"В некоторых странах, находящихся на переходной стадии развития экономики, отмечается кратковременное снижение уровня жизни; а в ряде других стран благосостояние резко улучшилось. Повсюду переходный период изменил экономические правила игры и внес необратимые изменения в отношения между людьми, политическими, социальными и экономическими институтами", — таким вступлением предварил опубликованный вчера Всемирным банком "Отчет о мировом развитии: от плана к рынку" президент ВБ Джеймс Вулфенсон. В докладе дана оценка состоянию реформ в 28 странах Центральной и Восточной Европы, СНГ (включая Россию), а также в Китае, Монголии и Вьетнаме.
Перестройка экономики — задача не из простых. Опираясь на сей бесспорный тезис, авторы доклада предпочли предварить свое исследование эпиграфом из произведения, хорошо (и даже слишком) известного гражданам переходных стран — "Манифеста Коммунистической партии" Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Основоположникам, как считают эксперты ВБ, как никому другому удалось точно живописать картину бурного развития капитализма в XIX веке. В 1917-м Россия и нынешние страны СНГ, в начале 50-х — Восточная Европа принципами рыночной экономики пренебрегли. Возвращение на круги своя — это своего рода повторение пройденного, и Карл Маркс пришелся тут к месту: "Беспрестанные перевороты в производстве... Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения... разрушаются. Все сословное и застойное исчезает".
По словам руководителя авторской группы Алана Гелба, создание институциональной базы рыночной экономики — процесс длительный. И в этой связи важен анализ первых уроков перехода к рынку. Например, что лучше: "шоковый" метод или поэтапные преобразования? Польша, например, осуществила либерализацию одним махом, освободив 90% цен, устранив торговые барьеры и сделав злотый конвертируемым еще в 1990 году. Россия провела либерализацию в 1992 году, сохранив, однако, до 1995 года значительные экспортные ограничения. Вьетнам вынужден был ускорить либерализацию в 1989 году, после того как едва заметные "частичные" реформы не принесли никаких плодов. Китай же избрал путь поэтапного перехода. Между тем, авторы доклада предпочли уйти от противопоставления шоковой терапии и постепенного перехода. Эксперты ВБ полагают, что главное не это. Главное — исходные условия и экономическая политика. Немаловажны для выбора пути и субъективные факторы, которые авторы доклада относят к преимуществам переходных стран: наличие в стране популярного лидера, адекватного административного персонала госаппарата, близость к странам с рыночной экономикой, наконец, важно и то, сохранилась ли в обществе память о рыночных процессах (понятно, что жизненные ассоциации, связанные, например с 1938-м годом — период расцвета экономики стран Восточной Европы — у венгров или румын разительно отличаются от российских). И наличие таких преимуществ способствует сохранению темпов и размаха реформ.
Но если этот тезис бесспорен, то есть и парадоксы. Авторы задаются вопросом, почему, например, Китай, где реформы ни шатко ни валко идут аж с 1978 года, добился самых высоких в мире темпов экономического роста (не считая богатой алмазами крошечной Ботсваны). Ключ к разгадке столь же парадоксален — благоприятные исходные условия. Парадокс в том, что благоприятные — для реформ, но не для общества. В начале реформ доход на душу населения в Китае составлял 1/8 от его уровня в России. Подавляющее большинство населения работало в аграрном секторе, находящемся в очень плачевном состоянии — страна голодала. Личных сбережений китайцы практически не имели, но при эффективном контроле правительства за макроэкономической политикой получили возможность кое-что отложить. В России же, как отмечается в докладе, у населения был "огромный избыток денежной массы", который и спровоцировал громадный рост цен в момент либерализации. И россиян оставил в итоге без средств. А структурные диспропорции в России (раздутый ВПК), энергоемкость ее производств (в несколько раз выше, чем в рыночных странах) сделали переход еще более болезненным. В бедном же Китае диспропорций таких не было, как не было, впрочем, и сопоставимых с российскими производственных мощностей. Но китайцы, отмечают эксперты ВБ, занятые в сельском хозяйстве, могли осуществить переход в новые промышленные компании, позволив правительству не торопиться с глубокими реформами в госсекторе промышленности. В России же, как известно, урбанизация произошла еще в 30-50-е годы, и в структурной перестройке нуждаются едва ли не все "гиганты пятилеток", а их персонал — в социальных программах. Сопоставление в докладе двух моделей экономик — российской и китайской — наводит еще и на такую мысль: китайский опыт, столь покоривший сердца некоторых наших политиков, особенно "левых", для российских реалий категорически не годится!
Весьма любопытный подход у авторов доклада и к проблемам приватизации: степень необходимости ее проведения может быть неодинаковой — она зависит, в частности, от того, сколь эффективно правительства могут контролировать предприятия и насколько учитываются социальные права персонала. С наибольшими трудностями столкнулась здесь опять Россия, ибо самое сложное — это приватизация крупных объектов. Авторы отмечают, что в России доступ к собственности лицам со стороны, в том числе иностранцам, зачастую блокируется на уровне руководителей предприятий.
В целом же вывод из доклада следует оптимистический: вероятность возвращения к плановой экономике крайне мала. Но реформы, в конечном счете, окажутся бесплодными, "если не будут основаны на широком политическом консенсусе. Создание такого консенсуса — возможно, самая важная задача". Для ее решения в краткосрочном плане у России времени немного — до 3 июля.
НАТАЛЬЯ Ъ-КАЛАШНИКОВА