Подводя сегодня итоги не только завершающегося года, но и двух сроков путинского президентства, исследователи общественного мнения видят: многие показатели социального самочувствия людей в России за последнее время явно пошли вверх. И особенно резко — именно за последний год. Вот лишь несколько примеров.
ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ?..
В 2006 году оценки пути, по которому движется страна, впервые за несколько лет стали по преимуществу положительными. А уже в декабре 2007-го тех, кто считает, что Россия «на правильном пути», стало в два с половиной раза больше, нежели тех, для кого мы движемся «в неверном направлении» (59 и 24% соответственно). Число тех, кого устраивает их жизнь, стало превышать не удовлетворенных тем, как они живут. Опять-таки впервые россияне начали чаще видеть в окружающих людях положительные чувства (прежде всего надежду), а не отрицательные (безразличие и усталость). Эти сегодняшние оценки действуют и за пределами нынешнего дня. Так, за последний год оценка последствий экономических реформ, начатых в 1992 году, впервые за много лет переменила знак на положительный: относительное большинство (43%) признало, что они «принесли больше пользы» (35% по-прежнему считают, что «они принесли больше вреда»). Три пятых населения (октябрь 2007-го) гордятся нынешней Россией, при 35% не видящих для этого поводов, а еще полтора года назад это соотношение выглядело как 48 на 48%. Таким переменам можно лишь порадоваться. Вот только радость эту — говорю и о чувствах самих людей, и о реакции аналитика на них — не назовешь спокойной и уверенной. Почему?
… НО НЕ ВСЕМ И НЕ ВО ВСЁМ
Назову несколько причин, на самом деле их больше, но эти, по-моему, самые существенные. Вот одна. Выше приводились исключительно интегральные оценки жизни, страны, ее пути в целом. А более конкретные вопросы во многом дают, увы, иной результат. Из недавнего ноябрьского опроса 2007 года видно, что в таких значимых для повседневной жизни каждого областях, как работа правоохранительных органов, медицинское обслуживание, межнациональные отношения, личная безопасность людей, распределение материальных благ в обществе, состояние окружающей среды, ситуация оценивается россиянами отрицательно, и самые негативные сдвиги тут они наблюдают за последний год. Однозначно положительной видится людям только ситуация с выбором продуктов и товаров, но эта ликвидация дефицита относится еще к 1990-м годам. Сравнительно повысилась возможность хорошо зарабатывать (40% считают, что за последний год она стала лучше). Несколько более позитивными стали оценки работы массмедиа (по телевизору, ясное дело, всё выглядит куда веселей), хотя здесь доли тех, кто видит улучшение, и тех, для кого ничего не изменилось, равны — 36 и 37%. В остальных же областях, кроме уже названных (а это «возможность высказывать свое мнение», «влияние простых людей на государственные дела»), для большинства россиян уже много лет ничего не меняется. Такой итог вряд ли кто назовет обнадеживающим.
Другая важная причина: большинство россиян чувствуют, что разрыв между ними и властью, между каждой семьей и всей страной, между ними в глубинке и более богатым, активно и разнообразно живущим центром не только не уменьшается, но постоянно увеличивается (напомню, что до двух третей населения живут в деревнях и малых городах). Не потому ли две трети россиян (данные марта 2007-го) не видят связи между экономическими успехами страны и положением своей семьи? Три пятых (по опросу в октябре того же года) не считали, что предстоящие выборы в Думу повлияют на их жизнь, положение их семей. Особенно резко россияне ощущают разрыв последних лет между населением и властью (по мнению 45% опрошенных в ноябре он за годы правления Путина вырос), между бедными и богатыми (это констатируют уже 77%). А с такой констатацией связано очень существенное обстоятельство (оно коренится в прошлом, но определяет настоящее и скорее всего будет сказываться в обозримом будущем), описанный разрыв не столько понуждает россиян к собственной инициативе, сколько еще больше увеличивает их упования на опеку государства.
В 1990 году на подобную опеку рассчитывали 57%, четверть высказывались за активизацию самих граждан, теперь (июль 2007-го) об активизации упоминают 13%, а на опеку рассчитывают уже четверо из каждых пяти. Названное обстоятельство существенно еще и потому, что нынешняя российская власть, о чем уже приходилось писать, опирается и рассчитывает по большей части именно на данный контингент. И население таким ожиданиям властей, надо сказать, отвечает. Анализ гипотетического (в осенние месяцы) голосования россиян за будущую Думу показывает: поддержка нынешнего режима и правительственного курса, желание их сохранить раньше всего и наиболее массово проявляются на периферии, но затем захватывают (хотя уже не в таком массовом масштабе) крупные и крупнейшие города, центр страны.
Однако парадокс такого рода взаимных упований и расчетов (еще одна причина неуверенности россиян даже при многих их позитивных оценках последнего времени) состоит в том, что они понимают: наблюдаемые ими улучшения — результат не их собственной активности, это не дело их собственных рук, они в этом не участвовали, и у них тут своего рода «алиби». Доля тех, кто, по их словам, сумел использовать возможности и добиться улучшения своей жизни, положения собственной семьи, не превышает 12% взрослого населения (ноябрь 2007 года, в предыдущие годы она была на уровне 7 — 9%). Позитивные сдвиги там, где россияне их замечают, — это прежде всего плод снисхождения властей. Однако это снисхождение, по оценкам большинства, всегда и теперь недостаточное: оно толкает население надеяться на власть, но не помогает поверить ей. Хроническое недоверие россиян ко всем ветвям и институтам власти, за исключением первого лица, которое есть собственно уже не реальная власть, а мифологизированное олицетворение управы на всех, много раз отмечалось отечественными исследователями (феномены недоверия и недовольства в России последнего времени постоянно и обстоятельно анализировал Юрий Левада).
Показательно, что и нынешнюю «стабилизацию», общее улучшение обстановки вокруг россияне в очень небольшой мере связывают с деятельностью правительства (ее считали эффективной меньше четверти опрошенных в сентябре 2007 года). Они относят их исключительно за счет высоких цен на нефть — так полагают вдвое больше россиян, 46%. Еще 11% видят в нынешних успехах отдаленное следствие реформ, начатых в 1990-х годах, выше этот момент уже упоминался. Исполнительная власть — даже под руководством Зубкова, выбором которого Путин явно обозначил правительство как свою вотчину в настоящем и, может быть, будущем, — никогда не воспринимается российским населением в терминах «заслуг». Это прерогатива президента, но он ею никому не обязан, а потому он никогда и никому ничего не «должен». Правительство же, по российским оценкам, всегда «должно» и всегда «виновато». Такое вот «разделение властей».
НЕ НАШЕ ДЕЛО: ЦЕНА НЕПРИЧАСТНОСТИ
Подводя баланс позитивных и негативных массовых оценок уходящего года и двух путинских президентских сроков, можно сказать, что привычное для нескольких поколений россиян чувство опасности и тревоги стало в массе ослабевать: это еще не мир, но уже не война (проблему Северного Кавказа сейчас не обсуждаю, она, как и другие серьезные проблемы страны, на несколько месяцев наскоро заасфальтирована). Но это успокоение ненадежно: его не охраняет закон, оно не опирается на признанные нормы и институты. Его в любой момент можно лишиться. И россияне — особенно после дела ЮКОСа — это чувствуют и понимают.
С другой стороны, за сравнительно спокойные последние годы россияне научились выживать. Больше того, как будто привыкли к тому, что выживут. Понемногу (но очень понемногу) становится значимым нечто большее — ценность «достойной жизни»: об этом уже мечтают, но в реальности мало кто это видит. По крайней мере, именно «достойная жизнь» вышла сегодня на место главной идеи, которая способна, по мнению россиян, объединить общество (на нее указали в июле 2007 года 22% опрошенных).
Но поскольку описанная стабилизация не связана с личными усилиями граждан, то вместе с ее ощущением у людей парадоксально усилилось чувство неопределенности и неуверенности. А это значит, что главная проблема сегодня не столько в настоящем, сколько в будущем. Между тем именно его большинство людей как в верхах, так и в низах в России упорно пытается заговорить: старается остановить время. То, что верховная власть хочет себя надолго сохранить в нынешнем виде и даже персональном составе, показывает, что нынешняя система в целом — и власть, и население — полностью проявила свои свойства и границы возможностей. Как видим, других ресурсов, кадров, вариантов, программ и перспектив движения у нынешнего политического режима нет, а смена фамилий тут ничего не решает. Эту «безальтернативность» население (по крайней мере, две трети его), где вынужденно, где по собственному желанию, кто целиком, кто с немалыми оговорками, все же приняло. Но конструкция держится, с одной стороны, на высокой экономической, а еще больше социальной и политической пассивности населения, а с другой — на слишком высоко, далеко от людей стоящей одной фигуре, которая сложившийся хрупкий баланс персонифицирует. Функция такой фигуры именно олицетворять, но не побуждать, не двигать. Почему и сплочение вокруг нее исключительно демонстративное и виртуальное: никаких сдвигов оно не сулит и не сможет обеспечить. Так что ни та, ни другая стороны, ни власть, ни население не видят и не хотят видеть возможностей изменить сложившееся положение. Однако оно от этого не делается более устойчивым, а главное — не обещает определенных и хороших, или даже просто успокаивающих, перспектив.
ЧТО ЖЕ ЗАВТРА? А ПОСЛЕЗАВТРА?
Опять-таки, обе стороны данное обстоятельство осознают. Со стороны власти это вызывает все больше усилий законсервировать статус-кво и массу суетливых движений в данном направлении. Со стороны населения оно порождает такие же упования на консервацию того, что есть, при увеличивающейся неопределенности будущего, национальных обидах на ближних и дальних, сознании растущей изолированности страны, которые чем дальше, тем меньше могут перекрываться и компенсироваться мифологией сильной державы, особого пути, национальной гордости (не вернее ли — гордыни?), риторикой великого прошлого и его триумфов.
Еще раз в заключение подчеркну: стабилизация, в ее объявленном сверху и принятом снизу виде, не обеспечивает динамики. Самостоятельных источников такой динамики за пределами правительственных проектов — этой всегдашней манеры власти отчитываться и гордиться планами! — сегодня не видно. И это еще одна (не последняя) из причин недостаточной уверенности россиян даже в их лучших чувствах относительно настоящего. Поскольку же серьезные социальные проблемы, о которых сегодня, по тактическим резонам сохранения спокойствия на период выборов, не говорят, никуда от этого не исчезают, а становятся только острей, то вскрыться они могут по вполне случайному поводу достаточно неожиданно.
Фото MISHA JAPARIDZE/AP