Когда-то Иосиф Бродский, хлопоча перед одной из американских инстанций за своего друга, поэта Анатолия Наймана, назвал того настоящей ходячей библиотекой. Думаю, что Бродский был прав. Была права и Ахматова, когда просила Наймана найти ей для работы ту или иную книгу.
Анатолий Генрихович, какой должна быть домашняя библиотека?
Есть библиотеки, состоящие из книг, которые просто накапливаются по мере жизни, проходя с нами через многочисленные переезды и потери, но существует и целенаправленное собирательство книг. Моя библиотека принадлежит скорее к первой категории.
У вас есть книги, которые сохранились с детства?
Немного. Это большой том сочинений Лермонтова и роман «Айвенго» Вальтера Скотта. Сначала их читал я, потом мои дети, сейчас читают внуки. Но обычно так долго книги не хранятся. Им свойственно теряться и пропадать. Например, великолепная библиотека Томаса Манна была утрачена, когда он эмигрировал, а у Ахматовой вообще не было библиотеки.
Вы считаете одной из самых важных книг вашей жизни роман Даниэля Дефо. Почему?
В детстве я перечитывал его множество раз. В книге была иллюстрация, которую я запомнил. На ней изображен Робинзон Крузо, вдруг обнаруживший на песке человеческие следы. Он в ужасе от этого. Его эмоции понятны, ведь обычно мы ждем от чужого человека враждебности. Только прожив жизнь, я понял, что меня интуитивно поразило в этом рисунке. Это был такой архитипический образ: мы не можем жить в одиночку, всякий раз, встречаясь с новым человеком, не знаем, каким он будет, и только от нас зависит, как сложатся наши с ним отношения.
Есть еще одна книга, которую вы выделяете, — «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Она была переведена в России как раз тогда, когда вы познакомились с Ахматовой.
У Сэлинджера происходит отдирание человека от материнской утробы. В юности это переживается довольно легко, потому что еще нет органов страдания. Помню, что я разговаривал с Ахматовой как с человеком, читавшим Сэлинджера. С начала 60-х годов наше с ней общение было очень интенсивным, и мы обсуждали многие новинки.
Вы были ее литературным секретарем?
Я помогал отвечать ей на письма, доставал издания, которые были ей сиюминутно нужны. У меня сохранилось несколько книг с ее надписями. В 63-м она подарила мне свою книжку, надписав: «Анатолию Найману в начале его пути», а через два года в тот же день подарила оттиск своей ранней поэмы «У самого моря», с другой надписью: «А это мое начало». То были не просто проходные слова — «в начале его пути». Она, как сейчас принято говорить, рифмовала: вот, мол, думай, какое твое начало и каким было мое. Соображай. Есть и еще одна книга Ахматовой — первая после постановления 46-го года. Она мне ее подарила на Новый, 60-й год и вклеила в нее стихотворение.
Пропущенное?
Нет, но оно было в книге необходимо. Когда Алексей Сурков, секретарь Союза писателей СССР, протаскивал эту книжку сквозь цензуру, необходимо было включить в сборник несколько стихотворений типа «Слава миру» и не хватило места для других. Вот Ахматова и сделала такой подарок — написала от руки и вклеила стихотворение «По той дороге, где Донской вел рать великую когда-то…». Ведь библиотека — это не только книги, это, например, звучащие в памяти стихи. До сих пор помню, как низким глуховатым голосом Ахматова читала мне в Комарове стихотворение «Наследница». Оно входит в канон ахматовских стихотворений. Но для меня стоит особняком, потому что с ним связан этот живой момент.
Поэму «Без героя» вы впервые услышали от Ахматовой?
Да, она читала мне фрагменты и подарила в разное время два машинописных экземпляра с довольно густой правкой. Между ними прошло пять лет, но и на одном, и на другом было написано: «Текст окончательный».
Из каких книг состояла ахматовская книжная полка?
Это была «Божественная комедия» Данте, однотомник Пушкина, Цявловский, томик Парни на французском. Был Гораций на латыни. На отдельной полке стояли книги современных авторов, которые она передаривала потом гостям. Когда мы, будучи молодыми поэтами, с ней познакомились, это было наше начало и она вместе с нами снова переживала события своей молодости, в которой тоже была окружена молодыми поэтами. Не надо думать, будто мы не понимали, что она не делала разницы между своим юношеским окружением и нами. Мы были немножко если не дикари, то так… дикареваты. Помню, как она сказала: «Я вот не представляю себе Колю в таком свитере и джинсах, как у вас». Имелся в виду Коля Гумилев. Ахматова, конечно, видела исключительность Бродского, в то время как мы ее не видели. «Золотое клеймо неудачи на еще безмятежном челе» — эти ее строки не были посвящены Бродскому, но понятно, что она выделила «золотое клеймо» — его рыжие волосы.
Следующий выпуск передачи «Библиотека «Огонька» — 31 марта, в 16:00. О своей библиотеке расскажет художник Дмитрий Крымов.
Фото АЛЕКСАНДРА ШАТАЛОВА