Чтобы до конца понять, что было сказано Владимиром Путиным, необходимо для начала понять, где это было сказано. Мюнхенская международная конференция по политике безопасности — форум из пока что небольших, но имеющих немалый авторитет неформальных площадок. Глав государств на нем еще немного, однако министры и парламентарии высокого ранга уже считают важным появляться в Мюнхене. В случае же с Владимиром Путиным и другими первыми лицами форум позволяет провести тонкую грань между позицией государства и позицией главы государства.
Путин, на мой взгляд, полностью воспользовался возможностями этого формата. Тон президента, безусловно, был гораздо более наступательным, чем прежде. Он не оправдывался, не отбивался, а критиковал внешнюю политику США, НАТО, ЕС, ОБСЕ и др. Подчас эта критика звучала жестко и даже агрессивно, но во многом справедливо. При этом он нашел нужные слова и возможность для того, чтобы, критикуя курс США, демонстративно воздержаться от нападок лично на Джорджа Буша: в то время когда последнего пинают все кому не лень, этот шаг говорит о весьма высоком уровне политической корректности российского президента.
На чем же основывается мюнхенская наступательная уверенность Путина, его убежденность в своей правоте?
КАРТОШКА ПОЛУЧШЕ, ЖЕМЧУГ ПОМЕЛЬЧЕ
В российских верхах бытует следующее ощущение: Россия на подъеме, США в упадке, Европа в замешательстве. Это не всегда проявляется напрямую в нашей политике, риторике, но время от времени такое чувство дает о себе знать. Сам Путин себя чувствует весьма уверенно: возможность третьего срока для себя не запасает, менять Конституцию не собирается — о схемах на 2008 год мы можем только догадываться, но президент сам по себе не подставляется. Рейтинг Владимира Путина внутри страны высок, экономический курс полностью определился — посмотрите, о чем говорит президент и его команда России и остальному миру в последнее время: «Мы хотим зарабатывать на энергоресурсах все, что можно заработать для России, по максимуму, и мы распределяем и будем все больше распределять заработанное на социальные нужды своих граждан». Устами, допустим, Дмитрия Медведева озвучиваются все более разумные национальные приоритеты: диверсификация экономики, развитие экономической инфраструктуры (банки, страховое дело, гарантии для частных собственников, прозрачные отношения власти и бизнеса), все большие вложения в человеческий капитал (здравоохранение, образование, наука, культура). Так что мы действительно растем; американцы действительно попали в неприятную ситуацию с Ираком и, как следствие, с Ираном; а Европа действительно в замешательстве. Другой вопрос, что с чем сравнивать: у кого жемчуг мелкий, у кого картошка гнилая. Наша «картошка» стала получше, их «жемчуг» — помельче, и динамика, бесспорно, сейчас в нашу пользу.
Уверенность Путина, однако, таит в себе ловушки, как и любая уверенность любого политика. Если эти ловушки, при нынешних положительных настроениях российской власти, начнут захлопываться, то будет плохо и нам, и окружающим.
ТРИ ЛОВУШКИ ДЛЯ СТРАНЫ
Первая ловушка общеизвестна: на экспортно-сырьевой модели нельзя строить экономику большой страны. В стратегической перспективе эта модель не дает ни процветания, ни высоких технологий, ни мощной обороны (ибо простым киданием денег в сторону ВПК и армии их не поднять), ни широкой занятости. Более того, чисто сырьевых денег никак недостаточно для того, чтобы решить реальные проблемы в наших российских масштабах. Вся радость от шестипроцентного ежегодного роста ВВП может существенно омрачиться, если вспомнить, что весь наш внутренний валовой продукт — это всего лишь два военных бюджета США. Удвоим ВВП — получим четыре их военных бюджета. А один военный бюджет США не дотягивает до трех процентов американского ВВП. Дальше на одном сырье не выедешь, потому что страна большая. Нет в природе и «энергетических сверхдержав», к которым с недавних пор в Москве некоторые деятели любят причислять Россию: есть только энергетические придатки сверхдержав. Чем дальше, тем больше мы будем чувствовать упор в потолок экспортно-сырьевой модели, которую будет все труднее изменить, ибо новая номенклатура все меньше будет заинтересована в такого рода изменениях. Аксиома: экспортно-сырьевая модель равно авторитарный политический строй, поскольку государство в этом случае зависит не от налогов граждан, а от дохода со скважин и труб.
Вторая ловушка — вопросы обороны и военных бюджетов. Я очень удивился, когда Путин и в Мюнхене повторился на тему «мы тратим на оборону в 25 раз меньше, чем в США». Удивился и задумался: почему президент так акцентирует на этом наше внимание? Неужели мы научились из ничего делать нечто и поэтому у нас вдруг появилась сильная оборона по дешевке? Между тем цифры говорят об обратном. Генерал-полковник, командующий округом в Российской армии, получает примерно столько же, сколько зарабатывает сержант-контрактник в армии США. Кто при этом с чего живет реально — это вопрос для других органов; мы сейчас говорим только о бюджетной стороне дела. При этом цены на ГСМ, новые материалы, компьютерную технику, системы связи и управления, определяющие уровень военной техники в целом, вплотную приблизились к европейским и американским: глобализация и рыночная экономика, от которых никуда не деться. Для надежной обороны нужна другая экономика, другая армия, другой процесс принятия решений по военной политике и военному строительству. Понятно, сразу этого не достичь, но хотелось бы видеть план решительного прорыва на этих направлениях, а не повторение тезиса о 25-кратном разрыве.
Третья ловушка заключена в нашей вдруг проявившейся склонности ставить под сомнение серьезные международные договоры. В Мюнхене Путин совершенно правильно напомнил, что только ООН может давать санкцию на применение силы, если речь не идет о самообороне. Только ООН — не НАТО, не ЕС, иначе почему тогда такого права, допустим, не присваивают себе ОДКБ или ШОС?
Неправильно, на мой взгляд, то, что, желая отреагировать на неконструктивную политику США и их союзников по ряду вопросов, Путин вольно или невольно высказал намерение присоединиться к ломке некоторых разделов международного права. Я имею в виду, например, очень важную его часть — Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, подписанный между СССР и США в 1987 году. Владимир Путин заявил в Мюнхене примерно следующее: «Появился целый ряд стран, которые теперь делают ракеты средней дальности, а у России и США уже двадцать лет нет такого права. Давайте либо сделаем договор универсальным, вовлечем в него эти страны: Индию, Южную и Северную Кореи, Пакистан, Израиль, Иран и прочие, либо давайте выходить из этого договора».
Одно дело — желание политически продемонстрировать, что, дескать, и мы не лыком шиты. Поломали, допустим, США договоры по ПРО, СНВ-2, СНВ-3, завели в тупик договор по запрещению ядерных испытаний — вот и мы что-нибудь да сломаем… Другое дело, однако, здравый стратегический анализ. В условиях расширения НАТО в сторону наших границ, против которого Путин абсолютно аргументированно выступил в Мюнхене (в качестве прямых претензий, с таким пафосом — впервые, что и понятно: в очереди на вступление — Украина и Грузия, можно ли молчать?), от возвращения этого класса ракет в боевые составы сторон нам будет только хуже. Потому что мы, если начнем строить и развертывать ракеты средней дальности, достанем ими максимум до Франции. Для НАТО это принципиально ничего не меняет — чего не скажешь о нас. Одно дело, когда 20 лет назад «Першинг-2», базировавшийся в ФРГ, за 7 — 8 минут мог едва долететь до западных границ Московской области, и совсем другое дело, когда схожая ракета теперь будет базироваться в Латвии либо в Эстонии (а то и в Грузии) и перелетать за Урал. Нельзя действовать по принципу «назло маме отморозим уши»: вернув ракеты средней дальности в арсенал и НАТО, и России, мы потеряем гораздо больше.
УЧИМСЯ УВЯЗЫВАТЬ
Ни одна страна не может быть в международном общении сильной на всех рубежах и по всем проблемам: в одних вопросах на руках есть козыри, в других — лишь бросовая карта. Потому и необходима тактика увязок — linkage, как называл это Киссинджер. Чтобы ее проводить, нужно иметь четкую расстановку приоритетов во внешней политике, которую я пока у России не вижу. То приоритет для нас — нераспространение ядерного оружия и борьба с международным терроризмом; то интеграция по четырем пространствам с Евросоюзом; то вдруг на первое место вышло достижение статуса энергетической сверхдержавы; то сохранение влияния на постсоветском пространстве; то укрепление дружбы с Китаем и исламским миром…
Но в международной политике не бывает двадцати равнозначных приоритетов, поскольку всегда есть то, что важнее всего, затем вот это, потом вот то… В Мюнхене, как и прежде, такой расстановки приоритетов не прозвучало. Нельзя смотреть на мир только через нефтегазовую трубу (важная тема, кто спорит), когда, допустим, проблемы разоружения, нераспространения, борьбы с терроризмом важны ничуть не меньше. И честь Путину и хвала за то, что в Мюнхене он четко высказался именно на эти темы.
* * *
В общем, ничего, даже отдаленно напоминающего Фултон-1946, в Мюнхене-2007 не произошло. В Фултоне, если не вдаваться во фразеологию Черчилля, было признано: союзнические отношения держав антигитлеровской коалиции прекращены, начинается эпоха борьбы двух систем за сферы влияния. В Мюнхене же прозвучала эмоционально заряженная, этапная речь, означающая более прагматичный, уверенный и наступательный подход России к международным делам. Правильная реакция на расширение НАТО; на попытки американцев установить однополярный мир; на разрушение институтов международного права и роли ООН как основного носителя этого права; на необходимость интенсивного диалога по разоружению… Все это можно только приветствовать по существу. Важно лишь, критикуя теорию и практику однополярного мира, оставить иллюзии превращения России в еще одну сверхдержаву-гегемона, пусть и энергетического. Гораздо важнее четко определить наши приоритеты и цели в системе сложных и взрывоопасных отношений между Китаем и США, между исламскими странами и Западом, между новыми региональными и глобальными центрами силы… И исходить при этом в первую очередь из потребностей нашего развития по магистрали, которой идут все передовые, процветающие, демократические страны.
Фото ALEXANDRA BEIER/REUTERS