30-й Московский кинофестиваль, завершившийся на прошлой неделе, показал, что его руководству внешняя сторона мероприятия гораздо важнее, чем содержание: львиная доля усилий уходит на приглашение мировых звезд, а конкурсная программа год от года слабеет
ММКФ превращается в локальный фестиваль: первым это подтвердил его президент на церемонии открытия. «А теперь… Право открыть фестиваль… предоставляется… Уилл Смит! Шарлиз Терон! Прошу на сцену!!!» Барственная манера, которой славится Михалков—в духе «Дорогой ты мой, дай я тебя поцелую», «Я хочу вам представить моего давнего друга и великого режиссера…»,—в этом году была талантливо обыграна Уиллом Смитом: актер очень нарочито, демонстративно полез целоваться с Михалковым. Все довольно посмеялись, включая Михалкова.
А между тем спросим себя тихонько, вполголоса: а кто вообще такой Уилл Смит? И Шарлиз Терон—кто такая? (Роли в фильмах «Жена астронавта», «Ограбление по-итальянски», «Сладкий ноябрь».) Иными словами, хотелось бы понять, какими выдающимися работами эти актеры заслужили такое право—открывать юбилейный кинофестиваль в стране, где культура всегда понималась не как развлечение, а как важнейший нерв, как единственная свобода? Где культуру всегда так подчеркнуто мало волновала внешняя мишура и, напротив, интересовали содержание, глубина?
А никакой тут логики нет. Просто американские актеры приехали в Москву на мировую премьеру своей картины «Хэнкок»—и «заодно» их попросили открыть кинофестиваль. Организаторы ММКФ особенно гордятся тем, что прокатчики «Хэнкока» предоставили им возможность показать блокбастер на две недели раньше, чем в США.
Подумать только!..—на две недели раньше. Описание фильма: «Главный герой по имени Хэнкок—супергерой с крайне скверным характером и кризисом среднего возраста…» Чем мы гордимся? Сколько можно считать творческой победой показ сто пятьдесят нового блокбастера, о котором забудут через пару недель? Только что в предвыборную кампанию патриоты от искусства предупреждали нас об американской угрозе—и при этом с помпой продвигают американское же кинобарахло. Где хотя бы логика?..
Вместо того, чтобы подтвердить приверженность тем принципам, которые отстаивают на фестивалях в Канне, Венеции, Берлине—продвигать кино, альтернативное попкорновому, и тем самым подтвердить свой европейский культурный выбор (мы в этом заинтересованы и политически, и экономически), вместо этого мы зазываем на фестиваль актеров, которые являются по сути нашими эстетическими антагонистами.
… Пора сказать, наконец, о странной ситуации с VIP-гостями, которая уже не может не смущать: селебрети в последние годы приезжают на ММКФ, исключительно только если им пообещают какую-то кинонаграду. И в зависимости от того, кто согласился приехать, выдумывают новую—«Приз имени Станиславского» или «За вклад в мировой кинематограф». И при вручении называют великим режиссером или актрисой. По принципу «кто приедет—тот и великий». При этом, как пишут СМИ, Такеши Китано, которому в этом году вручили приз «За вклад в мировой кинематограф», до последнего момента «боялся не успеть на церемонию».
Китано—хороший режиссер. Но—великий?.. (Так его назвали на церемонии.) Великий—это тот, кто перевернул представление об искусстве. Так, по крайней мере, еще недавно считалось.
Страшно спросить: а приехал бы кто-то из мировых кинозвезд на ММКФ просто так, без подарков, по своей воле?
Конечно. Если бы фестиваль отражал актуальные процессы в кино, а не был бы корпоративным праздником. И если бы мы сами себя чуть больше уважали. А если обещать все земные блага актеру за один приезд в Москву, он, естественно, будет думать, что его зовут украсить собой какой-то местный туземный балаган, и отношение к приглашающей стороне будет соответствующим.
Это так странно: мы круглый год (и сам Михалков, что характерно) говорим о неповторимости культуры России и ущербности западного массового искусства, а когда дело доходит до кинофестиваля, любой ценой зазываем в Москву заграничных гостей и конечно же непременного «брата» Кустурицу, который уже почти в тапочках приходит на ММКФ. Ну да, это фестиваль превращается уже в такой семейный праздник, где всегда бывают друзья дома. А для общего увеселения зовем заморскую зверушку, которая говорит человеческим голосом по-французски. Во всем этом какая-то странная смесь барства и рабства.
Что же до самого кино, то «Кинотавру» ММКФ в этом году проиграл со счетом 15:0. Все русские премьеры года показали в Сочи, а не в Москве.
Общая черта конкурсных фильмов ММКФ этого года—отсутствие творческих амбиций. Большинство фильмов (за исключением, может быть, «Для моего отца» Дрора Захави) не то чтобы слабы—это еще полбеды; они именно что «не претендуют», это именно что «крепкий средний уровень». Однако то, что для спорта может быть и неплохо, для искусства—приговор. Здесь «общий средний»—это признак неактуальности. Режиссер, который не претендует на открытие, не сделает и маленького прорыва. Это касается конкурсных «На семи ветрах» (Исландия), и «Пробуждение ото сна» (Испания), и «Простая душа» (Франция)...
Отдавая свою картину на конкурс, любой кинопродюсер и режиссер строят расчеты. Создатели фильма так или иначе всегда учитывают, что понравится, что «подходит» этому фестивалю, а что—нет. В Берлине понравится неполиткорректное и политически ангажированное кино. В Канне—эстетство и культурная провокация. В Венеции—верность классическим европейским традициям.
Судя по тому, что присылают на конкурс ММКФ, в Москве «нравится» долгое тягучее копошение—по полтора часа неспешных историй вообще «о человеке». Причем на фестиваль в Москву везут не заумное, не «поток сознания», не «тарковщину», иными словами—в чем был бы хоть какой-то концептуализм, которого так не хватает ММКФ. Нет. Привозят именно реалистичное, скучное, тягучее, дидактичное, повествовательное и историческое «романное кино». То есть киноязык, на котором сегодня уже не принято говорить. А также скучнейшее этнографичное—иранское («Проще простого»—один день из жизни иранской женщины) или китайское («Война на другом берегу») с простыми, как пять копеек, добром и злом. Вот так нас, видимо, и понимают—как скучную, морализирующую и любящую перебирать тряпочки из бабушкиного сундука страну.
И потому присылают на конкурс фильмы-тихони, фильмы-скромняги, которым нигде больше и не светило. Пережевывающие привычные смыслы и сюжеты. Дедушка и внук. Мать и ребенок. Служанка и дитя. Коммуна перевоспитуемых. Заранее понятно, чем закончится и какова нехитрая мораль фильма. Врать нехорошо. Война—это плохо. Детей надо любить.
В то время как Европа давно поняла: чтобы выиграть битву с американским массовым кино, необходимо противопоставить ему нечто парадоксальное, провоцирующее, конфликтное—кино, переосмысливающее привычные границы между добром и злом. А любое якобы «человеческое», усыпляющее и морализующее кино—оно перестало работать. Сегодня зрителя нужно бить обухом по голове, говоря с ним о серьезных неразрешимых проблемах—а не сказки ему рассказывать. Хотя бы потому, что сказки рассказывает Голливуд, тут ему равных нет.
Что до двух русских конкурсных фильмов, то рецензию на фильм «Сад» читайте на соседней странице, а о фильме режиссера Кати Шагаловой «Однажды в провинции» скажем особо. Это фильм уже из привычной серии «крепкого патриотического кино»—такое тонкое сочетание бездарности и любви к родине. Забавно, что молодой режиссер Шагалова попадает в ту же ловушку, что и маститый режиссер Прошкин (читайте «Огонек» № 25): с одной стороны, силится показать, сколь бессмысленна и сера жизнь в русской провинции, а с другой—что «люди-то все хорошие». Какие-то молодые люди—без работы, со странным прошлым—ни с того ни с сего яростно защищают мигрантов. Хоть и пьют они целыми днями, и жен своих побивают, но в борьбе со скинхедами проявляют необыкновенный интернационализм: избивая неофашистов, они приговаривают: «Черные, зеленые—это твои проблемы». Какая потрясающая сознательность—на фоне общего убожества и пьянства.
Урла читает стихи, скинхеды какие-то гламурные; мигранты счастливы и благодарны России. Особенно режиссеру удался образ местной милиционерши. С перманентом и испанским загаром, она читает стихи и называет собеседников «господами». Вообще, надо сказать, нет сегодня ничего страшнее в нашем кино, чем когда «провинцию» играют столичные актеры под руководством столичных же режиссеров и сценаристов.
… Это, однако, по-видимому, единственный вариант «социального русского кино», который является форматным на юбилейном ММКФ. Такое ощущение, что фестиваль существует только потому, что нельзя без фестиваля Москве. Но и с таким фестивалем уже тоже нельзя. Замкнутый круг. Вот, кстати, тема для фильма, но кто же его рискнет снять…
Фото ALEXANDER ZEMLIANICHENKO/AP