Фильм Сергея Овчарова «Сад», показанный в конкурсе Московского кинофестиваля, объясняет зрителю—в России выигрывает тот, кто больше всего отдал, тот, кто меньше всего трясется над нажитым, тот, кому оно вообще, по большому счету, не нужно
Давая мне интервью накануне премьеры, Овчаров, славящийся умением все сказать без слов, но совершенно не способный на словах пояснить собственный замысел, пообещал:
—Приходите, будет весело. Это настоящая комедия.
—В каком смысле?—не понял я, хорошо помня «Вишневый сад».
—Комедия… это… когда хорошо кончается,—сказал Овчаров, и я убедился, что его фильм—отличный, по-моему,—кончается действительно хорошо. То есть я понял из него что-то очень важное, здорово помогающее жить.
Эту картину критика обсуждает доброжелательно, но недоуменно. Что, собственно, сказать-то хотели? Между тем то, что они хотели сказать,—довольно наглядно, и не зря на главные роли приглашены не актеры, а режиссеры петербургских театров. Это «Вишневый сад», пересказанный людьми, отлично знающими, что будет после. И вот им-то уже понятно, что триумф Лопахина—временный и ущербный, а Россия—страна Раневских, Гаевых, добрых Ань, невезучих Варь и приезжих одиноких Шарлотт. Это картина об их конечной победе, потому что все завоевания Лопахина мгновенно обесцениваются, как и намекает нам финальный титр: «Шел 1904 год».
В пьесе Чехова четыре персонажа, знающих, как жить. Это самовлюбленный конторщик Епиходов (Е. Баранов, который у Овчарова бесперечь цитирует Ницше), наглый лакей Яша (Б. Драгилев), цивилизованный купец Лопахин, желающий вырубить вишневый сад и отдать его площадь под дачи, и студент-революционер Петя Трофимов. Все они выписаны без большой любви, но серьезно. Овчаров же на них оттаптывается, как может: они не просто смешны, а фарсовы. Даже красавец Роман Агеев играет Лопахина в лучших традициях ситкома, а как вышучивает Трофимова Андрей Феськов—любо-дорого. Все эти люди чувствуют себя хозяевами реальности (не зря знаменитая реплика Раневской звучит у Овчарова во множественном числе: «Епиходовы идут»). В то время как у Раневской, Гаева, Вари, Ани и Шарлотты эта самая реальность уходит из-под ног, уплывает из рук, бьет по голове. И именно они у Овчарова—красивые, талантливые и уверенные. Анна Астраханцева-Вартаньян—молодая и неотразимая Раневская, Дмитрий Поднозов—умный и тонкий Гаев, всё они про себя отлично понимают, но подождите их хоронить. Потому что с учетом дальнейшей российской истории мы уже отлично понимаем: русский Бог ироничен. Эта самая история терпеть не может упорно и нудно трудящихся, самоуверенных, нагло-успешных. Может, все ее причуды и зигзаги только тем и объясняются, что русский Бог постоянно хочет умудрить людей, полагающих, что они держат его за бороду. Это он всех держит, понятно? И потому он расправляется с обнаглевшим купечеством, уже решившим, что самую дикую эксплуатацию и наглое самодурство можно спрятать за европейским лоском. И бац тебе—семнадцатый год, и где твой лоск, господин Лопахин? А потом ему хочется наказать новую элиту, решившую, что она воцарилась навеки,—и бац тебе—тридцать седьмой, и где твоя элитарность, товарищ Трофимов? А потом один сатрап решил, что всех победил,—и его сначала отравили, а потом вынесли из Мавзолея, и где твоя победа, сверхчеловек с пистолетом, Епиходов? А потом лакей Яша, презирающий русский язык и мать родную, решил, что он теперь хозяин страны, и присвоил себе вишневый сад, и стал продавать его за границу,—но пришли нулевые годы, и где ты теперь, Яша?
А Гаев, Раневская, Шарлотта и Аня, беспомощные, неумелые люди со слабыми руками, неуправляемыми страстями и прекраснодушными мечтаниями, продолжают переходить из пьесы в пьесу, из века в век. Они в постоянном кризисе, это их нормальное состояние. И всякий раз их спасает чудо, потому что это и есть главная стратегия русского Бога, сострадательного к добрым, легкомысленным и неумелым. Я не уверен, что так думал Чехов. Но так думает Овчаров. И потому его самый яркий персонаж—Симеонов-Пищик в блестящем исполнении Евгения Филатова. Это нормальный пьяный ангел, вечно спасаемый на грани разорения какой-нибудь необъяснимой случайностью. И это чудо оказывается достоверней и весомей всех планов Лопахина, уверенного, что из дачников вырастут новые хозяева жизни. «Думать так—тоже значит размахивать руками»,—говорит ему Петя Трофимов. Этой реплики у Чехова нет, но она точная.
В ней и заключается главная мысль, которую Овчаров проводит с завидной последовательностью. Да, на коротких временных дистанциях почти всегда выигрывают Лопахины, люди действия, потому что ведь вся чеховская пьеса—не что иное, как сентиментальная вариация на тему «Стрекозы и муравья». Поди-ка попляши. Хорошо, попляшем, но помните, что Россия—страна не очень предсказуемая, и один из главных ее законов заключается в том, что рациональные стратегии тут обречены. У нас выигрывает тот, кто больше всего отдал, тот, кто меньше всего трясется над нажитым, тот, кому оно вообще, по большому счету, не нужно. Настоящие хозяева—люди вроде Раневской или Симеонова-Пищика, которые ничего толком не умеют, но просто очень любят эту землю. А у тех, кто рьяно хозяйствует, скупает землю и вырубает вишню, никогда ничего не получается: им надо ехать в другую страну, где растут, допустим, сакуровые сады. А здесь, извините, наше место.
Сегодня это опять стало понятно. И Овчаров получил возможность снять про это свое замечательное кино. А некоторые смотрят в упор и не понимают: что сказать-то хотел?
Эх вы, недотепы.
Фото ПРЕСС-СЛУЖБЫ PROLINE FILM