Принцип понедельника

Взгляд социолога на особенности борьбы за национальное благополучие

Дмитрий Орешкин

Чего при разговоре о национализме хотелось бы избежать, так это оценочных суждений. Правильно оно или неправильно; хорошо либо дурно. Тут что ни скажи, для кого-то будет плоско (ибо очевидно), а для кого-то пусто (ибо его оценочные суждения противоположны). Требуется нечто совсем иное.

Как, скажем, вы относитесь к понедельникам? Кто-то их любит; большинство, кажется, нет. Но так или иначе они существуют и после воскресенья надо собираться на работу. Хотя, если поглубже проникнуться чувством социальной справедливости, на этой теме можно сколотить неплохое политическое состояние: мол, народ давно требует понедельники взять и отменить!

В самом деле, доколе?! Достали уже! Тем паче аналогичное по сути движение "Взять все да и поделить" очень даже здорово себя показало. Правда, только у нас в России. Почему бы?

Научный факт заключается в том, что последние 100 лет стали временем национальных движений и национальных государств. Перед Первой мировой войной в Европе было всего 15 стран. Из них пять можно назвать большими и многонациональными: Великобритания, Франция, Германия, Австро-Венгрия и Россия. Через поколение, перед Второй мировой войной, число европейских государств вдвое увеличилось — до 30. На месте рухнувших гигантов появились молодые национальные образования. Еще через два поколения число стран в Европе достигло 50. Точно сказать нельзя, потому что неясен статус Косово, Абхазии и Южной Осетии.

Процесс не думает останавливаться. В Испании очередь на отделение заняла нищая Баскония (с взрывами и стрельбой) и богатая Каталония (с более респектабельными манерами). В Великобритании готовится референдум по статусу Шотландии — скоро увидим. Даже маленькая Бельгия внутри себя продолжает ссориться из-за национально-языкового деления.

Можно интерпретировать все это как заговор мировой закулисы. А можно --- как победу национальной государственности над имперской. Можно порассуждать о том, дурно это или хорошо, правильно или неправильно. А можно, исходя из "принципа понедельника", задуматься о другом, более существенном: вдруг все дело в том, что с ослаблением культа территории как защитного пояса и потенциального театра военных действий на поверхность всплывает совершенно новая концепция территориального развития?

Территории из объектов захвата и эксплуатации превращаются в объекты оптимизации и инвестиций. Вместо замученной коровы, которую доит (или режет) каждый лихой проходимец, они превращаются в самодовлеющие феномены, которые не слишком озабочены обороной и потому настроены инвестировать доходы в себя, любимых. В свои автострады, в свое здравоохранение, образование, жилье, инфраструктуру и прочее.

Территория без инвестиций уже не предмет державной славы и гордости, а камень на шее, который все чаще и острее напоминает о куче своих проблем. А где взять инвестиции, чтобы местные проблемы решались?!

Но это там, на Западе. А что у нас?

Умный и прогрессивный СССР во главе с кремлевскими старцами очень хотел построить коммунизм. Со старцами на капитанском мостике. Ибо какой же старец не любит поруководить с мостика строительством? Для этого СССР в лице политбюро ЦК КПСС неуклонно изымал ресурсы из подконтрольных территорий.

А косные, проникнутые частнособственническими пережитками Эстония, Латвия и Литва почему-то с самого начала не хотели строить коммунизм. Они хотели, чтобы Москва и Кремль со старцами на капитанском мостике отвалили куда-нибудь подальше и прекратили доить их земли во имя светлого будущего. Кстати, это желание разделяло и разделяет немалое русскоязычное население Прибалтики, которое, вопреки слезным жалобам наших патриотичных СМИ на национальные притеснения, никак не соберется вернуться домой на историческую родину. Хотя правительства стран Балтии готовы выплатить отъезжающим вполне солидные подъемные.

Так получается. Правильно это или нет, хорошо или дурно — пусть судят более светлые умы. Скромный "принцип понедельника" всего лишь не позволяет врать про массовый отток русских с Запада на Восток. Наоборот, он вынуждает говорить о растущем оттоке в противоположном направлении.

Про то, как русские, бросив все, бежали из братских Таджикистана, Узбекистана и Туркмении, позвольте не рассказывать. Несмотря на то что местные власти, в отличие от балтийских, тормозили их изо всех сил. Не давали заказать контейнер для перевозки скарба, искусственно занижали цены или вообще запрещали выезжающим продавать квартиры (чтобы уезжал гол как сокол, а другим было неповадно), вопреки межгосударственным договоренностям уничтожали институт двойного гражданства.

Это всего лишь правда про национальную политику. Она о чем-то говорит, не так ли? Например, что картинка межнациональных отношений в патриотических СМИ — это одно, а реальная жизнь — совсем другое. И еще что одна и та же проблема в разных социокультурных средах воспринимается по-разному, выглядит по-разному и решается по-разному. В Риге и Таллине так; в Москве и Петербурге этак; а в Душанбе или в Пугачеве вообще по-третьему.

Лет сорок назад на семинаре молодых ученых у меня была поучительная беседа со сверстником из Эстонии.

— У нас в Эстонии в среднем около одного ребенка в семье. Точнее, немного больше. Это сериозная (через "о") проблема,— сказал он.

— Ну, в Москве приблизительно так же,— жизнерадостно ответил я.

— При этом мы платим сушественный (через "ш", конечно) налог на бездетность,— продолжал он с педантичностью горячего эстонского парня.— В половине наших семей нет детей.

— Я тоже плачу за бездетность. Москва, Таллин, Тарту — большой разницы нет. Урбанизация! — мой настрой был по-прежнему безоблачен.

— Налог идет на поддержание многодетных семей, в которых три и более ребенка,— гнул он свое.

— Разве это несправедливо? — спросил я.

— Возмошно, справедливо,— согласился он.— Зависит, как посмотреть. Но многодетные семьи преобладают в Таджикистане. Там в среднем более четверых детей в семье. Много. А мы бы хотели тратить наш налог на семейную политику в Эстонии, где детей мало. Нам кажется это справедливым тоже.

Вот те на! У меня, в ту пору вполне благонамеренного советского комсомольца, не нашлось что возразить. Он просто видел проблему иначе. Как средний европеец. А я как средний советский человек ее тогда вообще еще не видел. Хотя бы потому, что налоги мы не считали. Известно было: на руки положено столько-то. А куда идет остальное — откуда было знать, да и зачем?

Примерно через 10 лет прибалтийские республики (где довоенная привычка считать налоги еще не успела выветриться) мирно (по крайней мере, со своей стороны) отделились от Союза и двинулись своим особым путем. Чтобы распоряжаться налогами граждан так, как граждане считают нужным.

Если это национализм, то что прикажете называть трезвым европейским рационализмом?

С тех пор оставалось только ждать, когда налогоплательщики Российской Федерации зададут себе те же вопросы, которые эстонцы, латыши и литовцы стали задавать в конце 70-х. Теоретически на такое должно уйти время смены одного поколения — лет 25. На практике, поскольку страна очень большая и медленная, процесс может получиться вдвое длиннее. Если это допущение верно, то в течение ближайших 10 лет возможны разные сюрпризы.

Как показывает исторический опыт, проблемы у власти всегда начинаются не с депрессивными, а как раз с продвинутыми территориями. В случае России не на востоке, а на западе. Это, конечно, касается и национализма. Именно в златоглаво-белокаменной столице социологи "Левада-центра" фиксируют самую высокую в России поддержку лозунгов "Хватит кормить Кавказ" и "Россия для русских". При этом в самой Москве наиболее резкую позицию по этим вопросам занимают граждане с относительно высоким уровнем образования, доходов и социального статуса.

Парадокс? Да нисколько. Закономерное крушение еще одной пропагандистской сказки времен СССР.

Тогда почему-то было принято считать, что национальные конфликты есть отражение конфликтов классовых. Следовательно, по мере роста материального благосостояния широких народных масс, стирания разного рода граней (между городом и деревней, между мужчиной и женщиной, между азербайджанцами и армянами...) национальные проблемы естественным образом отмирают. Дудки. Все ровно наоборот. Чем выше доходы и образование, тем осознанней нужда в удовлетворении потребностей более высокого уровня. В свободе, в уважении, в самореализации.

Образованные и обладающие высоким статусом люди распознают проблему раньше других и не боятся назвать ее по имени. При этом (что важно!) они склонны искать мирное, легальное и конструктивное решение. Значительно хуже дело в депрессивных социальных слоях и территориях. Там люди, привыкшие мыслить казенными шаблонами, реже могут осознать незнакомую проблему, но зато быстрее приступают к ее решению с теми средствами, что подвернулись под руку.

Поэтому надо четко понимать разный уровень ответственности. Если налицо вспышка национализма, готового перерасти в фашизм, то ответственность в первую очередь ложится на тех, кто понимал и понимает, что делается. Кто формирует систему ценностей для тех, кому этим заняться некогда. Перегибы с патриотизмом и крутизной не могли не отразиться в стилистике поведения подрастающей пацанвы, которая попроще, помаргинальней. Об этом так много было сказано, что не хочется повторяться. Вопрос в другом: как из этого выбираться?

О национализме, о Навальном, о том, что правильно или неправильно, что абсолютно неприемлемо, а что еще туда-сюда, жарче всего спорят как раз в относительно продвинутых социальных группах. Конкретно для Москвы с точки зрения микрогеографии (с неизбежным огрублением подхода, конечно!), судя по результатам голосования 8 сентября, это главным образом центр и благополучные районы северо- и юго-запада города. Что же касается реального мордобоя, битых стекол и проломленных черепов, то это удел опять внутригородской периферии.

По случаю событий в депрессивном Бирюлево следовало бы не столько заламывать пальцы в нравственной истерике, сколько добросовестно прикинуть среди погромщиков долю "местных бирюлевских" и тех, кто подтянулся из соседних столь же депрессивных предместий типа Люберец или Балашихи. Следовало бы точно установить реальных организаторов (только не надо про взрыв народной стихии!), определить, какую роль среди них играли бизнес-интересы бандитов, нацелившихся под шумок прибрать к рукам неплохой бизнес на овощной базе. И, наконец, определить хотя бы возрастной состав участников: визуально там было столько малолетней шпаны, сколько едва ли сыщется во всем городском районе.

Кто-нибудь этим занимается по-честному? Похоже, никто. Зато сколько негодующей пены в благородных СМИ!

То, что случилось, не могло не случиться. Другое дело — в какой стилистике. Если стороны вменяемы и готовы договариваться — стилистика будет как в Каталонии или в Шотландии. Если нет и во главу угла проставлена крутизна из подворотни — есть смысл ожидать басконской, шариатской или североирландской стилистики. Это надо четко понимать, в том числе и в контексте разнообразных попыток сохранить и возродить советские манеры.

Советская власть осознанно опиралась на самые депрессивные и маргинальные социальные страты (люмпен — значит подонок). Ленин и Сталин отлично знали, что им нужно, когда делали ставку именно на люмпен-пролетариат. Ему, в отличие от более образованных и состоятельных классов, включая квалифицированных рабочих ("рабочую аристократию"), легче навесить лапшу на уши и пустить в последний и решительный бой — хоть за овощную базу, хоть за Зимний дворец или любую иную разновидность собственности.

Где в объединенной Германии (кстати, единственный случай слияния государств в послевоенной Европе!) в местные парламенты проходят откровенные фашисты и повторяются случаи коллективного нападения нацистов на мусульман, африканцев, югославов? Почти исключительно в бывшей ГДР. Поколение назад она была оплотом спецслужб и социализма, училась ненавидеть врага и верила обещаниям решить просто сложные проблемы. Теперь расплачивается. К счастью для нее, уже почти расплатилась.

А у нас процесс всерьез только пошел. Если исходить из гипотезы про поколение, еще лет на 5-10 может хватить. Вопрос, чем кончится...