова, Тарковского, Сокурова. Поэтому во Франции у такого кино уже сформировался свой зритель. Пойдет ли этот зритель на «9 роту», на «Питер FM»? Не уверен. Но это не значит, что русское кино плохое! Это значит, что вам надо просто заняться продвижением своих фильмов. Кто-то должен рискнуть и вложить деньги в промоушн, чтобы сломать имидж русского кино. Это работа продюсеров и государства…
То есть киноимидж страны ломается в прокате, а не на фестивалях?
Все связано. Фестивали изменят позицию, если вдруг увидят новые коммерческие тенденции в прокате. А прокатчики изменят позицию, если увидят, что фестивали отбирают кино, противоположное тому, к которому все привыкли.
А как складывается прокатная судьба новых русских блокбастеров во Франции и есть ли она вообще?
Кроме «Ночного дозора» ничего еще не показывали. Ни «Статского советника», ни «Турецкий гамбит», ни «9 роту»… К моему сожалению: я-то считаю, что одним «Ночным дозором» русское кино репутацию эстетского не изменит. Я не против авторских фильмов, но эту нишу русское кино уже заняло. Зато можно открыть и другое русское кино, хотя бы и советское! Ведь Франция с ним незнакома. Гайдай у вас звезда, а во Франции не вышла ни одна его комедия. То же и с Рязановым. «Русское» и «комедия» — это что-то невероятное для француза. «Русский детектив»? Такого не может быть! «Русский сайнсфикшн»? Не может! Зато «авторское кино» — пожалуйста, «длиннющее кино из России» — запросто… Франция и не подозревает, что в России умеют снимать смешно.
Режиссер Павел Лунгин рассказывал, что в 90-е русское кино в Париже вызывало фантастический интерес.
Эта мода не просто так появилась. Не надо забывать, что во время перестройки на экранах всего мира начали появляться советские шедевры, снятые с полок. И все обратили внимание на Россию, потому что вдруг р-раз — и один шедевр за другим! Запрещенные картины Германа, Муратовой, запрещенные версии фильмов Хуциева и Тарковского — все это вышло во Франции едва ли не за неделю. И сразу создалось впечатление: ох, дают!.. Но потом зрители начали искать новые шедевры из России. Но их больше не было.
Как же все-таки вернуть моду на русское кино?
Случайно. Выпустив одну-две успешные картины и подогрев интерес… Но если судить по опыту Unifrance — а в России в 2005 году вышло 40 новых французских картин из 240, что мы произвели, — то лучше не ждать случая. Чтобы в мире стали покупать наши фильмы, правительству Франции нужно было начать поддерживать иностранных прокатчиков через Unifrance. Мы постоянно с ними в контакте, каждый год приглашаем в Париж, они смотрят наше новое кино, мы устраиваем премьеры, предпремьеры, фестивали…
Когда вы показываете в какой-то стране 3 — 5 своих фильмов в год, а производите 200 — 300, значит, вы показываете только одно направление. А когда вы показываете 40, значит, вы показываете все. От Люка Бессона до Михаэля Ханеке, от «Мое сердце биться перестало» до «Шайтана», от «Астерикса» до «В моей коже»… Все эти фильмы нашли в России своего дистрибьютора. Конечно, что-то вышло одной копией, а что-то — двумястами. Но важен сам факт: если картины вышли в России, значит, у них в России были потенциальные зрители. Все дело в том, что в какой-то момент французское правительство приняло политическое решение — поддерживать наше кино за рубежом. Боюсь, что, пока подобного решения не примут у вас, вернуть интерес к русскому кино в Европе будет невероятно сложно. И одного решения мало, нужны инвестиции и постоянная работа. Смотрите: именно этим и занимаются американцы. Это же просто кинокаток! Они покоряют мир не одним-двумя случайными хитами, а тем, что каждую неделю выпускают — порой даже навязывая — свои фильмы. Вот это настоящая работа! Им можно только завидовать.
Беседовал Кирилл Алехин