Однако по мере того, как дискуссия вокруг результатов саммита НАТО в Бухаресте уходит с первых полос газет, становится ясно, что фокусировать столько внимания на одном событии и выделять его из общего контекста вряд ли оправданно. Нынешний саммит НАТО был только звеном в цепи. С 1991 года сначала бывшие социалистические страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, а потом и европейские республики СССР были вынуждены определять свое отношение к единому процессу евроатлантической интеграции, в котором НАТО участвует наряду с Европейским союзом. И в этом контексте тот факт, что руководящие органы обеих организаций расположены в одном и том же городе—столице Бельгии Брюсселе—предстает по-своему символическим.
НАТО вышло на первый план в последние месяцы потому, что в отличие от ЕС оно традиционно декларировало политику открытых дверей и предъявляло к кандидатам меньше требований, чем ЕС. Одни в этих условиях рассчитывали на преобладание геополитических соображений и некритический подход к поданным заявкам, а другие опасались этого. Но «меньше» сегодня не означает «ниже». НАТО хочет быть фактором внутреннего преобразования своих потенциальных членов, и потому попытка Киева и Тбилиси войти в клуб либеральных демократий, не обеспечив полного соответствия правилам клуба, оказалась неудачной.
В результате вопрос о выработке западной стратегии в отношении нового востока Европы на какой-то период вновь ложится на стол ЕС. Одно дело демонстрировать Вашингтону, что период, когда Белый дом мог игнорировать позицию Берлина и Парижа, завершен, и использовать для этого демарша украинский вопрос, и совсем другое—вообще отказаться от ответственности за восточную периферию Европейского союза. Более того, в европейских столицах прекрасно осознают, что «двойной отказ»—по аналогии с «двойным расширением» на восток 2004 года—не отвечает интересам Запада, поскольку потенциально может быть воспринят Москвой как приглашение к восстановлению исключительной сферы влияния, что привело бы к острым конфликтам как внутри региона, так и по линии Россия—Запад.
«ЕВРОПЕЙСКИЙ ВЫБОР»
При этом ЕС в качестве регионального игрока отличается от НАТО и мощью, что в России принято недооценивать, и привлекательностью своей модели. Начать с того, что ЕС является ведущей экономической силой в мире. В данном случае речь идет не только и не столько о потенциальных программах помощи, действительно несопоставимых ни с чем иным. ЕС способен гарантировать и безопасность (практически немыслимо, чтобы какая-то внешняя сила пошла на санкции против члена Союза, что лишний раз доказывается российскими отношениями со странами Балтии), и процветание. Соответственно велик и трансформационный потенциал политики ЕС, поскольку для интеграции с ним требуются реформы, на порядок выходящие за рамки сугубо политического процесса и ведущие к перестройке всего общественного механизма. ЕС зачастую недостает политической воли и практической координации действий, но в те моменты, когда страны-члены проявляют единство, им многое удается, что было доказано расширением Союза в 2004—2007 годах.
Но более важно, что в глазах своих соседей ЕС является воплощением так называемого «европейского выбора», и в этом заключается его фундаментальный внешнеполитический ресурс.
В то время как большинство населения Украины по-прежнему против вступления в НАТО, с ЕС наблюдается обратная ситуация. Согласно многолетним исследованиям киевского Центра экономических и политических исследований им. Разумкова, доля положительных ответов на вопрос о том, должна ли Украина вступить в ЕС, составляет большинство как минимум с 2002 года, а в период подготовки окончательного решения о расширении на соседей Украины, осенью 2002 года, такое отношение достигло пиковых значений в 65 процентов. Во всех возрастных категориях до 59 лет и особенно ярко до 39 лет большинство респондентов выражают уверенность, что и они лично, и страна в целом выиграют от вступления в Евросоюз. Украинская элита достигла по этому вопросу полного консенсуса, и представители Партии регионов Виктора Януковича, на которую почему-то так рассчитывают в России, в декларировании своей приверженности «европейскому выбору» нисколько не уступают «Нашей Украине» Виктора Ющенко или БЮТ Юлии Тимошенко.
Схожая ситуация в Молдавии, у которой к тому же в силу конституционного принципа нейтралитета натовская опция вообще отсутствует. И даже в Белоруссии с ее гораздо менее открытым информационным пространством, по данным Независимого института социально-экономических и политических исследований, в начале нынешнего десятилетия доля сторонников членства страны в ЕС в течение нескольких лет не опускалась ниже 50 процентов, а максимум в 61 процент был достигнут в декабре 2002 года, то есть примерно тогда же, когда и на Украине. Отвечая на явно присутствующий в обществе запрос, Александр Лукашенко, несмотря на все проблемы в отношениях, в последние два года смягчил риторику в адрес Европы и приступил к налаживанию контактов с Брюсселем. В марте в Минске открылось представительство Еврокомиссии—шаг, который не стоит недооценивать.
Существует несколько объяснений, почему стремление интегрироваться в ЕС столь популярно. Первый мотив, безусловно, цивилизационный—чувство единства исторической судьбы. При этом в отличие от России Украина, Белоруссия и Молдавия развили очень тесное ощущение контакта со своими западными соседями. На протяжении более чем десятилетия они без виз ездили в страны Центральной Европы, а граница во многих местах была не советским рубежом с колючей проволокой, а линией на карте.
Во-вторых, миллионы граждан этих стран прошли путями трудовой миграции через Центральную и Южную Европу и на личном опыте убедились, что интеграция в ЕС не является чем-то невозможным. В-третьих, в преимуществах европейской модели убедился крупный бизнес. Не случайно одним из основных лоббистов европейского выбора Украины в международных кругах сегодня является зять Леонида Кучмы Виктор Пинчук, успешно избавляющийся от имиджа приближенного олигарха. Поскольку местный бизнес лишь в небольшой степени связан с экспортом сырья, он стремится к надежности доступа на рынки, к международной легитимации капиталов, что дает только следование определенным правилам. Постепенное уменьшение объема российских энергетических субсидий заставляет бизнесменов задумываться о внедрении сберегающих технологий, что опять-таки связано с ЕС и Западом в целом.
ОТВЕТ БРЮССЕЛЯ
Естественно, Европейский союз не может никак не ответить на желание интегрироваться с ним, исходящее из региона, хотя он пока не намерен расширяться дальше на восток. С другой стороны, и в Брюсселе, и в других ведущих столицах понимают, что без активной региональной политики невозможно обеспечить стабильность, экономическое развитие и демократические реформы на своей восточной периферии, а без них она всегда будет источником вызовов безопасности ЕС в виде криминала и нелегальной миграции. В особенности наращивания усилий добиваются новые члены Союза, которым не импонирует перспектива остаться крайними на рубеже социально-экономического раздела Европы.
И все же первоначальная линия ЕС не выходила за рамки чисто бюрократической. В 2004 году Брюссель предложил всем своим южным и восточным соседям политику, которая могла бы быть описана лозунгом китайских бейсболок—«один размер подходит всем». И европейским государствам, стремившимся добиться перспективы членства в Союзе, и странам южного Средиземноморья было предложено пойти по пути схожих политических и экономических реформ в обмен на аморфные обещания сближения. Неудивительно, что этот курс был подвергнут критике неангажированной частью европейского же экспертного сообщества.
Постепенно, однако, Европейская политика соседства (ЕПС) стала эволюционировать в сторону большей дифференциации между странами-партнерами и предоставления им специфических стимулов. К осени 2007 года было запущено 12 индивидуальных планов действий, в том числе с постсоветскими странами. Именно потому, что ЕС сегодня стремится доказать принципиальную возможность осуществления либеральных реформ у соседей без членства в Союзе, он оказывается способным пойти им навстречу намного дальше, чем раньше. В декабре 2006 года с целым рядом новых предложений выступила Еврокомиссия, а в период германского председательства в ЕС в первой половине 2007 года необходимость перехода от «старой» ЕПС к «ЕПС плюс» была признана окончательно.
Применительно к наиболее продвинутым странам, таким как Украина и Молдавия, это означает заключение соглашений об углубленной зоне свободной торговли, что, говоря об известном своим протекционизмом ЕС, дорогого стоит, постепенную либерализацию визового режима и выведение отношений на новую правовую основу (например, через договор об ассоциации). В долгосрочном плане речь идет об открытии перед ними перспективы пошаговой фактической, хотя и не институциональной, интеграции—естественно, при условии выполнения домашней работы.
ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ?
В Москве, в особенности после того, как ЕС в декабре 2004 года сыграл основную посредническую миссию в нахождении компромисса между Виктором Ющенко и Виктором Януковичем и таким образом закрепил результаты «оранжевой революции», действия Брюсселя в регионе стали восприниматься как попытка ослабить влияние России.
Такая трактовка видится ошибочной. Ведущие европейские страны, как показал тот же саммит НАТО, вовсе не стремятся к конфронтации с Россией из-за ситуации в регионе общего соседства. Наоборот, они хотели бы совместить усилия по реформированию региона с партнерскими отношениями с Москвой. Более того, России было предложено присоединиться к ЕПС в момент ее запуска. Другое дело, что Россия, на тот момент обладавшая более высоким форматом отношений с Европой—отношениями стратегического партнерства, не видела достаточных причин для того, чтобы стать рядовым членом списка, включающего 16 стран от Белоруссии до Марокко. И жаль, что в последние годы «стратегические партнеры» спустились до состояния не очень доверяющих друг другу экономических контрагентов по необходимости.
Вопрос, стремятся и могут ли ЕС и НАТО перенести разделительные линии Европы, условно говоря, с украинско-польской на украинско-российскую границу, конечно же не праздный. Но ответ на него во многом находится в России. Если исходить из того, что Россия—европейское государство и большинство ее населения, согласно недавним опросам Левада-центра, не только положительно относится к Евросоюзу (70 процентов против 17), но и выступает за членство в нем России, появления новых рубежей можно избежать.
Возможно, об этом стоило бы помнить в тот момент, когда Россия и ЕС готовятся к запуску переговоров о новом основополагающем договоре, который должен прийти на смену устаревшему соглашению о партнерстве и сотрудничестве 1994 года
После Бухареста, по-видимому, ждать этого момента осталось недолго.
*Директор российской программы Финского института международных отношений
Фото FRANCOIS LENOIR/REUTERS