Вот стоит деревня. Вроде одна, а так — две. Разделена деревня пополам между Белоруссией и Литвой. С белорусской стороны она называется Пицкуны, с литовской — Норвилишки. Официально с «с» на конце, Норвилишкес; но белорусы, которые там живут — те же самые, что и в Пицкунах, — не говорят и не читают по-литовски. Русско-белорусская «трасянка», чистый белорусский, немножко польский. Общий язык, а при Советах — общий колхоз, общие поля, общее кладбище. Обычная история, в 1990-м приехали с картами литовские пограничники, провели границу; в следующем году приехали пограничники белорусские. Договорились было сносить дома и сараи, по которым прошла граница, — вот, допустим, у Антона Лентеновича, чей дом в Пицкунах теперь последний оплот перед лицом Евросоюза. Потом выяснилось, что граница проходит и по литовским, норвилишкинским домам; решили не позориться и ничего не сносить. Лентенович отделался малым: пришлось ставить ворота с другой стороны, чтобы на тракторе своем во двор въезжать. Там, где он заезжал до всего, теперь забор — пограничный, железный.
Рядом с домом Антона и забором, в двадцати метрах в глубь Литвы, — огромный замок, ныне гостиница. Эксклюзив: экскурсовод в сутане подводит гостей к самому пограничному забору. Те щелкают мобильными — экзотика, повод для фото на память. Гид-«монах» что-то говорит им по-литовски. На белорусской территории все слышно, многое даже понятно: kontrabandas, Lukasvenkas…
Леокадия Гордиевич живет как раз в Норвилишках. Муж ее год назад уехал в Ошмяны, Белоруссия, — там работа ему нашлась; при том что в Норвилишках, утверждает Леокадия, работы не найти. После вступления Литвы в Евросоюз и жене, и мужу нужны визы, чтобы ездить друг к другу. Он с белорусским паспортом, она — с литовским. «Могу ехать, куда захочу, в Европу. А в Беларусь — не. И што, я поеду его выкуплять? Шут з йим», — горячится Леокадия. Семейная трагедия — дело привычное. Денег на визу ни у кого нет — ни у полусотни жителей Пицкунов, ни у норвилишкинских. Пенсионеры в основном, бюджет соответствует.
Еще недавно для людей приграничья визы в Литву были по пять долларов, для Пицкунов и вовсе бесплатно. До тех пор, пока Литва в Шенген не вступила — до прошлого года, стало быть. А договора о дешевых визах между Белоруссией и Евросоюзом нет — ни для обычных граждан, ни для приграничных. Потому одноразовая виза в Литву — это теперь 60 евро, а годовая — все 120, только их пока никто Пицкунам не дает даже за такие, немыслимые для деревенских, деньги. Жителям Пицкунов, чтобы оформить визу, надо поехать в райцентр, собрать бумаги. А после — в консульство в Минск. Очередь минус гарантии плюс страховка — от полусотни долларов и выше.
Ну и дорога чего-то стоит. Не так, правда, как на кладбище, если, не дай бог, умрет в Пицкунах кто—в последний путь выходит гораздо дороже. Потому что кладбище в Пицкунах и Норвилишках — одно на две деревни. И находится оно на литовской территории, все могилы родовые. Значит, для начала надо собрать бумаги — из Белоруссии, в Литве — разрешение на похороны, подорожные всякие, да переводчику еще заплатить, поскольку все только на литовском. Потом транспорт заказать, да чтобы у его водителя виза литовская была.
И — в путь, часа на два: в обычные дни упрощенный переход «в Шенген» закрыт, открывается только по избранным праздникам. Исключений для усопших нет. Потому — крюк в 100 километров, чтобы похоронить за забором, который в принципе от дома метрах в 50 может стоять.
Итак, 100 километров и 300 долларов только за дорогу водителю минимум. Плюс за бумаги. На круг — до полутысячи зелеными; в Пицкунах знают, что «жить — дешевле».
Франек Михаловский — человек литовский, норвилишкинский, kontrabandas со стажем: в 90-е Франек неудачно сходил в Пицкуны навестить сестру — практически через дырку в заборе, без документов. Михаловского поймали, дали пять месяцев белорусской тюрьмы и полный запрет на въезд в Белоруссию по отбытии срока. «Вот тут муж с жонкай похоронены», — указывает Франек на относительно свежие белорусские могилы. «Первым муж умер, дети начали готовить документы на его перевозку, а наутро и жена умерла. Так и везли вдвоем через границу».
«Тестя когда хоронили, смотрел через забор, — вспоминает 50-летний Виктор Янович, Пицкуны, Белоруссия. — Венок к забору принес, передать не дали. Думал выкинуть, злость такая взяла. Повесил его с нашей стороны».
Рядом с кладбищем и замком — костел, службы на трех языках: польский, латынь, литовский. Ксендз — старый литовец, бабушек с окрестных литовских деревень туда привозят на мессу специальным автобусом. До осени прошлого года на религиозные праздники верующие из Пицкунов приходили к пограничному забору — на том участке, который почти встык с оградой кладбища. Ксендз через забор общался с прихожанами, через забор же слушал их исповеди и причащал. А в начале ноября — как раз на День Всех Святых — прикрыли и эту духовную лазейку. Не литовцы, нет — белорусские пограничники: мол, у пограничного забора группироваться запрещено, нарушение режима госграницы. Рождественскую мессу в декабре Пицкуны провели на почтительном стометровом расстоянии от режимной зоны. И Пасха скоро — видимо, в том же режиме. Уже привычном для тех, кого разделил железный… Даже не занавес, нет — так, забор.