Ведущий программы «Декоративные страсти» Марат КА в России известен как декоратор, а за рубежом проектирует клубы, гостиницы и даже публичные дома
Марат Ка — специалист по поверхностям, но его нельзя назвать поверхностным человеком (наоборот, знания у него очень глубокие).
Он ведет программу «Декоративные страсти» на канале «Домашний» и готовит к выпуску еще одну телепередачу, в которой будет красить стены, но не разрешает своим детям смотреть телевизор, а сами телевизоры в оформляемых им интерьерах старается спрятать.
Он работает на Западе в качестве архитектора, но в нашей стране ничего не проектирует.
Он декорирует в Москве рестораны («Кальвадос», «Боканчино»…), но не ест в ресторанах.
Он модный и современный, но работает за советским конторским столом бухгалтера, ходит в часах 30-х годов и ездит на «мерседесе» 70-го года выпуска.
Он Марат Ка, но при этом вовсе не Ка. Его папа — известный ученый, именем которого назван один из законов в математике, а мама — литературный критик. И он не хочет называть свою фамилию, чтобы не быть тенью славы родителей.
Этот парадоксальный человек делает на экране не менее парадоксальные вещи: может очистить поверхность стула жидкостью для аккумуляторов, опустить стекло в подсолнечное масло, добавить в краску молока и муки… В результате к окончанию его программы из стула получаются часы, из футбольного мяча — лампа, из воздушного шарика — свеча, а из птичьей клетки — подсвечник. Он дает старым предметам новую жизнь.
Марат Ка рассказал «Огоньку» о своей программе и о себе:
— Мне доставляет удовольствие то, что я делаю. Этим можно заниматься дома в гараже или перед телекамерой. На Западе люди умеют работать руками. И русская аристократия всегда стремилась к этому. Я не причисляю себя к аристократам, но я могу забивать гвозди, шить, варить. Не значит, что я это делаю, но умею.
В советские годы нельзя было ничего купить, и это умение позволяло иметь дома какие-то вещи, которые не продавались в магазинах. То есть все происходило от дефицита и бедности. Сегодня вроде бы проблем с приобретением мебели и других предметов интерьера нет. Но выясняется, что богатые люди не находят в магазинах того, что им нужно. Теперь это искусство для богатых?
Одно с другим не связано. Есть люди, которые любят поточные вещи. И есть те, кто предпочитает индивидуальные. Я не ем в ресторанах, потому что даже очень хороший ресторан для меня — поточная еда. Это относится к любой области. Концерт — штучное произведение в отличие от диска, пусть даже великолепно записанного. Большинство вещей, которые продаются в магазине, — усредненные. А многие люди — индивидуалисты. Кроме того, бывают интерьеры, в которые ни один из купленных предметов не становится.
Что представляет собой ваша не телевизионная работа?
Моя лаборатория занимается декоративными поверхностями. Я для интерьера, как визажист для человека: припудриваю, прикрашиваю… Отвечаю за последний слой — тот, что вызывает ассоциативный ряд, тот, от которого зависит, приятно в помещении или нет. Вообще же я профессиональный архитектор, интерьер-дизайнер. Но для России я маляр. Профессия архитектора — элитарная и самая денежная в мире искусства. Результат ее очень зависит от заказчика. А в России культурный и моральный уровень заказчиков часто не соответствует их финансовому уровню. Архитектор проводит с заказчиком больше времени, чем я. Не уверен, что хочу проживать с этими людьми долгий период времени. За рубежом продолжаю работать как архитектор. Проектирую клубы, театры, рестораны, гостиницы, публичные дома…
В каком смысле — публичные?
В прямом. Я не пользуюсь услугами этих заведений, но считаю, если проституция существует, она должна быть легализована.
Как получилось, что вы этим занялись?
Просто догадался, что делаю публичный дом.
И что вас может привлекать в этой работе?
Интересный объект. Если мне сейчас предложат сделать кабинет начальника тюрьмы или военную казарму, я с удовольствием возьмусь за это. Публичные дома делятся на три типа: частные (малые), средние и активные. У них совершенно разное логическое построение пространства. Логическую цепь я выстроил сам, поскольку учебников по этой теме не существует. Мы прекрасно знаем, как должен выглядеть аэропорт, гостиница или ресторан. Публичный дом не имеет с ними ничего общего. У него другой механизм работы. Есть клиенты, которые не хотят быть увиденными в публичном доме. Значит, их приход и уход должны остаться незамеченными. Выбор партнера тоже происходит не у всех на глазах. Кроме того, клиентам публичного дома требуется определенный настрой. Как ни странно, мужчины любят женские интерьеры: рюшечки, розовый цвет. Женщины (а есть публичные дома и для них) — мужские: хай-тек, металл, серый цвет.
Какими публичными (в другом смысле этого слова) заведениями вы еще занимаетесь?
Историческими зданиями. Современной архитектуры нет. Современная архитектура — это инженерия с отделочными материалами. Все, что можно было придумать с точки зрения пространства и стиля, уже придумано. Мы лишь перерабатываем это. Исторические постройки не обладают инженерией. Достаточно серьезная задача — снести и построить точно такое же здание. Требуется высочайшая степень такта. Для меня интерьер-дизайн и архитектура — сложные уравнения. Я ненавижу понятие «вдохновение». Оно может остаться в институте на первом курсе. Все остальное — это задачи, которые надо решать с холодной головой.
Вы где-нибудь преподаете?
Преподавал, потом перестал. Сейчас профессия интерьер-дизайнера очень популярна. Как в 90-е мальчики хотели быть бандитами, а девочки проститутками, так сегодня все желают быть дизайнерами. Но интерьер-дизайн — очень серьезная дисциплина. Я понял, что нельзя плодить дилетантов. Мы уже жили в период слабого дизайна.
Что, все было слабо?
Нет, имелись свои достижения. Например, хрущевка. Просто, к сожалению, когда придумали хрущевки, то к ним не построили магазина IKEA. Поэтому в хрущевку пытались завезти сундуки и шкафы из старых квартир. А она не вбирала в себя эту жизнь. Хрущевка великолепно спроектирована с точки зрения города. Ее инженерия меня недавно поразила. Было землетрясение на Камчатке — ни одна из хрущевок не разрушилась. Не является ли это совершенной постройкой? В советское время квартиры были серыми. Но их можно раскрасить. За хрущевкой будущее.
Что еще вам как архитектору кажется совершенными постройками в Москве?
Я считаю, что в Москве находится самый чистый представитель ар-деко — Мавзолей Ленина. У нас есть самый яркий представитель мировой эстетики 80-х годов — Московский дворец молодежи. И самое совершенное, на мой взгляд, произведение в мире с точки зрения эстетики 60-х — гостиница «Россия». Я с печалью смотрю, как ее рушат. И вовсе она не мешала Кремлю. Это все наш интеллигентский вой. На ее фоне Кремль прекрасен. Без нее он не такой величественный. Мы никогда не любим то, что было вчера. Мы любим то, что было позавчера.
Почему вы живете здесь, если так востребованы за рубежом?
Здесь востребованность намного больше. Кроме того, здесь интересно. В Москве 32 интерьерных глянцевых журнала. В Америке, кажется, 5 или 6. Россия строится. Правда, в нашей индустрии есть проблема. ВГИК выпускает наряду с актерами и режиссерами кинокритиков, Литературный институт — литературных критиков, Гнесинка — музыкальных. Архитектурных же критиков у нас нет. Нужны люди, которые профессионально объяснили бы, почему в Москве надо использовать гранит и дуб, а не везти из Италии мрамор, не подходящий для нашего климата. Почему стеклопакеты не годятся для России. Почему обои для нас не очень хороши и какая краска лучше.
Вернемся к телевидению. Зачем вы, ведущий телепрограммы, при создании интерьеров стараетесь спрятать телевизор?
Существует большая проблема — встраивание новых вещей в традиционную жизнь. Например, электрический провод или розетка никогда не будут эстетически правильным элементом интерьера. Нужно либо что-то придумать, либо их спрятать. В своих интерьерах я действительно стараюсь не показывать телевизоры. Они есть, но не видны. Телевизор не соответствует эстетике интерьера. Эта индустрия бежит немножко впереди интерьерной.
Что вам дала телевизионная программа?
Что она у меня забрала? Свободу. Программа мешает профессиональной деятельности. Одну программу я готовлю столько же, сколько делаю интерьер. Финансово это несопоставимо. Но идея «Декоративных страстей» потрясающа. Сейчас записано 80 программ, а у меня еще несколько тысяч замыслов. Культура ремесла из России ушла. Может, удастся восстановить ее благодаря телевидению.