Я, счастливый избранник, обладатель «звездного билета» на финальный матч чемпионата мира по футболу 2006, сидя среди таких же шестидесяти девяти тысяч избранников, переполнивших чашу берлинского стадиона, чувствовал себя несчастным исключением из правил. Сомнения замучили меня. Что происходит передо мной? На роскошном газоне идет жестокая борьба двух близких европейских соседей за золотой кубок: одним рыдать, другим ликовать — ничьей не будет. Если в телевизоре лучше видишь подробности, то здесь, на стадионе, открывается весь рисунок игры, безукоризненность футбольного коллективизма как французов, так и итальянцев. Однако чем дальше, тем больше создавалось впечатление, будто вам предлагают наслаждаться именно тем, от чего вас в детстве предостерегали родители или против чего протестует политкорректное поведение, принятое на Западе как закон. Это все равно как если бы вы мчались с лихим водителем, который обкладывает густым матом соседние автомобили, протяжно гудит и резко меняет ряды, а вы радуетесь за него, потому что он — ваш водитель.
На футбольном поле шли параллельно две игры. Одна — чемпионская, полная великих проходов и пассов, а другая — похожая на игру двух дворовых команд, когда желание вырвать победу сильнее банального уважения к правилам. Явное моральное несоответствие: вы заражались скрытой за мастерской игрой агрессией как дополнительным измерением воли к победе, тогда как агрессия, в сущности, противоречит основным принципам мирной жизни. Иными словами: a la guerre comme a la guerre. Причем этот французский принцип больше подходил к французским соперникам — итальянцам, которые как будто получили команду бросаться французам под ноги, выводить их из строя всеми доступными способами. Даже если считать, что этот матч был далеко не самым жестоким в истории мировых чемпионатов, в нем была особая, глубоко завуалированная подлость.
За французскую команду играло, как известно, много черных африканских игроков, которые были слабее белых итальянцев тем, что не могли себе позволить дикой игры, ибо в таком случае они бы уподобились старому стереотипному колонизаторскому представлению о себе. Дикость проявляли именно итальянцы, беря в расчет то, что ответной реакции не наступит. Было ли это продуманное решение итальянского тренера Марчелло Липпи или же это так просто сложилось, понять из игры было невозможно, хотя, если это было осознанным решением, игра могла бы быть зачислена в категорию расистских явлений. Одно могу сказать точно: на стадионе среди болельщиков возник странный конфуз. Если изначально большая часть немецкого стадиона была настроена миролюбиво и нейтрально, раз местная команда не играла, и даже на щеках некоторых юных зрителей я видел нарисованные флаги обеих команд, то во втором тайме наступило замешательство. Французы заиграли явно лучше итальянцев, дело шло к их победе, и итальянское противостояние приобрело этот вот внутренне коварный характер, который инстинктивно не могли не почувствовать зрители.
Итальянские атаки стали проходить под нарастающий свист стадиона. Думаю, что французские игроки лучше всех понимали, что происходит на самом деле. Вот почему выходка французского капитана, действительно потрясающего игрока, Зидана была столь же безумной, сколь и закономерной. Он аккумулирует в себе всю негативную энергию, разлитую на поле, ему надоело, что его хватают за футболку, и когда итальянский защитник, продолжая общий прессинг своей команды, говорит, как потом выясняется, гадости про его маму, Зидан головой, как боксерской перчаткой, отправляет того в нокаут. Кстати, стадион фактически пропустил этот жест отчаяния, и только благодаря откровенному ябедничеству итальянского вратаря наконец осмыслил, что там произошло и откуда красная карточка. Футбольная карьера Зидана заканчивается одновременно с утратой надежды на французскую победу. Итальянцы выходят бить серию пенальти уже фактически победителями. Морально, впрочем, они этот матч проиграли вчистую.
Еще полгода назад, зимой, когда Германия готовилась к чемпионату, я получил приглашение приехать в Берлин от их министра внутренних дел: немцы хотели обсудить культурный аспект предстоящего первенства с группой писателей из разных стран. На этой встрече, словно сговорившись, писатели говорили о глубокой агрессивности футбола и даже, как это бывает порой с писателями, некоторые договорились до того, что в политкорректном мире футболу вообще не место: агрессия на поле порождает, как цепная реакция, агрессию болельщиков, которые все крушат. Я тогда резко возражал по поводу этого экстравагантно либерального вывода, да и сейчас возражаю. После победы немцев, когда они заняли третье место, я видел в Берлине общенациональное ликование. Даже мне случайные прохожие совали в руки немецкие флаги. В этом все еще разобщенном на Восток и на Запад городе победа стала лекарством от внутренних противоречий и невзгод. Футбол лечит старые раны и вряд ли при этом оживляет мрачные — я говорю о Германии — призраки прошлого. Через переживания болельщиков агрессия, неминуемо свойственная нам как людям, может трансформироваться в чувство всеобщего восторга. Футбол — одна из фундаментальных моделей человеческой природы, стремящейся к коллективной победе, согласованности действий, противостоянию воображаемому или реальному противнику. Однако то, что главным событием нынешнего чемпионата стала, в сущности, сплетня о том, кто кому что сказал, которая теперь докатилась до того, что мать Зидана потребовала принести ей на тарелке отрезанные яйца итальянского обидчика, — это вторая и не менее значимая сторона не столько футбольной медали, сколько самой человеческой природы.
На выходе со стадиона я слышал разговоры и о том, что в финале белые разгромили черных — об этом, кстати, говорили на русском языке некоторые мои соотечественники, прямо скажу, близорукие недоросли политической корректности. Мы все то недооцениваем, то переоцениваем свое изначальное человеческое несовершенство, которое с трудом поддается лечению. Великий футбол учит нас тому, что мы себя еще очень плохо знаем или просто не хотим о себе знать.
