— Красные пятна на карте Москвы — зоны, где жить в целом можно…
— …но лучше не стоит?
— Да почему же? Стоит, но действовать там надо особенно осторожно, — улыбается Геннадий Акулкин, начальник лаборатории радиационного контроля НИИ экологии города, глядя на карты аэрогаммасъемки Москвы.
Не сказать, что красное повсюду — но его очень много, и в данном случае «красное» вовсе не тождественно «красивому». Вот безумный по ценам на жилье и услуги центр весь в пятнах («Памятники, гранит фон дают сильный»), вот высоколиквидная Ленинградка с территорией Института им. Курчатова («Слава богу, там только один реактор работает — вывести бы из черты города, но у кого лишних полмиллиарда долларов найдется?»), вот престижный Юго-Запад («Были захоронения, провели рекультивацию — теперь все нормально там»)… Отдельно — знаменитое в последнее время Южное Бутово; сплошь красное, как пожарная машина.
— Искали-искали, в чем там дело, — ничего пока не нашли, — сообщает Акулкин. — До сих пор не поймем. Жить с этим можно — и с красным, и даже с очень красным. Копать только нельзя без контроля и строить нельзя без надзора на этих землях. А жить, — улыбается Акулкин, — можно. Ведь вся земля такая, какая есть, — чище в столице не найти.
В ПОИСКАХ ИНСПЕКТОРА
Если разобраться с тем, кто и как следит за чистотой московской земли, то вырисовывается следующая картина. Есть в Москве те, кто мерит радиацию и прочие загрязнения земли — по 553-му постановлению (перед началом любой стройки) и по другим четко прописанным случаям. Есть те, кто фиксирует, — Санэпиднадзор. Есть в Москве и те, кто, в случае чего, вывозит загрязненную землю — например, московское НПО «Радон», если земля радиоактивна. Но нет действенного контроля за тем, кто и как потом на этой чистой земле строит/ввозит/забивает — и нет работающей системы наказаний — того, что в полном объеме существовало в Москве до 2001 года. До тех самых пор, когда федерального подчинения Москомприроды заменили на чисто городской Департамент природопользования и охраны окружающей среды, существенно сократив ему штат (вместо четырех сотен разнообразных смотрящих — сто). Геннадий Акулкин — бывший сотрудник Москомприроды, «федерал» — уверен, что от переподчинения проиграли все:
— При Москомприроде была административная комиссия по нарушениям. Уже сам вызов на комиссию много значил, очень много… Мы в год по Москве сотни миллионов штрафных рублей собирали — за то, что землю загадил, за самозахваты и самострой, за свалки несанкционированные. Земельная, по отходам, водная, воздушная, моя, которая по радиационному контролю, — куча инспекций была. Теперь, значит, решили сэкономить и сократить их штат. При том что инспекторы ходили по городу и выискивали, где какой непорядок. С дозиметром и другой аппаратурой наперевес. Хлеб такой у них был: пять процентов от штрафа, но не более двух окладов.
Тут еще пояснить надо: раньше штрафы, которые административная комиссия налагала, шли в экологический фонд Москвы. Ныне штрафы берет столичная экологическая милиция, и идут они прямиком в бюджет Москвы. Казалось бы, какая разница — просто другой карман города, но не все так просто. К примеру, захотел некий завод очистные сооружения модернизировать или ту же землю загаженную почистить-рекультивировать, а денег у него нет. Тогда обращались в экологический фонд, откуда можно было взять на это дело беспроцентный заем.
— Поставили фильтр новый — пришла инспекция. Если видят, что работа правильно сделана и деньги на сторону не ушли — половину долга экологическому фонду долой, под списание.
Геннадий Михайлович понимает, конечно, что город большой и неожиданностей — в том числе и на почве загрязнения — в нем с избытком. Никто ведь не застрахован, допустим, от соседки-старушки, которой покойный флотский супруг оставил в наследство трофейные часы с немецкой подводной лодки (стократное превышение радиационного фона; был у Акулкина такой случай). Также понятно, что руководство Политехнического и Минералогического музеев, где до недавнего времени в экспозиции без всякой защиты лежали соответственно чистый радий (подарок нобелевского семейства Кюри советскому народу) и изрядный шмат урановой руды, судя по всему, не всегда дружило с головой (фон, по словам Акулкина, там перекрывался почти в тысячу раз). Но должна работать система защиты и профилактики, которой, увы, нет. А значит, все возможно — даже дорожные знаки, которые одно время в Москве повадились изготавливать из радиоактивной светомассы, перекрывающей радиационный фон как минимум в 15 раз.
— Проблема в том, что сейчас отлавливать все это — и много чего подобного — в режиме свободного поиска реально некому. Ни служб таких в Москве нет, ни людей, — утверждает Акулкин.
При том что опыт других мегаполисов-столиц нам не указ — по одной простой причине: ни в одной державе мира в столице не окопалось столько заводов, фабрик и прочей промышленности. В самой дорогой «по жизни» Москве более 300 предприятий, которые используют в производстве открытые (без защитной оболочки) источники радиоактивного излучения, и более 1200 — закрытые. Такой вот естественный фон.
ТРУБА АКТИВНАЯ
В 95-м экологи пробили постановление правительства Москвы № 553: никакие земельные работы в городе не начинаются без предварительного радиационного контроля. Замеры, пробы грунта, скважины; участок чуть больше 5 га около 200 тысяч рублей выходит. Потом сделали нечто куда более масштабное — аэрогаммасъемку. Ту самую, результаты которой у Геннадия Акулкина на стене висят. Первый и последний раз ее провели в середине 90-х. Акулкин полагает, что следующая будет не скоро. Не только потому, что относительно дорого — такая процедура в нынешних ценах более сотни миллионов рублей потянет. Тут другое: согласований не получишь на полеты над всей Москвой. Так что спасибо, что хоть такие карты есть. Им хоть и 10 лет уже, но они почти что секретные — до «Огонька» эту красоту со стороны никто не видел. Жизнь между тем идет, и только в этом году Акулкин и коллеги нашли три новых опасных места в Москве, которых на картах нет, — именно потому, что годы прошли и много чего изменилось.
— В одном случае из Тульской области на территорию школы чернозем завезли для благоустройства. Оказалось, что он цезием заражен. Еще в двух случаях завезли трубы с нефтеразработок, чтобы их в качестве свай забивать. Там целый букет того, что вместе с нефтью по трубопроводам прокачивается, — уран, торий, радий: теперь грязно и там, где складировали, и там, где в землю заколачивали…
Картинка получается занятная: стройку, для которой эти сваи предназначены, без проверки на радиацию и прочие загрязнения не начнут — иначе нарушается постановление правительства Москвы. И в металлолом в Москве без радиационного контроля не примут (на это дело бумага есть, и тоже строгая). А вот привезти на площадку конкретно фонящие трубы и забить их в грунт, по всем документам и замерам чистый, — это, как выясняется, вполне возможно.
— Конечно, система работает, — успокаивает эксперт Акулкин. — Другое дело, что в нынешней конфигурации не все от нее зависит, далеко не все. По всем нормам — нашим ли, зарубежным — разрешается захоранивать отходы предприятий, в том числе и загрязненные радиоактивными веществами, в обычном режиме — просто засыпая овраг. С одной поправкой: делать это можно лишь вне населенных пунктов. Но Москва расширяется, и расширяется резко. Поэтому много чего мы сегодня имеем в границах города, где дорогие элитные кварталы, бывает, вырастают на серьезных неприятностях.
Пример для наглядности — экс-загородный экс-овраг в районе Каширского шоссе, в котором сошлись когда-то сразу три фонящие свалки (от завода полиметаллов, Института химических технологий и МИФИ). Овраг, как положено, засыпан, а в нем и радиация, и редкие металлы, и рассеянные элементы на пятачке в 500 на 150 метров. На поверхности ничего не чувствуется. Однако есть подземные воды, снеготаяние, дожди и прочие явления. И появляются, как говорит Геннадий Михайлович, «отдельные пятнышки». В черте нашего самого дорогого на планете города.
— Вывозить надо, конечно. А куда? В специально для этого предназначенный могильник — это очень дорого. Просто за город? Московская область такого рода отходы принимать отказывается, и не она одна. Очень острая проблема, с такими вот участками.
— И много их?
— Да, в общем, хватает: город-то расширяется, а цены растут…
***
«Одной точки зрения на проблему быть не может: должны высказаться все заинтересованные стороны». Следуя этой журналистской аксиоме, «Огонек» более недели пытался добиться у руководства столичного Департамента природопользования и охраны окружающей среды комментария к вышеизложенной ситуации. Однако ни руководитель департамента Леонид Бочин, ни его заместитель Наталья Бринза отвечать не стали, уклонившись от разговора. Видимо, мы запросили у департамента совершенно секретную информацию, ту, которую читателям да и просто москвичам знать не положено. Или лучше не знать вообще.
Досье «Огонька»
Москва по качеству жизни находится на одном из последних мест — 173-м среди 215 крупнейших городов мира, входящих в ежегодный рейтинг компании MERCER HUMAN RESOURCE CONSULTING. В качестве критериев компания использует 39 показателей, которые кроме экологии включают: здравоохранение, качественные продукты по доступным ценам, экономическую стабильность, уровень криминала и проч. Новосибирск отстал от Москвы на 16 пунктов и занял 189-е место, а Питер обогнал на 10 — 163-е место.
В другой части списка, заглавной, значится Цюрих. За ним следуют Женева, Ванкувер, Вена, Дюссельдорф и Франкфурт. Нью-Йорк на 46-м месте, Лондон на 39-м, Рим на 62-м, Афины на 79-м. Например, 9-е место поделили сразу два города: Берн и Сидней. Самым «некачественным» городом мира признан Багдад.
